Vegas Rush Casino Запрос На Снятие Денег Игроком Был Отклонен Изза Политики Смешивания Средств.
Что рассказала и показала Nvidia на своей презентации
Что рассказала и показала Nvidia на своей презентации
Une courte croisière de la Corse jusqu’à la Sardaigne, est un beau voyage entre deux îles ! Dans quelles conditions ? Le ferry est, cette fois encore, le transport corse qui vous permet de conjuguer plaisir et économies.
Environ 40 minutes sont nécessaires pour traverser la mer qui sépare ces deux îles. Quels transports corses sont mis à disposition ? Vous retrouverez différentes navettes pour ce trajet !
Les départs se font du port depuiss Propriano, Bonifacio et Ajaccio et l’arrivée en Sardaigne. Les traversées ont lieu régulièrement. Les ferries corses prennent la direction de la Sardaigne à des horaires étudiés pour que vous puissiez effectuer un circuit entre la Corse et la Sardaigne, en un ou deux jours, selon vos envies.
Le tarif est unique pour ce transport corse, et il est également possible d’embarquer votre voiture, avec une option supplémentaire. Cette courte escapade vous permet d’effectuer une croisière et la découverte d’une seconde île avec un petit budget&#; vous ne pouvez pas manquer la Sardaigne !
Table of contents : Евгений Майбурд The Philosophy of HLA Hart Herbert Lionel Adolphus Hart was born in His family background bore little connection with academics; both his parents came from migrant Jewish families involved in the tailoring trade, which led them to establish a highly successful upmarket clothing business in Harrogate, England. Hart graduated in from Oxford University. Despite his philosophical leanings, he opted for the Bar, and practiced in the Chancery Court till about During World War II he worked in military intelligence. After the war, he took up a teaching fellowship in philosophy at Oxford. In he was made Professor of Jurisprudence of the University. Even though at the time of his appointment he had little experience in the subject and barely any publications, he began to make fundamental seminal contributions to the subject within a few years. The Concept of Law, his most influential book, was published in Hart was strongly influenced by philosophers such as Ludwig Wittgenstein and JL Austin, and his academic career was marked by several celebrated debates on law and morality with Lon Fuller, Lord Devlin, Ronald Dworkin and others. His last years were marked by extreme distress; in particular, newspaper reports accusing his wife of having been a Soviet spy caused a severe nervous breakdown. HLA Hart died in Hart belongs to the positivist school of jurisprudence, of which Bentham and Austin are noted members. And yet his contributions mark a radical departure from the latter. The key to this seeming paradox lies in an insight so simple that it often eludes due comprehension; namely the assertion that laws are nothing but rules. But is that not obvious? Not really. This is because Hart tends to interpret the term ‘rule’ in a very specific way, which is intrinsically incompatible with Bentham’s and Austin’s treatment of laws as commands. In fact so fundamental is this incompatibility that it marks the location of the radical departure we mentioned earlier. To understand Hart, therefore, we have to contextualize his contributions within the larger discourse of legal positivism; otherwise we shall surely end up with an understanding that is at best incomplete and at worst downright distorted. We begin by briefly recalling what we know of classical positivism: this includes not only what positivism stands for but also the thinking behind it. Next we examine the shortcomings of classical positivism, specifically the shortcomings Hart himself identifies; this is necessary because they mark the starting point of Hart’s own contributions. From here on we focus on the solutions Hart suggests to overcome these shortcomings. The fourth section addresses the internal aspect of law, the main distinction between Hart’s rules and his predecessors’ commands. Next we examine Hart’s other fundamental insight, namely that the law involves two different kinds of rules, primary and secondary. Lastly we look at the implications of Hart’s work on allied issues like morality and justice. Legal positivists drew much inspiration from Renaissance-era scientists who rejected explanations that involved notions like divine will or higher law or purpose, whose existence or validity could be neither proved or disproved. One key aspect of this new scientific method involved how facts were perceived; unlike in earlier times, only something whose existence is determined empirically (that is, objectively through observation) is considered a fact. This objectivity was to be achieved by maintaining a separation or distance between the observed and the observer. The observer took care not to influence what was being observed. Even if what was being observed was an experiment set up inside a laboratory, the observer took care not to intervene once the experiment had commenced. This is known as observing from an external viewpoint. Both empiricist philosophy (i.e. the belief that knowledge comes from observation and other sensory experience) and the external viewpoint played critical roles in the discourse of legal positivism. Positivists contended that that validating laws on the basis of whether or not they conform to norms of divine will or morality represented a futile quest, since even an unjust law will continue to function as law: as Austin said, ‘The existence of law is one thing; its merit or demerit is another. Or, in the words of Hart himself: ‘[I]t is in no sense a necessary truth that laws reproduce or satisfy certain demands of morality. This is known as the separability thesis, that is, the thesis that the validity of law is separate from its conformance with morality. Positivists also postulated instead that the question whether a law is valid or not should be determined on the basis of facts empirically observable and determinable from an external viewpoint; this is known as the social fact thesis. For example, when an Austinian sovereign issues a command, or when a legislature passes a bill, these events are facts whose existence can be proved or disproved through empirical evidence. The third central premise of positivism, the conventionality thesis, claims that law necessitates ‘a kind of convention or social practice … among officials on the criteria for membership in the category “law” This thesis is associated with Hart, so we shall examine it in greater detail later. Our discussion on classical positivism tells us that Austin characterizes law as a command, that is, the ‘expression or intimation of a wish, with the power and the purpose of enforcing it’. Hart points out that equating commands with ‘orders backed by threats’, as he calls it, is essentially misleading. It obscures the distinction between a bank robber ordering a cashier, and a general commanding or giving an order to a sergeant. In the latter case, can we say that the predominant reason for the sergeant obeying the general was the fear of sanctions? In his later book Essays on Bentham (OUP ) Hart suggests that when a general commands a sergeant, he intends the sergeant to act on his command, that is, he requires the sergeant to recognize that he wants him to act. And once the sergeant recognizes that the general requires him to act, then this recognition itself ‘should function as at least part of the hearer’s reason for acting.’ In other words, the command itself, and not any accompanying threat of sanctions, constitutes the sergeant’s reason for action. Also, while certainly the bank robber’s threat to shoot may oblige the cashier to comply, can we say that it also obligates compliance? To Hart’s mind, describing this as an obligation is inappropriate. On the other hand, certainly the general’s command to the sergeant, or for that matter any issuance of command or generally any exercise of authority carries with it an obligation to comply. Habits can be either personal, i.e. specific to individuals; or social, that is, prevalent generally among a group. An example of the first is the habit of reading newspapers in the morning, while the practice of a group of students to, say, watch a film every Friday, belong to the second category. We know that Austin invokes the notion of ‘habit of obedience’, by which he meant social rather than personal habits, as a vital component of his characterization of sovereignty. Hart’s contention is that understanding obedience to laws as a mere social habit habit leaves several questions unexplained. First, is a mere habit a strong enough consideration to ensure compliance with the law, particularly in the face of strong reasons to disregard the law? Secondly, in a country where people are habituated to obey their sovereign Rex I (to use the names Hart himself gives to his hypothetical rulers), what happens when the sovereign is replaced by his successor Rex II? Can we say he will not be considered a sovereign till the populace’s habitual obedience is empirically established? In which case, what happens to the orders Rex II issues early in his regime, at a time when the people’s habitual obedience had not yet been established? Are these orders denied the status of law since Rex II’s status as sovereign has not been established? It is clear at this point that understanding law in terms of either orders backed by threat or the habit of obedience does not yield satisfactory results, as they are unable to account for certain important features of law. The discussion on habit of obedience entails one useful consequence, though. It serves to highlight certain key differences between habits and rules, and thereby pave the way for a revised understanding of what law is. Hart identifies three respects in which rules differ from mere habits. First, deviation from a habit may not attract criticism. If a student refuses to go for a film show, at best his friends may be disappointed, but surely his decision will not be regarded as a fault or a lapse or even a wrong. On the other hand, deviation from rules ‘are generally regarded as lapses or faults open to criticism’, and hence if someone even thinks of deviating from or breaching a rule, others impose pressure on him not to do so. Secondly, any deviation or breach not only evokes criticism, but is also regarded as a good reason for criticism: ‘Criticism for deviation is regarded as legitimate or justified in this sense, as are demands for compliance with the standard when deviation is threatened. To appreciate these two points, let us take the help of an example. Suppose a sovereign Rex I had issued in the past a command that all vegetable sellers must pay a tax of 20% on their income. Now, if the vegetable sellers in his domain were merely habituated to follow this, it would mean merely that each vendor would pay the tax merely because that is what he has been doing for so long, and if one seller decides not to pay, then others will not consider this such a big deal. However, now let us imagine that the mandate to pay the 20% tax is a rule as we know it. What happens if seller X refuses to pay up? Surely it is likely that the other vendors around him will be very critical of him. And of course there may exist several reasons for doing so, for example, that he will bring disrepute to sellers in the locality, or that retributive action by Rex I may affect other vendors around too. But apart from these, one criticism that may be conceivably levelled against X is: ‘Why are you doing something that is contrary to what the law says?’ In other words, breaching a law is in itself ground of criticism. It is also recognized, moreover, that not only may X be in fact criticized for breaking a law, but this in fact justifies such criticism. The third key distinction between habits and rules lies in what Hart describes as the ‘internal aspect’ of the latter. A habit can be observed and determined from an external viewpoint; a paan seller near the cinema hall may observe students queuing up for tickets, and conclude that they have a habit of watching a film every Friday. Similarly, he may observe vegetable sellers paying 20% tax, and conclude they are for some reason in the habit of doing so. Hence to an outsider the two behaviors may be similar. But are they motivated by the same considerations? Clearly not. As Hart points out, when a rule exists, at least some individuals must consider it to be a general standard of behavior to be followed by all to which it applies. To explain this, Hart derives examples from various games, which we may also do. In cricket, a bowler is permitted to bowl either round the wicket or over the wicket, whichever he prefers or is even habituated to do. But if he wishes change from round the wicket to over the wicket, or vice versa, the rules require him to inform the umpire. And if he changes his bowling action without doing so, then the batting side will surely appeal to the umpire. In other words, deviance from the rule generates criticism and demands for conformity, expressed in normative language using words like ‘must’, ‘should’, and ‘ought’. Hart strenuously denies that the internal aspect is a matter of ‘feelings’ or emotions about what is right or wrong. Instead he uses the evocative phrase: ‘critical reflective attitude’; perhaps we may describe it in simpler language as ‘application of mind’. It entails accepting that the rule is a valid standard for determining the rightness or wrongness, or the validity or invalidity, of others’ and even one’s own conduct. One may not believe in the rightness of the standard, one may even disobey its stipulations, but the individual has to accept that the standard is used to determine right and wrong, and hence take it into account when evaluating either others’ or his own actions. Accepting something as a rule involves accepting that it will function as a standard, that is, it can be used to justify or criticise certain conduct as right, wrong and so on. Of course, not every individual can be guaranteed to think of rules in this manner; surely there are many who do not do so. Even so, the fact remains that this is how rules function. So why does Hart place such emphasis on the internal aspect? Simply because according to him, rules generally tend to work in this way. Any rule amounts to a standard for evaluating others’ and one’s own conduct, and accepting a rule as a rule involves accepting its character as a standard. That is, accepting that that if someone thinks deviations from the rule are wrong or invalid merely because they deviate from the rule, this opinion is a justifiable one. This feature is wholly absent in characterizations of law as orders backed by threats, to which acceptance as standards of right and wrong are wholly extraneous. When discussing the social fact thesis, we noted that Austin’s ‘command of sovereign’ theory has the advantage that its elements can be objectively determined as true or false. This is direct emulation of natural science methodology, of which empirical verification from an external viewpoint is also a key feature. However, Hart’s internal aspect, and particularly his notion of critical reflective attitude, are clearly not capable of empirical verification. In the introduction to his Essays in Jurisprudence and Philosophy he describes the methodology of empirical sciences as ‘useless’ for understanding law and other normative systems present in society. In this respect, Hart differs crucially from classical positivists. However, his endorsement of most other tenets of positivism, particularly the separation of law and morals (and the rejection of morality as a determinant of legal validity), marks him out as a positivist. Hart’s Contributions – Two Kinds of Rules Hart’s second fundamental insight is that law cannot be reduced to only one kind of rules, namely those that impose duties. The law does not only regulate conduct, in certain cases it also provides powers: it enables the individual to, for instance, buy a house, get married, make a will, and generally create or modify legal rights and obligations. Rules of this kind, which address the rights, obligations, liberties, liabilities etc. of individuals, Hart terms primary rules. A primitive community may get by on the basis of duty-imposing primary rules alone, customary or at least ‘unofficial’ rules. These cannot be said to comprise a legal system, but remain only a collection of individual standards of conduct having little in common amongst themselves. In particular they suffer from three distinct shortcomings. First, no procedure, standards, or authority exist to determine issues like whether a rule is actually a legal rule or not, or the scope or ambit or application of a particular rule. Hence in this and other similar communities, legal rules remain uncertain in regard to these issues. Secondly, in the absence of procedures or rules for amending or modifying primary rules, laws take a long time to transform from habits into customs, and an equally long time to stop being recognized as law; for this reason they may be termed static in character. Lastly, unless an authority exists to authoritatively resolve disputes and determine violation of rules, administration of law in the community will remain inefficient. Secondary Rules Hart suggests that these lacunae may be best redressed by supplementing primary rules with secondary rules, or what he describes as rule about primary rules. These rules do not of themselves impose obligations on individuals, or facilitate their performance of legal acts. Instead, they govern how primary rules may be created, modified, administered and so forth. According to Hart, it is the presence of these secondary rules that imparts to a legal system its systemic character, i.e. transforms a ‘regime of primary rules’ into a legal system in the fullest sense of the term. The problem of uncertainty may be resolved through a rule of recognition. This rule specifies the features or characteristics a rule must possess if the rule is to be conclusively determined to be a legal rule. As a corollary, if a rule satisfies the criteria specified by the rule of recognition, then the rule’s validity is authoritatively established. Rules like Articles and of the Indian Constitution, which together specify the procedural requirements a bill must go through before it becomes an Act of Parliament, can be considered a rule of recognition, since fulfilling these requirements are both necessary and sufficient to confer on a bill the status of law. Rules of recognition may vary in complexity across different legal systems. Even the definition of law as the command of the sovereign can be interpreted as a rule of recognition: if the the statement in question is in a nature of a command, and if the person or body that issued it is of sovereign in character (i.e. that it receives habitual obedience and is not habituated to obey nobody else), then it is a legal rule in character The issues of static laws and inefficiency may be addressed through rules of change and rules of adjudication respectively. A rule of change governs the manner in which primary and secondary rules may be introduced, modified and repealed. A rule of adjudication empowers certain individuals to authoritatively determine if a primary rule has been broken. A legal system may have many rules of recognition. These need to be validated by a higher rule of recognition. But even these higher rules need to be validated by still higher rules. And since naturally we cannot have an infinite hierarchy of rules of recognition, at some point we have to arrive at the highest or ultimate rule of recognition within a legal system. The question then arises, on what basis is this ultimate rule of recognition validated? To this Hart says simply that ‘[I]t can neither be valid nor invalid but is simply accepted as appropriate for use in this way.’ Its existence lies in ‘the practice of the courts, officials, and private persons in identifying the law by reference to certain criteria.’ Hart then talks of a ‘unified or shared official acceptance of the rule of recognition’. The existence of a rule of recognition lies in officials accepting it as a standard for determining the validity of other rules. This is nothing but the conventionality thesis mentioned earlier, ‘a kind of convention or social practice … among officials’. Hence as long as officials display a ‘shared acceptance’ of the ultimate rule of recognition, that is, adopt a critical reflective attitude towards it, the rule exists. If officials fail to do so, then not only will it not exist, but even the laws of the community shall cease to comprise a legal system. Hart admits that its existence can be treated as both fact and law: as fact because its existence can be objectively inferred from an external standpoint by observing officials’ compliance with it; and as a law because surely the rule identifying other rules of law should itself belong to the legal system. He resolves this by saying that it can be regarded from two points of view, i.e. as an externally observable fact as well as a rule accepted by officials from the internal point of view. The implication of this is that a functioning legal system necessarily entails officials adopting the internal point of view in respect of secondary rules. Otherwise the ultimate rule of recognition will simply not exist. Neither will other secondary rules be functional. This is because officials deviating from secondary rules cannot be equated with individuals disobeying primary rules. The law does not compel individuals to always think about the rightness or wrongness of their conduct from the internal point of view. Hence their external obedience to primary rules is enough to sustain the legal system. On the other hand, secondary rules certainly require officials to apply their mind, and critically reflect on their own and others’ conduct. It is on this basis that Hart formulates his two ‘ minimum conditions necessary and sufficient for the existence of a legal system.’ First, private individuals must at least act in external compliance with primary rules. It is always desirable, but not necessary, for them to apply their mind and view these rules from the internal point of view. Officials, on the other hand, must view secondary rules from the internal point of view. They must not only comply with them, but also treat them as critical reflective standards, and apply their mind to evaluate others’ and their own conduct on the basis of these rules. To understand Hart’s contribution to positivism, we need to first examine what positivism’s objectives are. In Hart’s language, this entails generating a ‘theory of what law is which is ‘both general and descriptive’. By ‘general’ is meant universally applicable across all legal systems. It is in pursuance of this objective that Austin adopted the simple model of a sovereign’s commands. But the endeavor ultimately proved self-defeating: the model proved so skeletal that very few real-life legal systems actually corresponded to its parameters. Hart’s model corresponds to real-life legal systems much more closely, inter alia because it does not insist on a sovereign bestowed with illimitable power. Interestingly enough, though, it is through his reassessment of what is meant by ‘law’, specifically his highlighting of law’s internal aspect, that he achieves this correspondence. In the process, he also severely undermines one of classical positivism’s central tenets, namely perception of law from an exclusively external viewpoint. But this is surely for the best. Classical positivism’s perspective is useful because it seeks to place law on an objective footing, something that was severely lacking in its predecessors’ understanding of law. However, as Hart rightly points out, this is not the way law functions. In short, therefore, Hart could be said to have rendered positivism a signal service. By weeding out its anachronistic aspects (by which I mean aspects that fall short of being descriptively appropriate), by emphasising positivism’s other core aspects such as the separability thesis, and by recasting it in a manner that much more closely approximates law as we perceive it, he has provided positivism a new lease of life which it might not have otherwise received. Law and Morality in H.L.A. Hart&#;s Legal Philosophy (goalma.org) H. L. A. Hart &#; Wikipedia Law ‣ Hindi Sadak казино с бесплатным фрибетом Игровой автомат Won Won Rich играть бесплатно ᐈ Игровой Автомат Big Panda Играть Онлайн Бесплатно Amatic™ играть онлайн бесплатно 3 лет Игровой автомат Yamato играть бесплатно рекламе казино vulkan игровые автоматы бесплатно игры онлайн казино на деньги Treasure Island игровой автомат Quickspin казино калигула гта са фото вабанк казино отзывы казино фрэнк синатра slottica казино бездепозитный бонус отзывы мопс казино большое казино монтекарло вкладка с реклама казино вулкан в хроме биткоин казино 999 вулкан россия казино гаминатор игровые автоматы бесплатно лицензионное казино как проверить подлинность CandyLicious игровой автомат Gameplay Interactive Безкоштовний ігровий автомат Just Jewels Deluxe как использовать на 888 poker ставку на казино почему закрывают онлайн казино Игровой автомат Prohibition играть бесплатно Страницы
Статьи по разделам
От пророков до профессоров. Погружение в мир экономических идей [Выпуск III]
Экспансия науки (окончание)
Государство как торжище и фабрика-кухня
Экономика коллективных действий
Теория государственного регулирования
Дэниэл Канеман – это о чем?
Третий Смит
Теория Рациональных Ожиданий
Деградация науки
Дурной мир Торстейна Веблена
Кеннет Гэлбрейт: к социализму на всех парусах
Шизофрения экономической науки
Страшная сила асимметричной информации
Все ниже и ниже: Семейный портрет в интерьере
Инволюция неоклассической теории
Диктатура пролетариев умственного труда
Необыкновенные приключения Австрийской школы
Эпилог: Что же такое – экономика? Великолепный Джеймс Бьюкенен
Приложение: Историко-экономические очерки
Уничтожение денег: Гиперинфляция в Германии х
Сказание о налогах и о ненасытном чудовище
Мутация республики: Рождение Левиафана
Гельминт в организме общества
Бумы и спады
Великий Обвал: гг.
