Mango E Arşiv

УДК 94 (41/99)

DOI: 10.37493/2409-1030.2021.1.16

О.А. Шамарина

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОКИ СОВРЕМЕННОЙ ТУРЕЦКОЙ ПОЛИТИКИ «МЯГКОЙ СИЛЫ»

В последние годы Турецкая Республика все более активно заявляет о себе как о региональном лидере. Используя свое выгодное геополитическое положение на стыке двух цивилизаций, а также имперское прошлое, Турция пытается расширить зону своего влияния, посредством включения в орбиту своей внешней политики территорий, некогда входивших в состав Османской империи, апеллируя к их общему историко-культурному прошлому и идейным ценностям. Одной из ключевых стратегий, способствующих формированию привлекательного образа страны с целью упрочения ее влияния на международные отношения, является стратегия мягкой силы. В связи с этим представляется актуальным проанализировать концептуальную основу турецкой политики «мягкой силы». На основе проведенного анализа работ отечественных и зарубежных исследователей, а также теоретических конструкций «мягкой силы» и фактологического материала деятельности политических лидеров страны - Мустафы Кемаль Ататюрка, Тургута Озала и Реджеп Таип Эрдога-на, автор представил три ключевые точки зрения относительно причин ее формирования и исторических истоков. Автор приходит к выводу, что, несмотря на господствую-

щую точку зрения среди зарубежных историков, в соответствии с которой концепт «мягкой силы» был впервые реализован в полной мере после прихода к власти ПСР во главе с Р.Т. Эрдоганом, основы современной политики государства, базирующиеся на представлении об исторической, геополитической и культурной уникальности Турции, были заложены именно Ататюрком, оформленные в последующем курсе на евроинтеграцию Т. Озала. Проделанная работа имеет научную новизну, поскольку ранее в отечественной научной литературе не был представлен исторический анализ с учетом комплексных многоуровневых факторов, оказавших влияние на выбор политической линии Турции. Кроме этого, изучение исторического контекста турецкой политики «мягкой силы» важно и с точки зрения осмысления и выявления специфики ее современного этапа. Автором были введены в научный оборот новые фактологические данные, включен значительный пласт ранее не исследованных и не переведенных на русский язык источников.

Ключевые слова: «мягкая сила», Турция, Партия справедливости и развития, Р.Т. Эрдоган, политика «не-оосманизма» Т. Озал, Мустафа Кемаль Ататюрк.

Olesy Shamarina

HISTORICAL BACKGROUND OF THE MODERN TURKISH «SOFT POWER» POLICY

Over the last years the Republic of Turkey is more actively holding itself out as a regional leader. Using its advantageous geopolitical position at the junction of two civilizations as well as the imperial past Turkey is trying to expand its zone of influence by including the former Ottoman Empire territories into its foreign policy orbit by appealing to the common historical and cultural past and ideological values. One of the key strategies bringing on the country's attractive image creation which is aimed at the strengthening its influence on international relations is the Soft Power strategy. In this regard, it seems relevant to analyze the conceptual basis of Turkish "Soft Power" policy. Based on the analysis of the scientific works of Russian and foreign researchers, as well as "Soft Power" theoretical constructions and factual material on the Turkish political leaders activities - Mustafa Kemal Ataturk, Turgut Ozal and Recep Taip Erdogan, the author presented three key points of view regarding the reasons for its formation and historical background. The author concluded that despite the prevailing point of view

Конец второй половины XX столетия вошел в историю международных отношений не только как период кардинальных трансформаций в балансе сил на мировой арене, ранее поддерживаемом сверхдержавами в эпоху биполярной конфронтации. Он также ознаменовался сменой парадигм и средств достижения и лоббирования собственных целей во внешней политике. Отны-

among foreign historians according to which the concept of "soft power" was first fully implemented after the AKP headed by R.T. Erdogan, the foundations of modern state policy based on the idea of the historical, geopolitical and cultural uniqueness of Turkey were laid by Ataturk. They were later formalized in the course on European integration by T. Ozal. The submitted paper has a scholarly importance since the historical analysis was not presented in the Russian academic literature taking into account the complex multilevel factors that influenced the choice of the political line in Turkey. In addition, the study of the historical context of Turkish "Soft Power" politics is also interesting from the point of view of understanding and identifying the specifics of its current stage. The author introduced new factual data into scientific circulation included a significant layer of previously unexplored and not translated into Russian sources.

Key words: "Soft Power", Turkey, Justice and Development Party, R.T. Erdogan, T. Ozal Policy of "Neo-Ottomanism", Mustafa Kemal Ataturk.

не такие инструменты невоенного воздействия как информационно-пропагандистские стратегии, продвижение привлекательности культуры, образования, моделей организации жизни общества наряду с экономическими инициативами прочно вошли во внешнеполитический арсенал многих стран мира. История не раз доказала обоснованность и эффективность таких шагов, когда в эпоху

культурно-информационной глобализации гуманитарные проекты стали объективно приоритетным средством в поддержании собственной национальной безопасности, дополнив, а зачастую и вытеснив исключительно «жесткую» силу. Все эти компоненты были сведены в понятии «мягкая сила» американским профессором Гарвардского университета Джозефом Наем, автором работы «Пределы лидерства: изменение природы американской мощи», введшего этот термин в отношении глобальной мощи США [7]. Наиболее развернуто Най представил свой концепт в изданной в 2004 г книге «Гибкая сила. Как добиться успеха в мировой политике» [28]. Дебаты, последовавшие после выхода в свет книги, а также огромное множество работ, апеллирующих данным термином в отношении внешнеполитической линии той или иной страны, наглядно демонстрируют актуальность и своевременность идей Д. Ная [7].

Однако сложность в построении теоретической модели «мягкой силы» состоит не только в отсутствии ее четкого определения, но и заключается в проблемах определения ее источников, критериев и показателей применительно к «мягкой силе» каждой отдельной страны. Остро эта проблема стоит и в Турции, где на сегодняшний день существуют различные точки зрения и подходы относительно причин формирования и исторических истоков современной турецкой политики «мягкой силы».

Большинство турецких исследователей, как правило, историков, связывают концепт «мягкой силы» исключительно с приходом к власти Партии справедливости и развития (ПСР) и теми реформами, которые, по мнению турецких аналитиков М.Б. Алтунышык [10, р. 42] и Дж. Чандар [16, р. 4-5], запустили процесс модернизации и укрепления только набиравшей свой вес турецкой силы. Действительно, после прихода к власти в 2002 году умеренной исламской Партии справедливости и развития ^ае ve Ка1ктта Раг^^ АКР) в Турции наметилась тенденция к смене внешнеполитических приоритетов. От господствовавших долгое время доктрины реализма и откровенно прозападной ориентации в сторону большей многовекторности внешней политики страны. При этом особо подчеркивались ее исламские корни и некогда великое имперское прошлое. Вот почему именно в этот период оказались востребованными идеи профессора Стамбульского университета Бейкент Ахмета Давутоглу, ставшие основой политики «нулевых проблем с соседями» и долгое время рассматриваемые в качестве стратегической «дорожной карты» для реализации нового внешнеполитического курса страны [7].

Перемены на международной арене и внешнеполитической парадигме Турции в начале XXI столетия потребовали от нового руководства страны оформления инструментальной базы для

ее реализации, выработки механизмов, которые бы смогли более энергично продвигать «турецкую модель» развития в близлежащих регионах, наиболее восприимчивых к турецкой идеологии [7]. Отметим, что в качестве основополагающих элементов в понятие «турецкая модель» включалось три составляющих: светское государственное устройство, демократическое правление (утвержденные светские порядки в стране совместно с системой партийного плюрализма и политикой европеизации), а также свободные рыночные отношения [4, с. 133]. «Турецкая модель» развития государства противопоставлялась, таким образом, варианту «исламской демократии» и «иранской исламской революционности» [4, с. 133]. Таким важнейшим механизмом, как отмечают турецкие исследователи Алтынай [9] и Калын [22], стала именно политика «мягкой силы». Они полагают, что турецкий потенциал «мягкой силы» получил свое оформление именно с трансформационными процессами, начавшимися с реформами, инициированными ПСР в начале 2000-х гг.

Их коллега, историк Стамбульского университета Сельджен Онер в своей работе «Мягкая сила Турции: новые инструменты и вызовы» [29] отмечает, что Турция в период Холодной войны и вплоть до 1990-х годов рассматривалась на мировой арене исключительно как страна, отдающая приоритет «жесткой» силе из-за доминирующего влияния вооруженных сил на политику страны и недостатков в обеспечении демократии и прав человека. Приход к власти в 2002 г. исламской по происхождению Партии справедливости и развития поставил на повестку дня новые требования и видения будущего развития страны [13, р. 11-12]. Одним из таких основных направлений деятельности партии стала перспектива вступления Турции в ЕС, когда республика получила официальный статус кандидата. Европеизация Турции, которая была провозглашена в качестве основной цели ПСР после своего первого прихода к власти в 2002 году, положительно повлияла на набиравшую обороты «мягкую» силу Турции. Основными, «реформистскими» положениями новой партии в отличие от предыдущего курса страны провозглашались демократия, верховенство права, незыблемость прав человека. В противовес «слепому подчинению» лидеру приоритет отдавался коллективным действиям, сотрудничеству и диалогу. На повестку дня были вынесены и самые злободневные вопросы, волновавшие всех граждан Турции - это вопросы создания новых рабочий мест, повышения уровня заработной платы, проблемы медицинского обслуживания, предоставление доступного образования в стране и другие. Вместо политических споров ПСР обещала социальное примирение, открытый диалог и сотрудничество с другими партиями [Цит. по: 3, с. 144].

Еще до официального формирования нового правительства лидер ПСР РТ. Эрдоган совершил в конце 2001 г серию блиц-визитов по странам Европейского Союза, где провел «неформальные» встречи с политическими лидерами стран, в том числе с председателем Европарламента Пэт Кокс [8, с. 44]. Не вступив официально в должность представителя правительства, а являясь лишь лидером партии, РТ. Эрдоган, таким образом, хотел продемонстрировать европейскому сообществу серьезность своих намерений и готовность Турции к преобразованиям. Помимо прочего,

19 марта 2001 г правительство Бюлента Эджеви-та обнародовало «Общую стратегию Национальной программы». В рамках нее были подготовлены и вынесены на рассмотрение меджлиса три пакета конституционных поправок - «Пакеты мер по гармонизации с ЕС», которые были приняты абсолютным большинством в 2001 - 2002 гг. Помимо прочего, был проведен пересмотр действующего Гражданского кодекса в сторону его дальнейшей демократизации [34, p. 182].

Всего, с конца 2002 и вплоть до 2010 г правительство ПСР приняло семь крупных пакетов конституционных реформ, которые, по сути дела, можно назвать мерами по адаптации Турции к европейским условиям. Неудивительно, что газета European Voice назвала Эрдогана «европейцем 2004 года» за реформы, проводимые в его стране [20]. Выступая перед журналистами на очередной встрече в 2003 г., генеральный секретарь ПСР Ха-лук Ипек отметил: «Пока ещё мы только в начале пути» [16, p. 4-5].

Именно этот прообраз «мягкой» демократии и стал новым ключевым дипломатический стилем во внешней политике Турции в начале XIX столетия. Помимо курса на европеизацию и совместных экономических инициатив, ПСР в лице Р. Т. Эрдогана с 2000-х гг. в большей степени, в сравнении с политикой страны конца прошлого века, начала придавать особое значение гуманитарным проектам. Именно в этот период времени турецкое руководство активизировало рычаги для распространения своего религиозного, идеологического и культурного влияния в десятках стран мира. По большому счету, эти инициативы координировались тремя влиятельными государственными учреждениями, действующими при премьер-министре Турции: Турецким Агентством по сотрудничеству и развитию (Turkiye I§birligi ve Kalkinma Idaresi, TIKA), Турецкими культурными центрами имени Юнуса Эмре и Управлением по делам религии, Диянет [17]. Несмотря на то, что официально эти организации были основаны в XX веке, пик их активности приходится на современный этап. Так, только TIKA за последние

20 лет развернуло свою деятельность в 150 странах мира. На сегодняшний день Агентство имеет 62 Программных офиса в 60 государствах [33].

В пользу этой точки зрения высказывается также американский исследователь Л. Рабин, эксперт Технологического института Джорджии (США), который отмечает, что Турция полноценно смогла начать реализовывать свой потенциал «мягкой силы» лишь после ослабления влияния ряда мусульманских стран - Египта, Саудовской Аравии и Ирана, в рамках политики «нулевых проблем с соседями» [31, р. 143], которая подразумевала не пассивный, как это было при М. К. Ататюрке, а активный поиск «нуля» - чтобы добиться стабильности в регионе, необходимо установление здесь лояльных для Анкары режимов.

Подтверждает данную позицию и официальная статистика - термин турецкая «мягкая сила» впервые появляется в научных публикациях (на турецком и английском языках) с 2001 г., то есть, когда ПСР приходит к власти в Турции 2002 г. [7]. В работе турецких исследователей Йоханана Бенхаима и Керема Октема [12, р. 5] по состоянию на 2013 г. приводятся следующие цифры: термин «мягкая сила» упоминался в 371 статье за 2001 г., ссылки на «турецкую модель» можно найти в 49 записях за тот же период исследований. В период же с 2011 г. по 2013 г. наблюдался значительный рост числа употреблений понятия «турецкая модель» в научных изданиях, что, безусловно, объясняется повышением престижа Турции на мировой арене и попытками использованием ее модели в странах, дестабилизированных Арабской весной [7].