Новый Курс: Американская Трагедия
Новый Курс: Американская Трагедия (окончание)
Советские агенты в правительстве СШАCitation preview
От пророков до профессоров: Погружение в мир экономических идей Выпуск III Главы , Эпилог Приложение:
Историко – экономические очерки
Содержание Часть пятая Экспансия науки (окончание) Глава Государство как торжище и фабрика-кухня………………….6 Джеймс Бьюкенен ~ Вышли мы все из народа ~ Конституционная демократия ~ Государство? ~ Люди как люди ~ Выбор на рынке и выбор в политике ~ Депутатские междусобойчики ~ Продажность, мздоимство, коррупция ~ Конкуренция политических партий ~ Что максимизируют политические партии? ~ Бюрократия ~ Бюрократия вблизи ~ Чем живет бюрократия? ~ Что максимизирует бюрократия? ~ Экономическая модель бюрократии ~ Выводы о поведении бюрократии Глава Экономика коллективных действий………………………… Коллективное действие ~ I. Организованные интересы ~ Мэнсер Олсон ~ Парадоксы Олсона ~ Группы большие и малые ~ Информация и поведение ~ Общие выводы ~ II. Ресурсы общего пользования ~ Социальные дилеммы ~ Семь самураев ~ Беда свободного доступа ~ Дилеммы ресурсов общего пользования ~ Сюрприз от Остром ~ Институциональный дизайн ~ Итоги ~ III. Системы предоставления общественных благ ~ Укрупнение колхозов ~ Издержки благих намерений ~ IV. Проблемы федерализма ~ Институциональный анализ Винсента Острома ~ Моноцентризм как принцип ~ Поли vs. Моно ~ Составная республика Глава Теория государственного регулирования………….…………74 Неопределенность и риск ~ Эффекты Пелцмана ~ Безопасность на дорогах ~ Закон об инвалидах ~ Исчезновение видов ~ Парадоксы естественного прогресса ~ Кому и зачем нужно регулирование? ~ Что может государство дать отрасли? ~ Политика как бизнес ~ Блатной капитализм ~ Отступление от темы (некоторым образом) ~ Ренту заказывали? ~ Купим регулирование по сходной цене! ~ Организованные интересы ~ Государственный патронаж ~ Экономика лжецов ~ Что делать? ~ Один из побочных эффектов Глава Дэниэл Канеман – это о чем? Вернон Смит и Дэниэл Канеман ~ Смысл «поведенческой экономики» ~ Суждения наши: эвристики и предубеждения ~ Принятие решений в условиях неопределенности ~ Умнее, чем вы думаете ~ Еще немного полемики ~ Что случилось со стандартной теорией? ~ О рациональности – I ~ Немного путаницы ~ О рациональности – II ~ О рациональности – III Глава Третий Смит……………………………………………………….…… Почему «третий»? ~ Самородок из глубинки ~ Рождение метода ~ Новый фронт экономической науки ~ Смысл ~ Роль и значение экспериментальной экономики ~ Индуцированная ценность ~ Лабораторные эксперименты в действии ~ Аукционы ~ Увидеть «невидимую руку»? ~ Большой сюрприз ~ Проблемы общественных благ ~ Непреднамеренный эффект дерегулирования ~ Два вида рациональности ~ Общие результаты экспериментов Глава Теория рациональных ожиданий……………………………… Разбираться по порядку ~ Лукасова Критика ~ Бессилие государства ~ Критика теории ~ Еще раз о моделях Часть шестая Деградация науки Глава Дурной мир Торстена Веблена……………………….………… Бедолага ~ «Теория праздного класса» ~ «Теория делового предпринимательства» ~ Веблен и экономика ~ Концепция социальных изменений ~ Бай-бай, Веблен!
Глава Гэлбрейт: к социализму на всех парусах! «Общество богатых» ~ «Новое индустриальное общество» ~ «Экономическая наука и цели общества» Глава Шизофрения экономической науки………………………… Уникальный случай в истории ~ Кембридж глазами современника ~ Кембриджская наука ~ Казус Калецкого ~ Негативная экономика ~ Производство товаров без капитала ~ «Сраффианская революция» – это?.. ~ Обратно к Джоан Робинсон ~ Кембриджский спор о капитале ~ Параэкономика ~ Полет валькирии Глава Страшная сила асимметричной информации………… Берегись автомобиля! ~ То ли еще будет, ой-ой-ой! ~ Рынок «лимонов» и реальность ~ Марсианские хроники ~ Наука и жизнь ~ Сигнализация Майкла Спенса ~ Третий нобелиат ~ Банковские ссуды ~ Шапиро и юмор ~ Асимметрия информации – в природе вещей ~ Рынки с несовершенной информацией Глава Семейный портрет в интерьере………………………………… Отец современной экономики ~ Экономика как «раздел логики» ~ Имени товарища Прокруста ~ «Великий Неоклассический Синтез» ~ Великий неокейнсианский синтез науки с государством ~ Дядя современной экономики ~ Имидж ~ Мы, вундеркинды ~ Отзывы читателей ~ И куда социализм? ~ Стиглиц и государство ~ К нашим баранам ~ Джо Стиглиц как зеркало нынешней академии ~ Бастард современной экономики ~ Начнем с пустяков ~ Неопределенность конъюнктуры ~ Авансы и долги ~ Нобелиат-вонючка Глава Инволюция неоклассической науки………………………… О названиях ~ Непредвиденный оборот ~ Усугубление ~ Концепт «рыночного равновесия» ~ Вернемся к австрийцам ~ Вокруг да около рыночной информации ~ Новоявленные «хаекианцы» ~ Все дороги ведут к коммунизму ~ От научного дискурса – к идеологической пропаганде ~ Оглянись во гневе ~ Итоги без перспектив Глава Диктатура пролетариев умственного труда……………… Война в культуре ~ Знакомьтесь: «Поведенческая экономика» (так сказать) ~ Опять о словах и названиях ~ Продукты распада: проф. Ричард Талер ~ Продукты распада: проф. Дан Ариели ~ Широкий научный контекст ~ «Поведенческая экономика» – основы ~ О психологии психологов ~ Новый патернализм ~ Продукты распада: Надж! ~ И снова о названиях ~ Критика и неприятие ~ Маска, я тебя знаю! Глава Необыкновенные приключения Австрийской Школы Кому лучше знать? ~ Дальше больше ~ Инфляция по Ротбарду ~ Секта св. Ротбарда ~ Затмение Мизеса ~ «Последний рыцарь либерализма» ~ Младоавстрийцы
ЭПИЛОГ: И все же – что такое экономика? Великолепный Джеймс Бьюкенен … Об особенностях экономики как науки ~ Так уж все плохо? ~ О Нобелевских премиях по экономике ~ Лучше, чем пахать ~ Со мною вот что происходит ~ Две парадигмы рынка ~ Экономист, однако ~ Что следует делать экономистам? ~ Чего не следует делать экономистам ~ И что же это такое – экономика? ~ Бьюкенен во весь рост
Приложение ИСТОРИКО – ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОЧЕРКИ I. УНИЧТОЖЕНИЕ ДЕНЕГ: Краткий очерк финансовой катастрофы в Германии годов По понятиям ~ Война и мир ~ Горе побежденным! ~ Австрийская генеральная репетиция ~ Почему? ~ Начало ~ Кто что видит ~ Сползание в бездну ~ Скольжение с ускорением ~ Кувырком в пропасть ~ На дне ~ Кома ~ Агония ~ Больной, скорее мертв, чем жив ~ Чудо ~ Что было дальше ~ А где репарации? ~ Выводы ~ Эпилог ~ Постскриптум II. СКАЗАНИЕ О НАЛОГАХ И О НЕНАСЫТНОМ ЧУДОВИЩЕ……… Прямой налог на доходы ~ Примерка на Адама ~ В первом приближении ~ История подоходного налога ~ В Америке ~ Эффект Лэффера ~ Исчезающие миллионеры штата Орегон ~ Парадокс Хаузера ~ Невидимые налоги ~ Многоуровневое обложение ~ Налог на добавленную ценность ~ Налоговое бремя ~ Итоги III. МУТАЦИЯ РЕСПУБЛИКИ: РОЖДЕНИЕ ЛЕВИАФАНА: (Семь очерков) III. 1. ГЕЛЬМИНТ В ОРГАНИЗМЕ ОБЩЕСТВА…….……………………… Введение: Перемены, которых мы не хотели ~ Вето президента ~ Второй срок Гровера Кливленда ~ Кризисы до того ~ Гровер Кливленд в период невзгод ~ Вопрос об общественных работах ~ Дела денежно-финансовые ~ Коммерция и идеология ~ Подоходный налог ~ Достижения президента Кливленда ~ Интересное замечание ~ Прогресс упадка
III. 2. ПРЕДЫСТОРИЯ..…………………………….……………………………… Начало страны ~ Проблема сепаратизма ~ Два народа в одном Союзе ~ Две главных политических партии ~ Проблема Тарифа ~ Рабство негров ~ Рабство и расизм ~ Проблема с причинами войны ~ Дальнейшие события ~ Прибрать к рукам пограничные штаты: Мэриленд ~ Кентукки и Миссури ~ Отхватить кусок Вирджинии ~ Наши вопросы – и ответы ~ Война и дипломатия ~ Авраам Линкольн: Фигура III ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА: КТО НАЧАЛ И КТО ПОБЕДИЛ? Правда о начале Гражданской войны ~ Слово Джонстону ~ Кто начал Гражданскую войну? ~ Версия историка Макфексона ~ Продолжаем по Джонстону ~ Линкольн начинает и действует ~ Четвертая авантюра Линкольна ~ Зачем Портера послали в Пенсаколу? ~ Современный историк ~ Что случилось под Самтером? ~ Поджигатель войны ~ Зачем Линкольну нужна была война? ~ Экономика должна быть экономной ~ Момент истины ~ Геройства генерала Шермана ~ Последствия войны Линкольна ~ «Реконструкция» ~ Бывшие рабы ~ Кто победил в Гражданской войне?
III КАК ВСКАРМЛИВАЛИ ЛЕВИАФАНА …………………………..……… Предвестия новой эпохи ~ «Прогрессивная эра» ~ Профессор Вудро Вильсон ~ Президент Вудро Вильсон ~ Военный социализм правительства Вильсона ~ Командная экономика ~ Сокрытие расходов государства ~ Предтеча Муссолини ~ Неудержимый рост государства ~ Эффект Первой мировой ~ Экспансия государства продолжается ~ Сельское хозяйство, которое не может себя прокормить.