В соответствии с другой, также распространенной точкой зрения, «мягкая сила» Турции восходит к курсу на евроинтеграцию и реформам Тургута Озала (1983 - 1993). Его политика была направлены на унификацию правовой и политической системы страны с нормами Европейского союза [2, с. 83]. И уже тогда оформление «мягкой силы» стало возможным благодаря внешним факторам, сложившимся в постбиполярный период.

После распада СССР Турция больше не рассматривалась в качестве щита от коммунистической угрозы и рисковала превратиться в периферию. В изменившихся условиях было необходимо отказаться от статуса-кво и добиться нового места на мировой арене. Соответственно, активизация внешней политики вполне вписывалась в стратегию государства.

Проводимый им внешнеполитический курс получил негласное наименование «неоосманизм». Т. Озал исходил из того, что длительное время в силу международных причин Турция игнорировала поддержание контактов с соседними странами, ранее входившими в состав Османской империи. В условиях же нестабильной ситуации на Ближнем Востоке и на Балканах, когда вопрос об обеспечении национальной безопасности стал на повестку дня, руководству страны было необходимо инициировать более активную внешнюю по-

литику, которая была бы нацелена на интеграционные процессы в регионе. Помимо укрепления мира и стабильности здесь, политика интеграции со среднеазиатскими и закавказскими республиками имела под собой и экономическую выгоду, поскольку новообразованные государства представляли собой еще «незанятый» рынок инвестиций [32, s. 341]. В 1992 г премьер-министр Турции С. Демирель в своей речи отметил: «Туркмения, Узбекистан, Казахстан, Таджикистан и Киргизия заинтересованы в нашей стране. Турция расширится, несмотря на то, что границы останутся неизменными. Другими словами, Турция расширит свое влияние от Адриатики до Великой китайской стены. Все нации на Кавказе являются нашими братьями. Турция - зрачок в глазу всего региона» [19, р. 53].

Ключевое значение во внешнеполитическом курсе Т. Озал уделил международному экономическому сотрудничеству. Именно усилиями турецкого президента в рамках политики «неоо-сманизма» в феврале 1992 г была возрождена созданная в 1977 г тремя странами-учредителями - Турцией, Ираном и Пакистаном Организация экономического сотрудничества [18] (ОЭС). Если до 1992 г. сотрудничество в рамках ОЭС носило преимущественно двусторонний характер, то теперь деятельность организации значительно активизировалась посредством включения в её состав пяти тюркских республик - Азербайджана, Кыргызстана, Узбекистана, Таджикистана и Туркменистана. В качестве основополагающих целей ОЭС провозгласила ряд экономических инициатив: нормализация транспортного сообщения, коммуникации, содействие укреплению внешней торговли посредством облегчения таможенных тарифов и учреждения совместного Банка инвестиций и развития.

Помимо ОЭС, при Т. Озале Турция также стояла у истоков учреждения межправительственной Организации Черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС), которая была создана для развития сотрудничества, мира, стабильности и процветания в бассейне Чёрного моря [15]. На сегодняшний день организация объединяет 12 государств Причерноморья и Южных Балкан, При этом ОЧЭС ни в коем случае не противопоставлялась ЕЭС, наоборот, отмечалось, что данный союз способствует достижению более высокой степени интеграции в западную экономику [26, р. 64].

Помимо экономической помощи государствам региона, особое внимание уделялось также гуманитарным проектам. Практически во время всех своих встреч на международном уровне Т. Озал подписывал соглашения касательно вопросов культурно-образовательной сферы. Причем во всех этих документах отмечалось общее историческое прошлое, с которым тюркские республики связывали, помимо прочего, религиозные, куль-

турные, лингвистические связи. В рамках организации была также налажена система по переподготовке государственных служащих, военных и педагогических кадров из стран региона в Стамбуле или Анкаре. Таким образом, несмотря на господствовавшее долгое время мнение относительно пассивности Турции в работе ОЧЭС, большинство западных исследователей признают, что именно благодаря усилиям Т. Озала организация стала консолидирующей интеграционной структурой региона [24].

Распад СССР поставил перед Турцией первостепенную задачу по выработке общей языковой платформы с тюркоязычными республиками Центральной Азии. С этой целью в 1991 г в Стамбуле состоялся научный симпозиум по тюркскому алфавиту, на котором по указанию руководства страны ученые Турции должны были в крайне короткие сроки разработать общий для всего тюркского мира алфавит. Турция предложила всем техническую помощь для проведения этой реформы и послужила примером для аналогичных изменений в Центральной Азии. Под руководством Ассоциации турецкого языка и Министерства культуры несколько комитетов в Турции даже разработали и предложили новый «общий тюркский алфавит» для постсоветских стран [23]. Хотя Узбекистан, Азербайджан и Туркменистан не приняли этот вариант полностью, их алфавиты были на деле довольно близки к предложенной Турцией графике.

В целях содействия культурному обмену с Центральной Азией Турция при президентстве Т. Озала возглавила создание Международной организации тюркской культуры (ТЮРКСОЙ). Основанная в 1993 г Азербайджаном, Казахстаном, Кыргызстаном, Узбекистаном, Туркменистаном и Турцией, ТЮРКСОЙ стала, по сути, тюркским эквивалентом ЮНЕСКО. В качестве основополагающих целей организации определялось укрепление культурных связей между тюркским населением Евразии и более широкое продвижение тюркской культуры на мировой арене. Организация работала совместно с различными министерствами, муниципалитетами и частными организациями и в результате обеспечила лучшее взаимопонимание между Турцией и Центральной Азией.

В дополнение к инициативам ТЮРКСОЙ Турция достигла заметных успехов в области образования. Так, сразу после распада Советского Союза Министерство образования Турции разработало весьма амбициозную программу, получившую название «Большой студенческий проект». Цель программы состояла в том, чтобы упростить процесс подачи заявлений и поступления в турецкие университеты для абитуриентов из Центральной Азии. Тысячи студентов из бывших советских республик региона впоследствии получили стипендии на обучение в различных вузах

Турции. Всего было выделено на эти цели около 10 тысяч стипендий. В республиках появилась турецкая литература, газеты. Турецкое национальное телевидение начало вещание в регионе под названием Avrasya (Евразия). Позже в этих странах начали открывать свои филиалы и частные телевизионные станции. Программа позволила тысячам студентов из Центральной Азии из первых уст получить сведения о Турции, и их присутствие в разных городах страны само по себе было выгодно для отношений Турции с регионом.

Параллельно с «Большим студенческим проектом» Турция развернула настоящую агитационную кампанию, рекламирующую обучение в вузах Центральной Азии. Министерство образования страны пошло настолько далеко, что подписало с рядом стран ЦА конвенцию, в соответствии с которой все дипломы, выданные ведущими учебными заведениями Центральной Азии, не требовали дополнительной легализации в Турции. Тысячи турецких студентов в специальных языковых центрах по всей стране изучали не только языки Центральной Азии, но даже русский язык, что еще более способствовало укреплению отношения с регионом. Важной инициативой Турции по созданию благоприятной турецкой среды в регионе стало открытие в ряде стран турецких государственных университетов, среди которых наиболее значимыми акторами «мягкой» силы Анкары стали Международный казахско-турецкий университет имени Ходжи Ахмеда Ясави (МКТУ имени Х.А. Ясави) и Кыргызско-турецкий университет Манас.

Первым университетом, начавшим свою деятельность в Центральной Азии, стал МКТУ имени Х. А. Ясави, расположенный в южном казахском городе Туркестан с филиалами в Шымкенте и Кен-тау [20]. Университет был открыт 6 июня 1991 г. по личной инициативе первого президента Казахстана Нурсултана Назарбаева. Однако через год во время личной встречи Н. Назарбаева и премьер-министра Турции Сулеймана Демиреля было принято решение о реорганизации университета в Международный университет, который стал управляться на корпоративных началах Межправительственным Полномочным Советом. Несмотря на тот факт, что Совет на паритетных началах был представлен по пять членов от каждой страны, его штаб-квартира находится именно в Анкаре. Сам Нурсултан Назарбаев писал, что именно этот университет в скором времени станет образовательным центром возрожденного тюркского мира.

Еще одной значимой инициативой Т. Озала стало создание Турецкого Агентства по сотрудничеству и развитию TIKA, начавшего свою деятельность на территории стран региона с 1992 г. Не менее важной структурой в вопросах религиозного продвижения интересов Турции среди

мусульманских общин на Балканах и в бывших советских республиках стал учрежденный Управлением по делам религий еще в 1995 г. Евразийский исламский совет [10] (Avrasya Islam §urasi, EIC).

Учитывая затяжной системный кризис, в котором находились молодые республики, премьер-министр Турции С. Демирель совместно с политической и бизнес элитой страны весной 1992 г. совершил серию рабочих визитов по странам Средней Азии с целью обсуждения существующих региональных проблем и совместного поиска возможных вариантов их разрешения. Однако на деле переговоры сводились к созданию союза тюркских государств как интеграционной площадки взамен на финансовую поддержку со стороны Турции [5]. Министр иностранных дел Турции X. Четин заявил: «Мы поможем им, но Турция одна не решит их проблем. Я полагаю, что мировое сообщество также должно принять на себя ответственность» [14, p. 3]. Стороны договорились о ежегодном проведении «тюркских саммитов», которые собирали лидеров Турции и четырех тюркских республик Центральной Азии. Однако с 1992 по 1995 г. состоялось всего три встречи на высшем уровне. Более того, на тот период времени уровень экономического развития Турции не располагал к оказанию финансовой помощи этим странам, пытающимся стабилизировать свои экономики в условиях рыночного перехода.

Исследователь из Университета Тафтса, США М. Муфти в своем докладе пришел к выводу, что приоритет в инструментальной базе реализации политики «мягкого внедрения» отдавался экономическим и торговым инициативам [27, p. 3]. Эксперт, таким образом, приходит к выводу, что утверждение Турции в качестве регионального лидера и расширение зоны распространения «турецкой модели» развития посредством применения «мягких» инструментов внешнеполитической доктрины происходит задолго до прихода к власти в 2002 г. Партии справедливости и развития во главе с Р. Т. Эрдоганом.

Таким образом, можно заключить, что при Т. Озале Турция начала претендовать на роль регионального лидера посредством реализации интеграционных проектов с постсоветскими тюркскими республиками, что стало возможным вследствие пересмотра внешнеполитических устоев государства, заложенных еще М.К. Ата-тюрком. В частности, отказ от пассивной внешней политики в пользу ее активизации и продвижения государственных интересов на международной арене. Конечно, не все удалось в силу ряда внутренних и внешних причин. Тот факт, что новообразованным республикам, только освободившимся от советского коммунистического прошлого, возможно, претили навязанные модели развития, к сожалению, не сильно волновал политическое руководство Турции. Тургут Озал

рассматривал экономические и гуманитарные проекты как способ распространения турецкого влияния на Кавказе и в Средней Азии. Такой центростремительный прагматизм и недостаток понимания потребностей среднеазиатских государств объясняет падение турецкого влияния и престижа в этом регионе [7, с. 179-180].

Осознавая это, европейские и американские союзники Турции начинают постепенно отходить от идеи популяризации турецкой модели в цен-тральноазиатских республиках отчасти из-за глубоко укоренившегося секуляризма в этих обществах. С 1996 г. страны ЕС переходят на прямой уровень взаимоотношений с бывшими советскими республиками, заключая двусторонние договоры о сотрудничестве, в обход Турции.

Менее распространенной является третья, альтернативная точка зрения.

С момента своего официального провозглашения в качестве независимого суверенного государства 29 октября 1923 г внешнеполитическая парадигма Турецкой Республики претерпела заметные изменения. Политические и идейные основы турецкого государства были заложены Мустафой Кемаль Ататюрком. Его «Шесть стрел» -республиканизм, национализм, народность, лаи-цизм, этатизм и революционность, а также лозунг «Мир в стране - мир во всем мире» означали отказ от османских имперских амбиций и ориентацию на турецкий национализм в демократических пределах. В соответствии с третье точкой зрения, которую в большей степени разделяют отечественные и европейские исследователи, «мягкая сила» Турции исторически восходит к реформам Му-стафы Кемаль Ататюрка первой половины XX в. Так, Д.М. Ковба и А.С. Исаков полагают, что после преобразования абсолютной монархии Османской империи в республику «нового» европейского типа, Турция впервые предстала на мировой арене как обладатель мягкой силы и прообраз для распространения турецкой модели развития в соседних странах [3, с. 83]. Турецкий лидер и его политические союзники концептуализировали в Турецкой Республике современное светское прозападное государство в то время, когда секу-ляризм был исключением в исламском мире [25, р. 539]. Для многих западных стран, и особенно Франции, кемалистская Турция и ее светские институты представляли собой потенциальную модель развития и модернизации других мусульманских странах [30, р. 300]. Не стоит забывать и тот факт, что длительное пребывание в составе Османской империи многочисленных этнических групп, проживающих ныне на территории Евразии, в том числе курдов, боснийцев, албанцев, греков, не могло ежеминутно перечеркнуть многовековой исторический опыт сосуществования в рамках великой империи [6]. Именно историческое наследие и культурные связи с уже неза-

висимыми соседними странами в первые годы существования Турецкой Республики позволяют говорить о зарождении прообраза «мягкой силы», распространяющейся от Балкан до Ближнего Востока и Центральной Азии. Активизация же конкретных механизмов по реализации данной политики стала возможной благодаря влиянию внешнего фактора - распада СССР, пересмотра внешнеполитических инициатив руководством Турции и вхождением ряда новообразованных стран в потенциальную сферу влияния Анкары.