III. 5. ВЕЛИКИЙ ОБВАЛ: ………..………………………………………
О бизнес-циклах ~ Спад годов ~ Смена власти ~ Президент Хардинг ~ Президент Кулидж ~ Эндрю Меллон ~ Ревущие двадцатые ~ Биржа и прочие финансы ~ Тревожные сигналы ~ Как это делалось в Америке ~ Благонамеренное государство ~ Денежная политика ~ Предложение денег ~ Депрессия г. ~ Золотой стандарт – зачем? ~ Война и мир ~ Спад годов – краткое напоминание ~ Вернемся к текущим делам ~ Возврат к золоту ~ Фед в период Великого Сжатия ~ ~ Заключительная банковская паника ~ Ищем причины ~ Почему обычная депрессия перешла в Великий Обвал? ~ Причина 1: Денежная политика Федерального Резерва ~ Золотая ситуация ~ Причина 2: Тариф ~ Причина 3: Вмешательство государства в самонастройку рынка. III. 6. АМЕРИКАНСКАЯ ТРАГЕДИЯ: НОВЫЙ КУРС…………….……..…… Версия ~ ФДР ~ New Deal – новые дела. Денежно-финансовые ~ Алфавитный суп ~ TVA ~ Благотворительность ~ Общественные работы ~ Отступление. Повесть о двух сенаторах ~ Управление по Регулированию Сельского Хозяйства ~ Импорт сельхозпродукции в США ~ Здесь будет город-сад ~ Отступление: «Красный Рекс», прогрессист % ~ Управление по Национальному Восстановлению ~ Экономика оживает ~ Второй Обвал III. 7. АМЕРИКАНСКАЯ ТРАГЕДИЯ: НОВЫЙ КУРС (ОКОНЧАНИЕ) Американцы в е годы ~ Экономика в середине х ~ Что вызвало спад г.? ~ Рузвельт пошел налево ~ Отступление: Феликс Франкфуртер – либерал нового типа ~ Кто есть враг общества? ~ Частный бизнес под обстрелом ~ Рузвельт развязывает классовую борьбу ~ Травля Эндрю Меллона ~ Налоговое сумасшествие и лихорадка регулирования ~ Профсоюзное наводнение ~ Закон о банках г. ~ Опека неразумных банкиров мудрым государством ~ Очнуться от шока ~ И война, мировая ~ Замедленное оздоровление ~ Почему так медленно? ~ Что вытащило страну из Великой Депрессии? ~ Что действительно произошло в е годы? ~ Некролог ~ Последствия Великой Депрессии и Новых Курсов IV. АГЕНТЫ КРЕМЛЯ В ПРАВИТЕЛЬСТВЕ США ………………..…………
Шпионские страсти ~ Коммунисты всегда впереди ~ Ялта ~ Дальний Восток ~ Советский агент в Белом Доме ~ Пропавшая грамота, или Как историк XXI века искал документы эпохи «маккартизма» ~ 3. Маккартизм Литература, которую автор рекомендовал бы для перевода на русский язык (минимальный список) ………………………………………………………………………………..……
Часть пятая Экспансия науки (окончание) Глава Государство как торжище и фабрика-кухня В школе политических прожектеров я не нашел ничего занятного. Ученые там были, на мой взгляд, людьми совершенно рехнувшимися, а такое зрелище всегда наводит на меня тоску. Эти несчастные предлагали способы убедить монархов выбирать себе фаворитов из людей умных, способных и добродетельных; научить министров считаться с общественным благом, награждать людей достойных, одаренных, оказавших обществу выдающиеся услуги; учить монархов познанию их истинных интересов, которые основаны на интересах их народов; поручать должности лицам, обладающим необходимыми качествами для того, чтобы занимать их, и множество других диких и невозможных фантазий, которые никогда еще не зарождались в головах людей здравомыслящих. Джонатан Свифт. «Путешествие в Лапуту»
Джеймс Бьюкенен
н считается основателем научной школы public choice. И это справедливо, потому что Школы прежде не было, хотя предшественники были. Еще раньше опубликованы были работы Кеннета Эрроу (), Дункана Блейка (), Роберта Даля и Чарлза Линдблома (), Генри Оливера (), Энтони Даунса (), Фридриха фон Хайека () и другие, наметившие разнообразные подходы к общей проблеме изучения государства методами, которые были разработаны для анализа частно-рыночных отношений и структур. Как полагается всякому серьезному делу, у данной дисциплины имеются свои «святые патроны» – прежде всех, Аристотель, Дэвид Юм и Адам Смит. Однако, первым, кого упомянул Бьюкенен в своей Нобелевской лекции (), был Кнут Викселль, названный им «основоположником современной теории паблик чойс. В г. Викселль написал работу «Новые принципы справедливого обложения». В г. был опубликован в США английский перевод, оставшийся не замеченным учеными, пока на него случайно не наткнулся Бьюкенен в одной из научных библиотек Чикаго. В работе Викселля он находит «три важнейших элемента, на которых базируется эта теория: методологический индивидуализм, концепция “экономического человека” и концепция политики как обмена».
Часть пятая. Экспансия науки (окончание) Глава Государство как торжище и фабрика-кухня 7
Методологический индивидуализм исходит из того, что объектом изучения в экономике является ничто иное, как индивид. Не организация, не государство или иной институт, не общество в целом, а только индивид определяет ценность благ, делает выбор и участвует в какой-либо деятельности вообще. Выбор делает он сам, однако нет сомнений, что социальные институты влияют на выбор индивида. «И эта взаимосвязь является основным объектом теории public choice». В принципе, методы анализа рыночного поведения равно применимы к исследованию любой сферы деятельности, где человек делает выбор. Еще раньше эту мысль высказал Мизес. Эта же идея лежит в основе исследований Гэри Беккера за пределами экономической сферы. Понятие выбора предполагает наличие двух или более альтернатив. Делая выбор, человек реализует свои предпочтения. Что предпочитает любой человек всегда, везде и вообще? Такую альтернативу, которая в его глазах лучше, чем все другие, ему доступные. Словами Бьюкенена, он отождествляет свои предпочтения с благами. В этом смысл понятия «экономического человека».1 Его личный экономический интерес становится благом, представляющим для него субъективную ценность. И тогда – что очень важно – наука может абстрагироваться от мотивов, определяющих поведение человека. Потому что потребности человека и мотивы его поведения – это разные вещи. Нас не интересует, движет ли им, например, мотив обогащения, властолюбия или альтруизма. Наша цель – объяснить процесс реализации предпочтений индивида, максимизирующего свою функцию полезности. Так что, при анализе политики экономическими методами нужно отдавать себе отчет в том, что различие результатов функционирования рыночной и политической систем определяется особенностями их структур, а не различием мотиваций, ценностей и интересов людей. Homo politicus это то же, что и homo economicus. В обоих случаях мы имеем дело с эго-интересом. Различия между выбором на рынке и в политике проистекают не из выбора индивидами различных поведенческих стереотипов, а из различия в ограничениях на их поведение. И различие в результатах объясняется не тем, что там и тут различны мотивы, но тем, что на частном рынке движимые эго-интересом индивиды (будь то избиратели или политики) делают выбор, последствия которого, в основном, отражаются на них самих, тогда как на политическом рынке политики делают выбор, последствия которого ощущают, в основном, другие. Как мотивация поведения людей на рынке не влияет на функционирование рынка, точно так же в политике для экономического подхода не важно, движет ли людьми стремление к поиску всеобщего добра и справедливости или что другое. На рынке происходят вещи великой общественной важности – размещение или перераспределение ресурсов, но происходит все это посредством индивидуального выбора людей, которые не осознают социальных последствий своего выбора и не включают их в свои цели.
В стандартной неоклассической теории «экономический человек» обладает полной информацией о состоянии рынка. У Бьюкенена «экономический человек» – всего лишь стремится к максимуму свой полезности, здесь не имеет значения вопрос об информированности. 1
8
От пророков до профессоров: Погружение в мир экономических идей
Рынки – это институты обмена. Я выхожу на рынок ради того, чтобы, в обмен на имеющееся у меня благо, получить другое, которое мне нужно, но которое я сам не в состоянии изготовить или добыть, – но никак не ради перераспределения ресурсов общества, Парето-оптимальности или иного рода высшего общественного блага. Такой же взгляд возможен и при изучении политики. Политика есть область коллективного действия, в основе которого лежит обмен благ между индивидами, и результатом которого служит увеличение индивидуальной полезности участников. Мы все коллективно стремимся к достижению своих частных целей. Я согласен платить налог, чтобы в случае чего можно было вызвать полицию или пожарную охрану. Ради этого я согласен подчиняться принудительной силе государства и признаю возможность насилия с его стороны. И хотя лично я не принимал участия в учреждении налоговой силы государства и его принуждающих функций, в конечном счете, этот обмен доброволен – покуда можно говорить о либеральном общественном строе. Такова общая схема. Главные труды Бьюкенена – «Расчет согласия» (в соавторстве с Гордоном Таллоком), «Границы свободы», «Причины для правил» (в соавторстве с Джеффри Бреннаном) и другие – посвящены именно рассмотрению вариантов общественного устройства, гарантирующего равновесие конфликтующих интересов государства, общества и граждан, общественное согласие, и индивидуальную свободу. Бьюкенену обязано своим появлением на свете новое направление в науке – Конституциональная Экономика. Вышли мы все из народа Джеймс Бьюкенен родился в г. в сельском городке Мэрфрисборо штата Теннеси. Семья была небогатая, и Джеймс не мог позволить себе поступать в какой-нибудь именитый университет. Он поступает в штатный Учительский Колледж Среднего Теннеси. На учебу и на жизнь зарабатывает дойкой коров по утрам и вечерам. Затем он получает грант на учебу в университете штата Теннеси, откуда в г. выходит со степенью мастера по экономике. Когда Америка вступила в войну, Бьюкенен был призван в армию и направлен на учебу в Военноморское училище, расположенное в штате Нью-Йорк. В училище он столкнулся со снобизмом и высокомерным отношением к южанину-деревенщине со стороны уроженцев Восточного побережья и, со своей стороны, научился презирать эту «восточную элиту», у которой за душой нет ничего, кроме фанаберии. Из училища он был направлен в штаб адмирала Нимица на Гаваях, где прослужил до конца войны. Демобилизовавшись, Бьюкенен отправляется в Чикагский университет. В это время он был, по собственному определению, «либертарианским социалистом» (об этом подробнее см. в Эпилоге). Несколько лекций Фрэнка Найта о координирующей работе свободного рынка перевернули его представления об экономике. В г. он защищает диссертацию и получает степень PhD. «Только в отпуске после защиты диссертации начинающий ученый может себе позволить читать все, что попадается под руку, – писал он позже, – и мой собственный опыт не является исключением». Именно тогда ему попалась под руку малоизвестная статья Викселля. Его научная (и вненаучная) судьба решилась.