В Афганистане, Иране, Пакистане и даже некоторых новых независимых бывших османских провинциях на Ближнем Востоке после Второй мировой войны местные модернизаторы часто находились под влиянием турецкого кемалист-ского опыта [21, р. 1-17]. Точно так же Турция рассматривалась как потенциальная страна для подражания во время волны независимости движения в бывших колониях после Второй мировой войны. Например, в Тунисе реформы секуляризации режима Хабиба Бургибы отразили те, которые проводились в кемалистской Турции 1920-х годов, особенно с точки зрения секуляризации семейного права и рационализации реформ как части иджтихада или независимых рассуждений [35, р. 55].

Таким образом, рассмотренные позиции отечественных и зарубежных исследователей относительно причин формирования и исторических истоков турецкой политики «мягкой силы» позволяют прийти к следующим выводам. Политика и Мустафы Кемаль Ататюрка, и Тургута Озала заложила прочный базис для институционального оформления «мягкой силы». Конечно, говорить о подобной политической линии в чистом виде в период руководства М. К. Ататюрка не представляется возможным в силу относительно пассивной внешней политики страны, которая привела к фактической изоляции Турции на мировой арене. Вместе с тем, нельзя отрицать того факта, что основы современной политики государства, базирующиеся на представлении об исторической, геополитической и культурной уникальности Турции, наследницы некогда великой Османской империи, страны, являющейся прообразом развития для мусульманских республик, были заложены именно Ататюрком. Вектор либерализации, заданный Т. Озалом в рамках его политики «не-оосманизма», предусматривающей вовлечение в орбиту влияния территорий, ранее входивших в состав Османской империи, был также основан на концептуальных идеях Ататюрка - общности историко-культурного прошлого. Многочисленные гуманитарные и экономические проекты, инициированные Т. Озалом в конце прошлого столетия, доказали обоснованность и эффективность таких инструментов набирающей оборот политики «мягкой силы». Окончательное же осмысление

этого концепта в качестве основополагающего ресурса внешней политики страны нашло воплощение в деятельности правящей в настоящее время Партии справедливости и развития. Р.Т. Эрдоган смог оптимально совместить военный, исторический, геополитический и культурный потенциал с «мягкими» рычагами лоббирования

государственных интересов на мировой арене. Во внешнеполитическую стратегию ПСР включила старые инструменты политики «мягкой силы», доставшиеся «в наследство» от Т. Озала и М. К. Ататюрка, совместив их с теми, которые встали на повестку дня в новых мировых реалиях XXI столетия.

Источники и литература

1. Алиева А.И.К. «Мягкая сила» в современной внешней политике Турции // Вестник Московского университета. Сер. 25: Международные отношения и мировая политика. 2014. Т. 6. № 3. С. 63-94.

2. Ковба Д. М. «Мягкая сила»: рецепция концепта азиатскими государствами в // Известия Уральского федерального университета. Сер. 3, Общественные науки. 2018. Т. 13. № 3 (179). С. 79-88.

3. Надеин-Раевский В.А. РТ. Эрдоган как пример политика-харизматика // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2017. № 6. С. 138-154.

4. Овсепян Л. Турецкая модель и обусловленность внешней политики Анкары в странах Центральной Азии стратегическим интересам Запада // Центральная Азия и Кавказ. № 2 (62). 2009. C. 130-137.

5. Савин Д.А. Тургут Озал: человек и политик (по материалам англо-американской печати): дисс. ... канд. ист. наук. Ярославль, 2012. 221 с.

6. Сафонкина Е.А. Турция как новый актор политики «мягкой силы» // Вестник международных организаций: образование, наука, новая экономика. 2014. Т. 9. № 2. С. 145-166.

7. Шамарина О.А. Дискурс турецкой «мягкой силы» в контексте трансформации внешнеполитического курса Турции в 2001-2015 годах (на основе анализа выступлений турецких политических лидеров) // Известия Саратовского университета. Новая серия. Сер.: История. Международные отношения. 2019. Т. 19. № 4. С. 494-498.

8. Шлыков В.И. Влияние фактора переговоров с ЕС на проведение реформ в Турции (1999 - 2009 гг.) // Турция в условиях новых внутренних и внешних реалий. М.: ИВИ РАН, 2010. С. 37-58.

9. Altinay H. Turkey's Soft Power: an unpolished gem or an elusive mirage? Insight Turkey. 2008. Vol. 10. No. 2. P. 55-66.

10. Altuniçik M. B. The possibilities and limits of Turkey's Soft Power in the Middle East. Insight Turkey. 2008. Vol. 10. No. 2. P. 41-54.

11. Avrasya islam Çurasi (official website). URL: https://avrasyaislamsurasi.diyanet.gov.tr/tr-TR/ (Accessed: 05.06.2020).

12. Benhaïm Y., Öktem K. The rise and fall of Turkey's soft power discourse. Discourse in foreign policy under Davutoglu and Erdogan // European Journal of Turkish Studies (Online). 2015. No. 21. P. 1-26. URL: https://journals.openedition.org/ ejts/5275 (Accessed: 05.06.2020).

13. Bilgin P. Hard power, Soft power: toward a more realistic power analysis. Insight Turkey. 2008. Vol. 10. Issue 2. P. 5-20. URL: http://pbilgin.bilkent.edu.tr/Bilgin-Elis-IT-2008.pdf (Accessed: 05.06.2020).

14. Brown J.M. Turkish Premier to Bolster Links With Central Asia // Financial Times. April 27. P. 3.

15. BSEC - The Black Sea Economic Cooperation (official website). URL: bsec-organization.org (Accessed: 05.06.2020).

16. Çandar C. Turkey's "Soft Power" strategy: a new vision for a Multi-Polar World. SETA Policy Brief. 2009. No. 38. December. P. 3-11. URL: http://setadc.org/wp-content/uploads/2015/05/SETA_Policy_Brief_No_38_Turkeys_Soft_Power_Strategy_ Candar.pdf (Accessed: 05.06.2020).

17. Çavuçoglu M. Speech at the Opening of the 7th Ambassadors' Conference. Ministry of Foreign Affairs. 5 January [online] / URL: http://www.mfa.gov.tr/disisleri-bakani-sayin-mevlut-cavusoglu_nun-vii_-buyukelcilerkonferansinin-acilisinda-yaptigi-konusma_-5-ocak-2014_-ankara.tr.mfa (Accessed: 05.06.2020).

18. Economic Cooperation Organization (official website). URL: http://www.eco.int/ (Accessed: 05.06.2020).

19. Gürler R.T. Turkey's Soft Power towards Central Asian Countries after the Cold War. Sakarya. 2011. P. 100-113. URL: http://uli.sakarya.edu.tr/sites/uli.sakarya.edu.tr/file/1371681799-recepgurler.pdf.pdf.pdf (Accessed: 05.06.2020).

20. Haberin Erdogan named European of the Year. NTV-MSNBC URL: http://arsiv.ntv.com.tr/news/298717.asp?cp1=1 (Accessed: 05.06.2020).

21. Jung D. Turkey and the Arab World: Historical Narratives and New Political Realities. Mediterrenean Politics, vol. 10. No.1 (Winter 2005). P. 1-17.

22. Kalin i. Soft power and public diplomacy in Turkey. Perceptions. 2011. Vol. XVI. No. 3. Autumn. P. 5-23.

23. Kara A. Türk Keneçi (Konseyi) ve Türk Dünyasinin 34 Harfli Ortak Alfabe Sistem. Prof. Dr. Kara A. personal website (December 7, 2012). URL: http://www.abdulvahapkara.com/turk-kenesi-ve-alfabe/ (Accessed: 05.06.2020).

24. Lachiner S. Turgut Ozal period in Turkish Foreign policy: Ozalizm // Turkish Weekly. 2009. March 9. URL: http://www. turkishweekly.net/article/333/turgut-ozal-period-in-turkish-foreignpolicy-ozalism.html (Accessed: 05.06.2020).

25. Mango A. Ataturk: The Biography of the Founder of Modern Turkey. New York: Overlook Press, 2002. 539 p.

26. Mayal S.Y. Turkey: Thwarted ambition. Washington, 1997. 64 p.

27. Mufti M. A little America: the emergence of Turkish hegemony. Middle East Brief. 2011. No. 51. 117 p.

28. Nye J. Soft Power: the means to success in world politics. NY, 2004. 192 p. URL: http://www.academia.edu/28699788/ Soft_Power_the_Means_to_Success_in_World_Politics_-_Joseph_S._Nye_Jr (Accessed: 05.06.2020).

29. Öner S. Soft Power in Turkish foreign policy: new instruments and challenges. Euxeinos. 2013. No. 10. P. 7-15.

30. Pérouse J. Édouard Herriot, un pédagogue laïc en Turquie (1934): la bonne foi et la méprise» in V. Schiltz (éd.), De Samarcande à Istanbul: étapes orientales. Hommages à Pierre Chuvin - II, CNRS Éditions, 2015. 320 p.

31. Rubin L. A typology of soft powers in Middle East politics. The Dubai Initiative. Working Paper. 2010. No. 5. 143 p.

32. Çahin M., Çevik B.S. Türk Diç Politikasi ve Kamu Diplomasisi. Ankara, 2015. 611 s.

33. TIKA (official website). URL: https://www.tika.gov.tr/tr (Accessed: 05.06.2020).

34. Usui A. From Euro-skepticism to euro-enthusiasm to euro-fatigue // Secular and Islamic Politics in Turkey. Ed. U. Cizre. N.Y., 2008. P. 175-198.

35. Weideman J. Tahar Haddad after Bourguiba and bin Ali: A Reformist between Secularists and Islamists // International Journal of Middle East Studies. 2016. Vol. 48. No. 1. February. P. 47-65.

References

1. Alieva A.I.K. «Myagkaya sila» v sovremennoj vneshnej politike Turcii ('Soft Power' in foreign policy of modern Turkey) // Vestnik Moskovskogo universiteta. Ser. 25: Mezhdunarodnye otnosheniya i mirovaya politika. 2014. Vol. 6. No. 3. P. 6394. (In Russian).

2. Kovba D.M. «Myagkaya sila»: retseptsiya kontsepta aziatskimi gosudarstvami ("Soft Power": concept reception by Asian states) // Izvestiya Ural'skogo federal'nogo universiteta. Obshchestvennye nauki. 2018. Vol. 13. No. 3 (179). P. 79-88. (In Russian).

3. Nadein-Raevskii V.A. R.T. Erdogan kak primer politika-kharizmatika (R.T. Erdogan as an example of charismatic politics) // Kontury global'nykh transformatsii: politika, ekonomika, pravo. 2017. No. 6. P. 138-154. (In Russian).

4. Ovsepyan L. Turetskaya model' i obuslovlennost' vneshnei politiki Ankary v stranakh Tsentral'noi Azii strategicheskim interesam Zapada (Turkish model and Ankara's foreign policy conditionality in Central Asian countries to the strategic interests of the West) // Tsentral'naya Aziya i Kavkaz. 2009. No. 2 (62). P. 130-137. (In Russian).

5. Savin D.A. Turgut Ozal: chelovek i politik (po materialam anglo-amerikanskoi pechati) (Turgut Ozal: person and politician (based on the materials of the Anglo-American press): thesis. Yaroslavl', 2012. 221 p. (In Russian).

6. Safonkina E.A. Turciya kak novyj aktor politiki «myagkoj sily» (Turkey as a new "Soft Power" policy actor) // Vestnik mezhdunarodnyh organizacij: obrazovanie, nauka, novaya ekonomika. 2014. Vol. 9. No. 2. P. 145-166. (In Russian).

7. Shamarina O.A. Diskurs tureckoj «myagkoj sily» v kontekste transformacii vneshnepoliticheskogo kursa Turcii v 20012015 godah (na osnove analiza vystuplenij tureckih politicheskih liderov) (The discourse of Turkish «Soft Power» in the context of the Turkish foreign policy transformation in 2001-2015 (based on Turkish political leaders' speech analysis) // Izvestiya Saratovskogo universiteta. Novaya seriya. Istoriya. Mezhdunarodnye otnosheniya. 2019. Vol. 19. No. 4. P. 494 -498. (In Russian).

8. Shlykov V.I. Vliyanie faktora peregovorov s ES na provedenie reform v Turtsii (1999 - 2009) (The impact of negotiations with the EU on reforms in Turkey (1999 - 2009) // Turtsiya v usloviyakh novykh vnutrennikh i vneshnikh realii. Moscow: IWH of RAS publ., 2010. P. 37 - 58. (In Russian).