Часть пятая. Экспансия науки (окончание) Глава Государство как торжище и фабрика-кухня 9
Бьюкенен изучает труды итальянских специалистов по государственным финансам на их родине, проведя там год. Особенно он отмечал потом имя Амилькаре Пувиани, который еще в г. опубликовал книгу «Теория фискальной иллюзии». Термин фискальная иллюзия означает, что когда источники доходов государства не вполне прозрачны или не вполне ясны налогоплательщикам (скажем, скрытые налоги), государственные расходы выглядят не столь большими, как на самом деле. Некоторые группы налогоплательщиков получают пользу от этих расходов, аппетиты групп растут, политики получают предлог для роста госаппарата. Новоиспеченный доктор экономики получает место профессора в университете штата Вирджиния. Это было началом того, что вскоре стали называть Вирджинской Школой Политической Экономии. Бьюкенен основал там Центр Томаса Джефферсона за Свободу Самовыражения. В последующие годы он преподавал в университете Калифорнии, Лос-Анджелес (UCLA), штатных университетах Флориды и Теннеси, а также Политехническом институте Вирджинии. Оттуда берет начало Центр по Изучению паблик чойс (CSPC), чьим первым директором стал в г. Бьюкенен. То были времена абсолютного господства кейнсианства и математики в экономической науке. И Бьюкенен не стеснялся прилагать к коллегам тот же самый подход: максимизация собственной полезности. В таком свете разговоры о «Парето-эффективности», «социальном выборе», «провалах рынка», необходимости государственного регулирования того-сего нередко представали как лицемерное прикрытие подлинной цели – служению группам организованных интересов. «Я призывал их прояснить свои представления о политиках и политике», – вспоминал он много позже в одном из интервью. В г. ему дали понять, что Центр должен «съехать с квартиры». Он переместился в университет Джорджа Мейсона, также расположенный в Вирджинии. По-видимому, Бьюкенен никогда не стремился профессорствовать в университетах Лиги Плюща, да и те по нему не тосковали. Он как-то назвал себя членом «Великой Армии Немытых» (the Great Unwashed) и с иронией говорил, что профессура, особенно на Восточном побережье, главной целью карьеры экономиста считает – попасть в советники к политикам. Бьюкенен избирался президентом Южной Экономической Ассоциации в и гг. и вице-президентом Американской Экономической Ассоциации в г. Книга «Расчет согласия» вышла в г. С нее начинается широкое признание Бьюкенена и Таллока. И с нее же отсчитывается рождение Школы паблик чойс. С тех пор теория «выбора в политике» привлекла множество ученых в разных странах мира. Проф. Венского университета Деннис Мюллер (Dennis C.
От пророков до профессоров: Погружение в мир экономических идей
10
Mueller) стал издавать компендиум2 наработок и достижений по этой теории, время от времени обновляя его. Последнее издание – Public Choice III () – насчитывает около страниц убористого текста и содержит сотни имен авторов и названий работ. Тематика современных исследований включает такие предметы, как: почему существует государство, правила голосования, федерализм, теория клубов, двух- и многопартийные системы, коррупция, бюрократия, группы организованных интересов, диктатура, размер государства, участие избирателей, политические бизнес-циклы. Каждый из названных предметов есть общая рубрика для множества более узких и специфичных направлений исследования. В общей книге по истории экономической мысли невозможно уделить больше одной главы даже столь новому и интересному направлению в науке. Хорошо, если удастся ухватить хотя бы основные моменты. Конституционная демократия Термин конституция определяется им не столько как некий документ, а, скорее, как набор заранее согласованных правил, по которым осуществляются последующие действия. Концепция государства, как это понимается в теории паблик чойс, противопоставляется так называемой «органической» и родственным ей концепциям. Последняя представляет государство как образование, стоящее над обществом и его членами, при этом имеющее главной целью благосостояние своих подданных и, вдобавок ко всему, обладающее особой степенью мудрости (а также полнотой информации), что позволяет решать проблемы, которые не под силу решать ни индивидам, ни группам индивидов. Органическая концепция родилась в условиях европейских «просвещенных» монархий, но пережила их и даже еще укрепилась, превратившись в идеологию этатизма. По мере массовой утраты Бога все больше ощущалась образовавшаяся духовная пустота, и потребность заполнить этот вакуум неизбежно должна была вызвать появление суррогатов. Государство стало одним из претендентов на функцию поддельных богов (потом появились народ и вождь). Выражением подобного отношения к государству были, например, конституции СССР. В них государство даровало (точная формулировка: «гарантировало») гражданам их права. По-видимому, в иных других странах также проявлялись признаки «органической» концепции. Во всяком случае, первым в истории случаем бескомпромиссного разрыва с такой концепцией считается американская Конституция. Конституция США, пишет Бьюкенен, – «один из немногих исторических примеров сознательного выбора политических правил». В указанном отношении, творение Мэдисона и анализ государственных расходов Викселля – похожи. «Оба они отвергли все органические концепции государства как некоего более мудрого субъекта, нежели индивиды, являющиеся его членами. Оба они стремились использовать все доступные средства научного анализа для разрешения постоянной проблемы общественного устройства: как мы можем жить вместе в Компендиум – книга энциклопедического характера, в которой материал расположен не по алфавитному, а по тематическому принципу. 2
Часть пятая. Экспансия науки (окончание) Глава Государство как торжище и фабрика-кухня 11
мире, процветании и гармонии, сохранив в неприкосновенности свободу людей, которые могут и должны определять свои ценности?» Можно сказать, что к ответу на этот вопрос направлены, так или иначе, почти все работы Бьюкенена по теории паблик чойс, составляющие основной корпус его томного собрания сочинений. 3 Коротко говоря, конституционная экономика стремится найти решение дилеммы «Между анархией и Левиафаном» (подзаголовок книги Бьюкенена «Границы свободы»). Точнее, поиск наиболее удачного промежуточного решения. Бьюкенен и Таллок подчеркивают, что целью теории public choice не является выработка конкретных рекомендаций для политиков. Здесь цель – анализ названной выше проблемы и возможных вариантов ее решения. Рассматриваются, например, свойства демократии прямой и представительной, мажоритарной системы (решения принимаются большинством голосов) и системы консенсуса (решения принимаются всеобщим согласием). Эти и другие вопросы анализируются методами экономического анализа (в терминах рационального выбора, предельных величин издержек и полезности) на основе предпосылок об экономическом человеке и его эго-интересе, его поведении (обмен на политическом рынке) и пр., как упомянуто выше. Таким образом определяется сравнительная эффективность альтернатив. Тем менее целью анализа является критика демократии как таковой. Она вовсе не совершенна и далека от того, что нам хотелось бы иметь, однако: «пока не изобретено что-либо лучшее, нет смысла ставить вопрос о ее замене». Альтернативой могут быть только недемократические формы, любая из которых требует принести в жертву свободу в обмен на меньшую эффективность. Государство? Люди как люди «Утверждение, что избиратель в кабинке для голосования – то же самое лицо, что и покупатель в супермаркете, не кажется радикальным, и тем не менее, это драматическая перемена в сравнении с литературой политических наук» – пишет Гордон Таллок. Итак, идея, уже упомянутая выше: арена политики есть своего рода торжище, где совершается обмен благами. Государство представляет собой, в первом приближении, скопление таких же людей, как мы с вами. Понятно, они определенным образом организованы, но в этом все их отличие от нас, посторонних. Как и мы с вами, каждый из них преследует свой личный интерес – максимум своей функции полезности. В демократическом обществе политики зарабатывают на жизнь тем, что выигрывают выборы. Есть в Америке пословица: «Чтобы быть хорошим сенатором, нужно сперва быть сенатором». Мы избираем, в общем, не обязательно лучшего политика из нескольких соперников. Мы выбираем такого политика, который лучше своих соперников умеет быть избранным нами. Подругому: мы выбираем того, кто лучше умеет «продать» нам себя. Частный бизнесмен делает все возможное, чтобы его товар привлек покупателей. Товар выборного политика – это политические меры, и он ищет такие, которые привлекли бы к нему «покупателей», то есть, избирателей, – такие 3
См. goalma.org
12
От пророков до профессоров: Погружение в мир экономических идей
меры, каких (по его мнению) мы хотим или ждем от него. И в ответ он ожидает платы нашими голосами. Считается, что в принципе во всем этом нет особого зла. Собираясь что-то купить себе – автомобиль, телевизор, стиральную машину – мы прежде стараемся собрать информацию о продукте, затрачивая свое время и ресурсы, чтобы избежать неверного выбора и приобрести точно то, что нас устроит. Потому что ошибка может выйти нам боком, обернувшись убытками и излишними хлопотами. Каждая порция дополнительной информации поэтому дает положительную отдачу, улучшая наш выбор. Изготовители знают это и, в своих попытках привлечь покупателя, ориентируются на его осведомленность. Голосуя за президента, однако, мы знаем, что наш голос – один из десятков миллионов голосов – практически не повлияет на исход выборов. Поэтому нам нет смысла вкладывать наше время и ресурсы в добывание точной информации о кандидате. Даже та информация, которая доступна нам через масс-медиа, нуждалась бы в проверке и дополнениях, если бы речь шла о покупке товара для себя. А в случае выборов таких стимулов нет. Политики это знают и учитывают, когда формулируют свои программы, чтобы привлечь нас на свою сторону. Они ориентируются на малую осведомленность избирателя. Будучи недостаточно информированными, мы имеем все шансы проголосовать за политику, противоположную нашим действительным интересам. Есть здесь и другая сторона. Очень многие люди очень хорошо информированы в отношении тех аспектов политики, которые затрагивают их собственные узкие интересы. Конкретные виды налогов, субсидий, квот, регулирования цен или зарплаты и т.д. – вещи очень даже понятные тем, кого это касается. Это отдельные группы людей, которые могут объединиться, скооперироваться, чтобы проталкивать выгодные им меры или блокировать невыгодные. Политики не могут игнорировать такие группы по интересам и стараются привлечь их на свою сторону (см. главу 50). Итак, политиком движет его собственный интерес, и это – основная предпосылка анализа. Понятно, что и среди политиков есть «хорошие люди», которые стремятся помочь нуждающимся и вообще делать добрые дела. Но нам на эти качества нельзя полагаться. Когда такие мотивы вступают в противоречие с личными интересами людей, как правило, побеждают последние. Не так давно еще, напоминает Таллок, господствовало мнение, что неудовлетворительное функционирование экономики есть следствие несовершенств («провалов») рынка. И это считалось достаточной причиной требовать вмешательства государства в экономику. Сегодня мы начинаем анализ с признания того, что государство также может функционировать неудовлетворительно и допускать «провалы». Отсюда не следует автоматически, что во всех случаях рынок будет действовать более эффективно. Перед нами выбор между двумя несовершенными механизмами, и только непредвзятый анализ может показать, в каких случаях предпочтительнее одно или другое. Более того, теория public choice в состоянии помочь нам увидеть, как можно было бы сделать работу государства более эффективной. Здесь есть два направления анализа: степень централизации государственной власти и размер государства или его подразделений. В общем и целом, государство есть иерархия различных уровней власти – федерального, штатного (провинции в Канаде,