9. Altinay H. Turkey's Soft Power: an unpolished gem or an elusive mirage? Insight Turkey, vol. 10. No. 2. 2008. P. 55-66.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

10. Altuni^ik M. B. The possibilities and limits of Turkey's Soft Power in the Middle East. Insight Turkey. 2008. Vol. 10. No. 2. P. 41-54.

11. Avrasya islam §urasi (official website). URL: https://avrasyaislamsurasi.diyanet.gov.tr/tr-TR/ (Accessed: 05.06.2020).

12. Benhaim Y., Öktem K. The rise and fall of Turkey's soft power discourse. Discourse in foreign policy under Davutoglu and Erdogan // European Journal of Turkish Studies (Online). 2015. No. 21. P. 1-26. URL: https://journals.openedition.org/ ejts/5275 (Accessed: 05.06.2020).

13. Bilgin P. Hard power, Soft power: toward a more realistic power analysis. Insight Turkey. 2008. Vol. 10. Issue 2. P. 5-20. URL: http://pbilgin.bilkent.edu.tr/Bilgin-Elis-IT-2008.pdf (Accessed: 05.06.2020).

14. Brown J.M. Turkish Premier to Bolster Links With Central Asia // Financial Times. April 27. P. 3.

15. BSEC - The Black Sea Economic Cooperation (official website). URL: bsec-organization.org (Accessed: 05.06.2020).

16. Qandar C. Turkey's "Soft Power" strategy: a new vision for a Multi-Polar World. SETA Policy Brief. 2009. No. 38. December. P. 3-11. URL: http://setadc.org/wp-content/uploads/2015/05/SETA_Policy_Brief_No_38_Turkeys_Soft_Power_Strategy_ Candar.pdf (Accessed: 05.06.2020).

17. Qavu^oglu M. Speech at the Opening of the 7th Ambassadors' Conference. Ministry of Foreign Affairs. 5 January [online] / URL: http://www.mfa.gov.tr/disisleri-bakani-sayin-mevlut-cavusoglu_nun-vii_-buyukelcilerkonferansinin-acilisinda-yaptigi-konusma_-5-ocak-2014_-ankara.tr.mfa (Accessed: 05.06.2020).

18. Economic Cooperation Organization (official website). URL: http://www.eco.int/ (Accessed: 05.06.2020).

19. Gürler R.T. Turkey's Soft Power towards Central Asian Countries after the Cold War. Sakarya. 2011. P. 100-113. URL: http://uli.sakarya.edu.tr/sites/uli.sakarya.edu.tr/file/1371681799-recepgurler.pdf.pdf.pdf (Accessed: 05.06.2020).

20. Haberin Erdogan named European of the Year. NTV-MSNBC URL: http://arsiv.ntv.com.tr/news/298717.asp?cp1=1 (Accessed: 05.06.2020).

21. Jung D. Turkey and the Arab World: Historical Narratives and New Political Realities. Mediterrenean Politics, vol. 10. No.1 (Winter 2005). P. 1-17.

22. Kalin i. Soft power and public diplomacy in Turkey. Perceptions. 2011. Vol. XVI. No. 3. Autumn. P. 5-23.

23. Kara A. Türk Kene§i (Konseyi) ve Türk Dünyasinin 34 Harfli Ortak Alfabe Sistem. Prof. Dr. Kara A. personal website (December 7, 2012). URL: http://www.abdulvahapkara.com/turk-kenesi-ve-alfabe/ (Accessed: 05.06.2020).

24. Lachiner S. Turgut Ozal period in Turkish Foreign policy: Ozalizm // Turkish Weekly. 2009. March 9. URL: http://www. turkishweekly.net/article/333/turgut-ozal-period-in-turkish-foreignpolicy-ozalism.html (Accessed: 05.06.2020).

25. Mango A. Ataturk: The Biography of the Founder of Modern Turkey. New York: Overlook Press, 2002. 539 p.

26. Mayal S.Y. Turkey: Thwarted ambition. Washington, 1997. 64 p.

27. Mufti M. A little America: the emergence of Turkish hegemony. Middle East Brief. 2011. No. 51. 117 p.

28. Nye J. Soft Power: the means to success in world politics. NY, 2004. 192 p. URL: http://www.academia.edu/28699788/ Soft_Power_the_Means_to_Success_in_World_Politics_-_Joseph_S._Nye_Jr (Accessed: 05.06.2020).

29. Öner S. Soft Power in Turkish foreign policy: new instruments and challenges. Euxeinos. 2013. No. 10. P. 7-15.

30. Pérouse J. Édouard Herriot, un pédagogue laïc en Turquie (1934): la bonne foi et la méprise» in V. Schiltz (éd.), De Samarcande à Istanbul: étapes orientales. Hommages à Pierre Chuvin - II, CNRS Éditions, 2015. 320 p.

31. Rubin L. A typology of soft powers in Middle East politics. The Dubai Initiative. Working Paper. 2010. No. 5. 143 p.

32. Çahin M., Çevik B.S. Türk Diç Politikasi ve Kamu Diplomasisi. Ankara, 2015. 611 s.

33. TIKA (official website). URL: https://www.tika.gov.tr/tr (Accessed: 05.06.2020).

34. Usul A. From Euro-skepticism to euro-enthusiasm to euro-fatigue // Secular and Islamic Politics in Turkey. Ed. U. Cizre. N.Y., 2008. P. 175-198.

35. Weideman J. Tahar Haddad after Bourguiba and bin Ali: A Reformist between Secularists and Islamists // International Journal of Middle East Studies. 2016. Vol. 48. No. 1. February. P. 47-65.

Сведения об авторе

Шамарина Олеся Александровна - аспирант кафедры международных отношений и внешней политики России института истории и международных отношений Саратовского национального исследовательского государственного университета имени Н. Г. Чернышевского (Саратов) / [email protected]

Information about the author

Shamarina Olesia - Postgraduate Student, Chair for International Relations and Foreign Policy of Russia, Saratov State University named after N. Chernishevskii (Saratov) / [email protected]

«Pontic Money-Changer: Money of the Local Market». VIII International Numismatic Symposium. Papers аnd Communications. Simferopol’: ARIAL Publ., 2021 (in Russian): CONTENTS Ablaev E. D., Lavrov V. V. (Simferopol) Coin Finds from the 2021 Surveys near the Church at the Foot of Kilisa-Kaia Mountain (21). Alekseienko N. A. (Simferopol) A Rare Rechenpfennig of Tirol from the Settlement at Cape Ai-Todor (Southern Coast of Crimea) (27). Alekseienko N. A., Antipenko A. V. (Simferopol) On the Issue of Cherson-Byzantine Lead Coins (37). Alekseienko N. A. (Simferopol), Staroverov D. A. (Brest) A Trophy or a Foreign Merchant: An Assemblage of Western European Coins from the Late 16th and the First Half of the 17th Centuries Discovered in Feodosia (A Preliminary Report) (43). Babiets A. I. (Krasnodar), Popov Iu. V. (Rostov-on-Don), P’iankov A. V. (Krasnodar)The Milliaresia Discovered in Novorossiysk in 2018: Metal Composition (55). Boldureanu A. (Kishinev) The Lead Trade Seals of the City of Zwickau (14th to 17th Centuries) Discovered in Moldova (59). Bukatov A. A. (Sevastopol) An Early Byzantine Stamp from Kruglaia Bay Featuring an Emperor on an Amphora (67). Butyrskii M. N., Zaitsev V. V. (Moscow), Serdiukov P. V. (Krasnodar) New Specimens of the So-Called Silver Coins of Tmutorokan Minted by Mstislav Vladimirovich: The Problem of Attribution (71). Goncharov E. Iu. (Moscow), Amosov M. А. (Kolomna) A Die for Imitations of Indian Dinars Found in Crimea (77). Goncharov E. Iu., Chkhaidze V. N. (Moscow) New Finds of Medieval Coins from the Taman Peninsula: Part 3 (81). Guruleva V. V. (Saint Petersburg) The Question of Priorities in the Classification of the Aspra of the Trebizond Empire (85). Dergaciova L. V. (Bucharest) On One Moldavian Coin Found on the Ukrainian Black Sea Shore (91). Evdokimova А. А. (Moscow) Linguistic and Palaeographic Features of the Byzantine Coins with Greek Legends from the Dumbarton Oaks Collection (97). Zakharov E. V. (Moscow) Circulation Features of the Electrum Coins of Kyzikos in the Northern Black Sea Area in the 5th and 4th Centuries BC: The Case of Tauric Chersonesos (103). Zverev S. V. (Moscow) The Cherson-Byzantine Coins in the History of the Early 19th Century Search for the Most Ancient Coins of Rus’ (105). Zverev S. V. (Moscow) A Counting Token of Nuremberg from the Late 16th to the First Third of the 17th Centuries Discovered in the Area of Mangup (111). Zinko V. N., Zinko A. V. (Kerch) A Byzantine Solidus Excavated at the Bosporan City of Tyritake (115). Ivanov S. V. (Simferopol), Zelenko S. M. (Kiev), Tsarenko S. A. (Simferopol) A Dolphin Coin of Olbia from the Sudak Bay Waters (119). Korshenko A. N. (Moscow) ФIΛОПАТОРОΣ: Tessera or Coin? (125). Maiko V. V., Gavrilov A. V. (Simferopol) Coin Finds from the Late Medieval and Modern-Period Settlements of South-Eastern Crimea: Excavations of 2016 (131). Maiko V. V. (Simferopol), Goncharov E. Iu. (Moscow) A Numismatic Assemblage Excavated at a Bathhouse in Medieval Solkhat (139). Mammadova А. М. (Baku) A Hoard of Golden Coins Discovered in Salyan in 1951 (149). Myzgin K. V. (Warsaw) An 1876 Hoard of Roman Coins from Obolon’: Unique Discovery or Usual Mystification? (155). Naumenko V. E., Nabokov A. I., Yakushechkin A. V. (Simferopol) Unpublished Numismatic Materials Excavated at the Early Medieval Cemeteries of Mangup: The Cemeteries of Iuzhnyi I, Iuzhnyi II, and Adym-Chokrak (163). Ovcharov V. (Sofia) Undescribed Coins Featuring the Monogram “Т” (a Tamgha?) and a Cross / 14th to 15th Centuries (173). P’iankov A. V. (Krasnodar), Zav’ialov S. L. (Rostov-on-Don), Policyn E. B.(Krasnodar) A Plated Imitation of the Solidus of Emperor Leo III Found on the Taman Peninsula (183). Sidorenko V. A. (Simferopol) A Mongol Inscription on a Copper Coin of Golden-Horde Crimea (189). Smychkov K. D. (Belovodsk, Ukraine) Some New Finds of Byzantine Molybdoboulla from the Area of Rus’ (199). Snytko I. А. (Nikolaev) Finds of Ancient Greek Coins near the Village of Rybach’e on the Kinburn Peninsula (213). Stepanova E. V. (Saint Petersburg) The Seals of the Kommerkiarioi of the Rus’ians (219). Stolba V. F., Peter U. (Berlin) A Hoard of Roman Denarii from the Area of Olbia (223). Stupko M. V., Turovskii E. Ia. (Sevastopol) Silver Didrachms of the 2020 Hoard of Chersonesean Coins from Kazach’ia Bay (233). Turovskii E. Ia. (Sevastopol) On the Bronze Coins of Tauric Chersonesos from the Second Quarter of the 3rd Century BC (237). Tsepkov Iu. A. (Sevastopol) New Varieties of Cherson-Byzantine Coins (241). Chkhaidze V. N. (Moscow) Artistic Numismatics of Matarcha-Tmutorokan: Pejorative “Tmutorokan Imitations,” Stocks, and an Illegitimate Usurper (251). Shonov I. V. (Simferopol) An “Unusual” Silver Coin Type of Ancient Theodosia (259).

Заправка автокондиционеров

Как выполняется процесс заправки фреоном системы кондиционера автомобиля в

нашем сервисе.

Сама по себе заправка, процедура несложная, но перед тем как её

сделать, автокондиционер надо проверить на отсутствие течи

фреона герметичность, при помощи диагностики вакуумом.

К штуцерам для заправки автокондиционера, обычно находящихся на

трубках магистрали высокого низкого давления, подключаем специальное

оборудование манометрическую станцию с вакуумным насосом.

Под воздействием вакуума происходит разряжение внутренних полостей

освобождая их от влаги и испарений. Также в момент вакуумирования удаляются

различные загрязнения, которые могли попасть внутрь, если была нарушена

герметичность и им давно не пользовались.

Затем в неё добавляется определённое количество хладагента для создания

давления, вместе со специальным компрессорным маслом.

Далее мастера тестируют составные автокондиционера на целостность,

возможные причины малейших поломок. Неисправности при проверке в работе

автокондиционера, специалист может определить по давлению на манометрах

расположенных на коллекторе станции.

Если всё в порядке, течи не обнаружено, автокондиционер заполняется

необходимым количеством фреона и соответствующим типом масла предписанным

заводом производителя, указанной в сервисной книжке выданной с машиной.