Часть пятая. Экспансия науки (окончание) Глава Государство как торжище и фабрика-кухня 13
графства в Англии, области и края в России), городского или местного уровня. Анализ может показать, какие функции наиболее эффективно могут выполняться на каком уровне. Исходя из функций и критериев эффективности определяются размеры государственных служб. Отдельная тема – работа государственных служб (агентств или «бюро»). Государственные чиновники (бюрократы) действуют в той сфере, о которой публика обычно не имеет достаточной, а подчас и никакой информации. Поэтому можно предполагать, что в государственном секторе обман населения есть явление более частое, чем в частном секторе рынка. Частные бизнесмены обычно имеют дело с более-менее информированными партнерами в лице покупателей и поставщиков. И при этом, их еще часто контролируют государственные чиновники. Последние, в своей сфере, имеют дело с неосведомленными избирателями, и их некому контролировать, кроме других служащих того же государства. К тому же, не так просто определить границу между честным и нечестным поведением. Политик, продающий свой голос в Конгрессе в обмен на голоса избирателей, и его сосед по креслу, продающий свой голос в обмен на деньги, – есть тут разница или нет? Первое считается легальным, а второе – нет, хотя деньги те собраны и уплачены, в общем, такими же избирателями. Что до собственно бюрократов, то происходящее там – вообще темный лес. Одна из задач теории паблик чойс – выяснить условия, при которых преследование личных интересов политиками и чиновниками приносило бы пользу обществу хотя бы в качестве побочного продукта их деятельности. Теория public choice принесла в политическую науку такую новую тему, как возможность конкуренции между подразделениями государства. Предполагается, что для каждой функции может быть не одно агентство («бюро»), а несколько. И законодательные органы смогут сравнивать их работу. Отсюда один шаг до еще одной новой идеи – о переводе работы государственных «бюро» на контрактную основу. Если присмотреться поближе, можно увидеть, что идея не так уж нова. Например, скоростные дороги в США строятся на контрактной основе, но содержание их есть функция государственной бюрократии. Почему бы и вторую функцию не выполнять на контрактных принципах? Можно найти множество функций государства, где реально осуществима конкуренция либо между государственными агентствами, либо между частными компаниями. Иные штаты, к примеру, ради сокращения своих бюджетов затевают приватизацию тюрем. В других местах, параллельно с системой общественных школ, власти экспериментируют с созданием «чартерных». Выбор на рынке и выбор в политике «Когда государство жалует некую отрасль властью над рынком, выгода для отрасли почти всегда означает ущерб для остальной части населения», пишет Джордж Стиглер.4 Поэтому, в принципе, следовало бы ожидать, что The Theory of Economic Regulation. В сб. The Essence of Stigler. Hoover Institution Press, 4
14
От пророков до профессоров: Погружение в мир экономических идей
демократическое общество отвергнет подобный запрос со стороны отрасли, если только последняя не контролирует большинство голосов избирателей. Скажем, прямое и информированное голосование о квотах на импорт нефти наверняка отвергло бы эту махинацию. И тем не менее, многим отраслям удается эксплуатировать политическую машину в своих целях. Каким же образом? Когда потребитель, планируя поездку, выбирает, к примеру, между железной дорогой и самолетом, он голосует своим кошельком. Выбор между отраслями здесь осуществляется только теми, кого это касается. Кто не ездит, тот не голосует, зато большая компания грузоперевозок подает ежедневно тысячи «голосов». Такое же экономическое голосование происходит, когда принимаются решения – где работать или куда инвестировать. Рынок накапливает все эти экономические голоса, предугадывает их будущее развитие и соответствующим образом направляет потоки инвестиций. В силу вынуждающего характера политических решений, процесс их принятия совершенно отличен от рыночного. Если публике предстоит принять решение о том, какой отрасли – железным дорогам или гражданской авиации – выделить федеральные субсидии, такому решению должны подчиняться все – кто ездит и кто не ездит, кто ездит сегодня и кто будет ездить в будущем году. Из этой принудительной универсальности политических решений вытекают два отличия их от рыночных: 1. Решения должны приниматься одновременно большим числом лиц (референдум) или их представителей (законодательное собрание). Если на референдум о том, какой отрасли выделить субсидии, Джон пойдет сегодня, Джим – завтра, Джордж – через неделю и т.д., результатом такого голосования будут лишние издержки и недоверие к итогам. Но и одновременное голосование масс по каждому подобному вопросу потребует несусветных расходов. Поэтому такие решения неизбежно должны приниматься на уровне избранных представителей населения, и какие-либо изменения в предпочтениях избирателей не могут быть выражены непосредственно и учитываться в политическом процессе. 2. Политическое решение не может и не должно исключать тех, кого не касается обсуждаемый вопрос – при любом исключении не избежать злоупотреблений. Значит, политический процесс не допускает участия пропорционально заинтересованности и знанию предмета – и потому не создает хороших побуждений к приобретению информации о предмете. Выполнение желаний своих сторонников депутатом и его партией награждается успехом на выборах и положенными по должностям привилегиями и льготами. Если депутат может себе позволить, с уверенностью в переизбрании, голосовать всякий раз против политики, наносящей ущерб обществу, он будет это делать. Но это чревато тем, что заинтересованные отрасли или группы решат вмешаться при следующих выборах, чтобы его место занял более покладистый депутат. Мандат депутата не может быть выигран или удержан при поддержке тех, кто против той или иной политики. Как и в рыночном процессе, расходы избирателей на то, чтобы разобраться в достоинствах и недостатках какого-то предложения, а также на то, чтобы выразить свои предпочтения публично, определяются ожидаемыми издержками и отдачей. Издержки (времени и денег) на получение достоверной информации в политической области гораздо выше,
Часть пятая. Экспансия науки (окончание) Глава Государство как торжище и фабрика-кухня 15
чем на рынке, потому что индивид по жизни не связан с этими вопросами, источники информации по каждой проблеме рассеяны, и проблем много. В итоге, избиратель мало знает и плохо разбирается в этих вопросах, так что голосовать за или против кандидата идет множество не информированных людей, которые таким образом влияют на исход выборов и будущие решения. Депутатские междусобойчики Две вещи никогда нельзя показывать народу: как делаются сосиски и как принимаются законы. Отто фон Бисмарк
Научный термин: logrolling. Буквально: перекатывание бревна. По-русски иногда так и пишут: логроллинг. Что это? Это обмен голосами в законодательном собрании. Я проголосую за законопроект (билль), который тебе нужен, а ты в обмен отдашь свой голос за билль, который нужен мне. Теорема: существование ситуации логроллинга предполагает нетранзитивные социальные предпочтения. Существование упорядоченных транзитивных социальных предпочтений предполагает отсутствие ситуации логроллинга.5 В общем, все это не так уж сложно объяснить «своими словами», обозначив отношение предпочтения каким-нибудь знаком, например, тильдой: ~ Транзитивность. Расклад 1: (А ~ В и В ~ С) означает, что А ~ С. Нетранзитивность. Расклад 2: (А ~ В и В ~ С) не означает, что А ~ С. Наша теорема утверждает, что при раскладе 2 логроллинг возможен, а при раскладе 1 – едва ли. Буквы А, В и С обозначают (здесь, для простоты) как голосующих депутатов, так и билли, нужные каждому из них. Если все трое предпочитают одно и то же, логроллинг не нужен. Но когда предпочтения не одинаковы и противоречивы, принятие законов может быть обеспечено логроллингом. Понятно, что теорема справедлива при любом числе субъектов предпочтений, да ведь и голосующих депутатов, как правило, больше 3. Доказывать теорему мы не будем. Она приведена здесь с единственной целью – показать немного, как выглядит подчас аналитический язык, развитый в теории public choice. Формализованный аппарат позволяет (подчас) получать строгие выводы. А мы займемся общими рассуждениями. Логроллинг бывает явный и неявный. Явный, это когда известно про обмен голосов между депутатами. В Конгрессе США это довольно обычное дело. Торг происходит большей частью в комитетах, офисах и кулуарах Конгресса, но то, что там происходит, особого секрета не составляет. И люди, в общем, понимают, что процесс законодательства требует переговоров, компромиссов и торгов. К примеру, депутатская группа от Техаса хочет заполучить федеральное финансирование Супер-ускорителя в своем штате. А другим-то что до Техаса? У них свои проблемы. Техасцы начинают оглядываться вокруг, присматриваясь к 5
Dennis C. Mueller. Public Choice III. Cambridge University Press. , p.
16
От пророков до профессоров: Погружение в мир экономических идей
коллегам. Ага, вот ньюйоркцы хотят денег на реконструкцию города, вот Луизиана собирается просить денег на борьбу с наводнениями и т.д. Начинается сколачивание коалиции. Когда переговоры приводят к тому, что в комитете по ассигнованиям набирается достаточное число голосов, дело сделано. Когда все эти ассигнования проходят, становится известно, что депутаты от Техаса очень полюбили Нью-Йорк и Луизиану, а тем ужасно захотелось, чтобы Техас получил свой ускоритель, и всем все ясно. Неявный логроллинг выявить труднее. Иногда его можно установить по тому, как проходит законопроект. Например, в едином билле могут содержаться меры, которых добиваются различные политики, и этот билль голосуется целиком. Так или иначе, явный логроллинг или неявный, он всегда приводит к тому, что одни группы населения что-то получают за счет других. Изменения в налогах почти всегда более выгодны одним, чем другим. Споры между противниками и защитниками логроллинга сводятся к вопросу – представляет ли он игру с положительной или отрицательной (ну, или нулевой) суммой. Понятно, что только в первом случае логроллинг может быть оправдан. Посмотрим, как все это работает, на условном примере. Допустим, общество представлено пятью депутатами: A, B, C, D и E. Группы их избирателей будем обозначать теми же буквами. У каждого депутата свой билль: 1, 2, 3, 4 и 5. Допустим, каждый билль дает своим избирателям выгоду в 10 долл. и стоит обществу 5 долл. Это значит, что каждый билль накладывает налог в 1 долл. на каждую группу избирателей, так что для депутата, его представляющего, чистая выгода от билля составит 9 долл. Весь расклад представлен на рис. Если ставить билли на голосование по отдельности, очевидно, что ни один из них не пройдет. Итоги голосования будут в каждом случае 1 : 4, потому что четверо только теряют, ничего не выигрывая. Но мы ведь уже ученые, мы видим, что предпочтения не транзитивны (A предпочитает билль 1, но B предпочитает билль 2 и т.д. – каждый остается в одиночестве). Так что логроллинг напрашивается. Итак, A предлагает B и C сделку. Он обещает свой голос за билли 2 и 3, а они поддержат его билль 1. Сказано – сделано. Билль 1 ставится на голосование и проходит большинством 3 : 2. Затем B точно так же договаривается с D. У него в запасе уже есть голос A. Теперь их трое. Билль 2 проходит. Раз такое дело, C идет к E, и билль 3 тоже проходит. А как быть D и E ? Да очень просто: им нужно сговориться вдвоем, и все дела, так как по одному голосу у каждого уже есть. Проходят также билли 4 и 5. Путем логроллинга удается разрулить тупиковую ситуацию. И общество в выигрыше! Суммарная выгода в 50 долл. достигается при потере в 25 долл., чистый общественный выигрыш – 25 долл. Ясно, однако, что такой результат достигается только при определенном наборе показателей. Допустим теперь, что выигрыш от каждого проекта составляет не 10, а только 3 долл. и 1 цент. Если A тоже договаривается с двумя другими и его билль проходит, чистая выгода от него (за минусом трижды по 1)
Часть пятая. Экспансия науки (окончание) Глава Государство как торжище и фабрика-кухня 17
составит 1 цент, тогда как общество уплатит 5 долл. за проект. Так что, в этом случае общество теряет от логроллинга. А теперь подумаем: чем депутат A будет озабочен больше – потерей для общества или пользой для своих избирателей? Что увеличивает его популярность в своем штате и сулит ему в будущем переизбрание? Такие вот дела. Насколько реальна та польза или она окажется мнимой – вопрос другой. Какие-то удобства или преимущества кому-то в штате проект, скорее всего, принесет, но он не обязательно будет экономически эффективным. Депутаты и их избиратели A б и л л и
1 2 3 4 5
B
C
9 -1 -1 -1 -1 -1 -1 -1 -1 9
D
E
-1
-1
-1
9
-1
-1
-1
9
-1
-1
-1
9
-1
-1
-1
Рис.
В таком «парламенте» из пяти депутатов может сложиться постоянный союз, например, из A, B и C – всегда поддерживать друг друга и голосовать против проектов D и E. В реальном законодательном собрании, где сотни депутатов, все сложнее. Скажем, D и E отзывают в сторонку C и предлагают ему свой проект, который его округу (или штату, если дело происходит в сенате) даст хорошую выгоду. В нашем условном пятичленном парламенте C, возможно (или скорее всего), не уйдет из коалиции с A и B. Но в большом собрании становятся вероятными самые разные комбинации, так что в итоге все билли проходят, включая те, что дают отрицательный социальный эффект. Реальные бюджетные законопроекты переполнены такого рода ассигнованиями под местные проекты. В политическом жаргоне даже установился специальный термин pork barrel – буквально «бочка сала», а по смыслу «жирный кусок». Депутатам такие вещи необходимы для их популярности в своих округах и получения пожертвований на выборы. От предложений со стороны заинтересованных групп отбоя нет – только выбирай. Естественно, выбирается такая группа, от которой можно ожидать реальной пользы – денег на свою кампанию и/ или мощной поддержки голосами. Подчас доходит до нелепостей, таких как знаменитый «мост в никуда» на Аляске. Существуют общественные организации, борющиеся с практикой «жирных кусков», и в результате поднятого ими шума «мост в никуда» был зарублен. Такие вещи
От пророков до профессоров: Погружение в мир экономических идей
18
усиливают внимание общественного мнения к проблеме «жирных кусков». Но проблема остается. Давно замечен парадокс: население в целом отрицательно относится к практике растаскивания федеральных денег по штатам и округам на местные проекты, подчас очевидно бесполезные, однако каждый раз избиратели на местах голосуют за своего депутата, который приносит в свой штат средства из федерального бюджета. Так и выходит, что жители, скажем, Висконсина, да и многих других штатов, своими налогами оплачивают мероприятия, которые приносят некую пользу только жителям, к примеру, Аризоны. Или не приносят никакой никому, как часто бывает. Идеальным решением проблемы логроллинга (в данном примере) был бы специальный федеральный налог на жителей Аризоны, но это было бы нарушением Конституции страны. Ситуация усугубляется информационными проблемами. Депутаты часто не в состоянии даже уследить за всеми деталями законопроектов и просто не знают толком, за что конкретно голосуют. Часто у них нет возможности даже прочесть текст законопроекта. А если он и прочтет? Чтобы понять, что все это значит, нужны консультации юристов. Поэтому для отдельного депутата довольно знать то, что его проект включен в общий законопроект. Великое множество биллей, притом в сотни страниц, проходят через собрание только потому, что депутаты полагаются на комитеты, которые их одобряют. А комитет – как раз то место, где происходит логроллинг. К этой проблеме тесно примыкает проблема лоббирования и групп организованных интересов (далее ГОИ). Допустим (пример условный), один институт политологии заявляет, что необходимо провести некое исследование поведения избирателей (и конечно, на это институту нужны деньги). Парламентарии заинтересовались и, для оплаты этой работы кто-то предложил ввести всеобщий налог в 5 копеек на душу населения. На институт свалится куча денег, поэтому он прилагает массу усилий, чтобы пробить это мероприятие. А избиратели? Ну кто станет тратить время и усилия на борьбу с таким налогом? Даже звонок или письмо к своему депутату обойдется вам дороже. Это называется: эффект размытых издержек и концентрированной выгоды. На таком эффекте добиваются своих целей ГОИ.6 Подобные меры часто становятся законами. Таллок приводит такой реальный пример. Когда-то в США существовал таможенный тариф на импорт подбородочных держателей для скрипок. Их производила только одна компания с 4 или 5 работниками. Тариф защищал ее от конкуренции импортеров. Поэтому цена такой штуки, и вообще-то не дорогой, была на несколько центов выше, чем возможная цена свободной конкуренции. Эти несколько центов были скрытым налогом на покупателей. Но производителю было выгодно лоббировать этот тариф, а со стороны покупателей никто даже пальцем не пошевельнул. Зато, если бы просто захотели ввести налог на скрипки – точно в таком же размере, – он бы не прошел, потому что побор с избирателей был бы слишком очевидным. Обобщая данный пример, Таллок указывает, что подчас экономически более эффективные прямые трансферты отвергаются по политическим 6
Уместно вспомнить модель, развитую Мэнсером Олсоном (см. гл. 50)
Часть пятая. Экспансия науки (окончание) Глава Государство как торжище и фабрика-кухня 19
соображениям и заменяются менее эффективными, но зато скрытыми от публики мерами. Поэтому, говорит он, отдача для получателей выгоды меньше, а издержки для публики больше, чем если бы открытый трансферт не отвергался. И приводит еще пример из жизни. В США уже издавна действуют программы, субсидирующие сельское хозяйство. В зависимости от погоды, это обходится налогоплательщикам от 20 до 30 млрд. долл. в год. Непосредственно до фермеров доходит лишь 1 млрд. долл.7 Продажность, мздоимство, коррупция Научный термин: rent seeking. Буквальное значение: «погоня за рентой». Слово «рента» фигурирует здесь в более узком и специальном смысле, чем обычно: это доход, полученный одним из тех способов, которые называют сомнительными. Подходящего слова в русском я не нашел. В экономических терминах, погоня за рентой есть непроизводительная деятельность, направленная к созданию возможностей добыть прибыль большую, чем можно было бы получить на открытом, конкурентном рынке. Ближе всего по смыслу слово коррупция, хотя и оно не передает все оттенки английского термина. Например, «рентой» (в указанном узком смысле) называют сверхприбыль компании, которой государство гарантировало монополию на рынке. Понятно, что такие вещи не даются просто так. Они предполагают лоббирование и, нередко, материальное стимулирование лиц, от которых зависит решение. Однако, стимулирование не обязательно должно иметь форму взятки. Оно может принимать вполне легальные формы. Ваша жена, случайно, не юрист? Нам как раз нужен менеджер по правовым вопросам. Ах, она у вас врач? Представьте, нам как раз нужен менеджер по медицинским страховкам! Все в рамках закона.8 Тем более, что законы разрешают давать пожертвования на предвыборные кампании политиков. Другой пример rent seeking: перераспределение дохода государством, когда А платит налог, а деньги достаются Z. И это также не возникает вдруг, на пустом месте, ни с того, ни с сего, а даже совсем напротив того. Определение Таллока: погоня за рентой – это использование ресурсов с целью получения «ренты» в результате деятельности (легальной или нелегальной), имеющей отрицательную социальную ценность. Понятие «погони за рентой» – совсем новое в экономической науке, оно было создано в г. Таллоком,9 а принятый ныне термин появился еще позже Конечно, цифры соответствуют периоду гг. ХХ в. Когда Обама был еще штатным сенатором, его жену Мишель (юриста), взяли на высокооплачиваемую должность в одну из крупных детских больниц Чикаго. Сенатор Обама, очевидно через логроллинг, устроил этой больнице многомиллионный грант из бюджета штата. Когда Обама стал президентом страны и семья перебралась в Вашнгтон, должность Мишель была ликвидирована за ненадобностью. 9 Gordon Tullock. “The Welfare Cost of Tariffs, Monopolies, and Theft”. Western Economic Journal 5, // «Ущерб благосостоянию от тарифов, монополий и воровства». 10 A.O. Krueger. “ The Political Economy of the Rent-Seeking Society”. American Economic Review 64, // А.О. Крюгер. “Политическая экономия общества погони за рентой». 7
8
20
От пророков до профессоров: Погружение в мир экономических идей
Однако, замечает Таллок, само явление далеко не ново – общество эпохи меркантилизма было именно обществом погони за рентой. С началом развития капитализма этот тип общества начал отмирать, и, в известном смысле, погребальной песней ему стала книга Адама Смита. В последующую эпоху идея использования государства частными лицами для увеличения собственного дохода была осуждена общественным мнением, и в XIX в. в англоязычных странах это было редким явлением. Но экономическая мысль не уделила ему особого внимания. А тот факт, что такая деятельность может быть связана с экономическим ущербом для общества, никто не осознавал. Этот ущерб и есть результат, имеющий отрицательную социальную ценность. Возьмем случай монополии. На рис. представлена стандартная модель – кривая спроса на продукт компании-монополии, где:
Рис.
Pm – монопольная цена , Pc – конкурентная цена (на уровне предельных издержек), L – «треугольник благосостояния», R – монопольная «рента». Если компания взимает монопольную цену вместо конкурентной, образуется монопольная рента (прямоугольник R), а L выражает потерю потребителем продута, который был бы выпущен на рынок при конкуренции, но не выпускается монополией. Величины R и L дают в совокупности социальный ущерб от погони за рентой (данной монополией). В традиционном анализе монополий L признавалось потерей эффективности вследствие монополизации, но в R видели только чистый трансферт, то есть перераспределение дохода (от потребителей к монополисту). Таллок показал, что R – это еще и убыток общества. Притом, показать это удалось именно в терминах теории public choice. Допустим, одной авиакомпании государство дало и закрепило за ней монополию на определенный маршрут, скажем, Нью-Йорк – Сан-Франциско или Москва – Хабаровск. Если в стране есть несколько авиакомпаний, которые могли бы точно так же обслуживать данный маршрут, тогда R предстает как награда одной из них, но не за более эффективную работу, а за успешное достижение цели
Часть пятая. Экспансия науки (окончание) Глава Государство как торжище и фабрика-кухня 21
(монополии). Если другие авиакомпании могут добиться того же, вложив в погоню за рентой определенные усилия и ресурсы, они на это пойдут. Вот такие затраты ресурсов и увидел Таллок как ущерб для общества, дополнительный к величине L. Бьюкенен потом выделил три категории затрат в погоне за рентой, которые могут обернуться социальным ущербом: – усилия и расходы потенциальных получателей монополии, – усилия государственных чиновников ради получения или отработки уже реализованных расходов потенциальных монополистов, – перекосы у третьих сторон, вызванные самой монополией и/или государством вследствие всей этой гонки за рентой. В нашем примере присутствуют все три категории. Во-первых, обычным способом добиться ренты от государства является лоббирование. Итак, наша компания нанимает лоббиста, чтобы заинтересовать (подкупить) чиновника, решающего вопросы распределения и закрепления маршрутов. Как только становится известно, что есть оплачиваемый спрос на такие услуги, подчиненные этого чиновника начинают тратить рабочее время на то, чтобы вникнуть в дела с авиакомпаниями, стремясь поставить себя в служебное положение, где им тоже что-то может обломиться. Наконец, налоговый излишек у государства от создания монополии побуждает другие группы организованных интересов конкурировать за субсидии или за послабления своих налогов. Эффект лоббирования – первая категория по Бьюкенену. Вторым пунктом идут усилия чиновников. И третье представлено расходами других групп организованных интересов. Подчеркнем, что взятка как таковая не считается здесь социальным ущербом. Если бы она была единственным фактором, фигурирующим в деле, и если бы акт подкупа ничего больше не стоил, взятка была бы просто трансфертом, перераспределением дохода: от пассажиров к компании, от нее – к чиновнику. Но подкуп еще связан с гонораром лоббиста, а также с затратами времени и денег чиновниками, в их стремлении заполучить тот «участок работы», который открывает возможность получать взятки. Вот такие трансакционные издержи подкупа и образуют реальный социальный ущерб. В России такого рода взятки выделены особым термином откат. В Америке это называется kickback. Дифференциация в названиях явлений одной природы, появление различных терминов, отражающих тонкие различия в понятиях, обычно сопутствует развитию культуры в данной сфере социальной активности. Применительно к обеим странам, можно говорить о наличии достаточно развитой культуры коррупции, в чем можно найти пример конвергенции двух обществ (в отношении данной области жизни). Редкий случай общности. В нашей книге множество примеров экономической и политической жизни берутся из западного опыта, ибо в России таких вещей просто нет. И вдобавок, приходится обсуждать англоязычную терминологию экономической науки, страдая от отсутствия русских эквивалентов. Потому что в последние лет сто Россия, переживая интенсивное развитие коррупции, оставалась совершенно в стороне от развития экономической науки и экономических институтов западного типа. Россия даже не дожила еще до таких вещей, как логроллинг, потому что подобные дела могут иметь место лишь в условиях демократии. Да не только это. До свободной конкуренции, свободы
22
От пророков до профессоров: Погружение в мир экономических идей
инициативы, нестесненного предпринимательства Россия еще не дожила. Правда, «откатов», «погони за рентой» и прочих прелестей тут хватит на всю Африку впридачу с Латинской Америкой. Общий ущерб общества от погони за рентой, говорит Таллок, не может быть сосчитан, потому что депутаты редко посвящают публику в детали, и многие побочные последствия таких дел трудно проследить и оценить. Он приводит в пример конгрессмена Юдалла от штата Аризона, который пробил в Конгрессе ассигнования на Проект Центральной Аризоны (САР) – канал длиною км. Этот проект стал частью Акта о Проекте Русла Реки Колорадо, подписанного президентом Джонсоном в г. Декларированной целью были: ирригация засушливых земель в штате и увеличение водоснабжения местных индейских племен. Предусматривалось строительство туннелей, дамб, насосных станций и многокилометровых ЛЭП к ним. Строительство началось в г. и до наших дней сделано не все, что включено в проект, – из-за недостатка денег. Как всегда в таких случаях, громаднейший проект принес жителям Аризоны некоторую пользу, но существуют сомнения в эффективности затраченных средств. Лишь меньшая часть индейских поселений получила воду. Есть свидетельства о транжировании воды в одних местах и недостатке в других. А если подсчитать все другие расходы из казны, за которые голосовал Юдалл в порядке логроллинга, вся затея окажется заведомо неэффективной. В интернетных описаниях предпроектных изысканий ничего не говорится о рассмотрении иных вариантов, не столь грандиозных. Фактически, САР принес ограниченную пользу штату Аризона за счет всех налогоплательщиков страны. Зато Юдалл стал героем в глазах аризонцев и переизбирался в Конгресс с до г. – 30 лет. Этот не единственный пример такого рода склонности демократически избранных депутатов к гигантомании за чужой счет напоминает эффектные и бессмысленные проекты гидроузлов на сибирских реках периода СССР. Но там, при выделении ресурсов, принцип эффективности вообще стоял далеко не на первом месте. До какой степени может развиваться погоня за рентой – это зависит от многих факторов. Названная активность может протекать легче или труднее при различной организации государства. Так, двухпалатный парламент делает погоню за рентой дороже и сложнее, чем однопалатный, так как решения должны проходить там и тут. Если часты прямые общенародные голосования (референдумы), погоня за рентой также становится труднее и реже. Наконец, любое правило, делающее процесс принятия решений менее гладким и более усложненным, также служит снижению указанной активности. Значит, парламентские процедуры следует не упрощать, а усложнять. Погоня за рентой – помимо прямого социального ущерба – приносит также существенный косвенный ущерб обществу, указывает Таллок. То, что множество умных и энергичных людей занято деятельностью, которая приносит нулевой или отрицательный социальный продукт, означает, что разбазаривается человеческий капитал, который мог бы давать положительной отдачу. Общество недополучает и теряет в плане экономическом и социальном. Если слишком большая часть элиты занята такой активностью, общество стагнирует. Такова была Европа до начала промышленной революции. Такое же наблюдалось в странах Азии до недавнего времени, в чем Таллок видит главную причину их отставания от Запада. Иные
Часть пятая. Экспансия науки (окончание) Глава Государство как торжище и фабрика-кухня 23
азиатские страны, поставленные перед необходимостью выживания, как Тайвань, поставили себе целью обеспечить экспорт продукта и эффективное производство. Там поняли, что на государстве далеко не уедешь, и стали развивать частную инициативу. То же произошло в Японии, Южной Корее, Сингапуре и Гонконге (при различной местной специфике). Китай был обществом погони за рентой, когда вся экономическая власть была сосредоточена у государства. Россия стоит перед такой же дилеммой. Все еще стоит. Сегодня Россия – типичное общество погони за рентой. Конкуренция политических партий В статье «Экономическая конкуренция и политическая конкуренция»11 Стиглер пишет: «Конкуренция – это центральное и вездесущее понятие экономического анализа. Много спорят о том, происходит ли ее упадок на рынках, но ее роль в экономическом анализе никакого упадка не претерпела». В политической литературе соперничество имеет долгую историю, пишет он, но в экономической литературе вопрос более разработан. В статье сравнивается конкуренция экономическая и политическая. В политической литературе понятие конкуренции между партиями связано с небольшой разницей в результатах выборов. Считается, что в стране существует конкурентная партийная система, если: 1. Победа (в законодательном собрании) достигается даже тогда, когда наименее успешная партия получает значительную долю мест (скажем, 25 %) или, что связано с этим, доля голосов проигравшей партии, в среднем, не намного меньше 50 %. 2. Партии не выигрывают и не проигрывают постоянно в течение длительного времени. По общему мнению, чем более конкурентны партии в данном смысле, тем более чувствительна политическая система к желаниям большинства. Здесь Стиглер использует модель экономической конкуренции Хотлинга (Hotelling), которая, по его мнению, годится для партийной конкуренции. Разумеется, модель эта чисто условная. Партии, находясь на противоположных полюсах, сдвигают свои платформы и обещания по направлению к избирателям подобно двум фирмам, расположенным на дороге, вдоль которой распределены покупатели. Допустим, избиратели распределены равномерно по шкале предпочтений от А до В (см. рис. ), и политические партии примерно одного размера.
nest...
Introduction
HLA Hart – A Biographical Overview
The Task Before Us
Classical Positivism – A Recap
Hart’s Contributions – Shortcomings of Classical Positivism
Orders Backed by Threats, and the Nature of Commands
The Habit of Obedience
Hart’s Contributions – The Internal Aspect of Law
Habits and Rules
The Internal Aspect
The End of Classical Positivism?
Primary Rules
The Ultimate Rule of Recognition
Conclusion