Бухараев Казино Вулкан

Во время прогулки во дворе у него остановилось сердце

На м году жизни скончался бывший председатель Госкомитета по кинематографии Татарстана Зуфар Бухараев. По словам председателя союза кинематографистов РТ Ильдара Ягафарова, у него остановилось сердце, во время прогулки во дворе с супругой, пишет «БИЗНЕС Online».

Зуфар Бухараев родился 7 апреля года в Казани. В г. окончил Казанский педагогический институт. В - секретарь Бауманского райкома ВЛКСМ. В - заведующий отделом, секретарь Татарского обкома ВЛКСМ. В - инструктор Татарского обкома КПСС. В - директор АО "Казанский молодежный центр". В - директор фонда "Казанский Кремль". В годах председатель Госкомитета по кинематографии РТ.

Бухараев был идейным вдохновителем Мусульманского кинофестиваля «Золотой Минбар». Под его руководством в году прошел первый кинофестиваль. Также он  активно занимался разными кинопроектами, включая игровое, документальное и мультипликационное кино. Прощание с покойным состоится 10 октября.

По факту случившегося начата доследственная проверка

В Пестречинском районе РТ, недалеко от деревни Карповка, обнаружили съехавший в реку Меша автомобиль. Внутри оказалась погибшая пара, летний мужчина и летняя женщина,  передает ГУ МЧС России по РТ.

Сообщение о происшествии поступило накануне в Местный житель рассказал, что нашел на берегу реки пустую палатку и высохшую еду. По его словам, людей рядом не было. Также он обратил внимание, что задний бампер машины с госномером от автомобиля. Очевидец предположил, что автомобиль упал с обрыва.

В 12 июля Citroen C4 извлекли из воды, внутри нашли тела двух погибших — мужчины года рождения и женщины года рождения. По предварительным данным, водитель авто не справившись с управлением, съехал с обрыва в реку.

На место происшествия выехал зампрокурора Пестречинского района Марат Гималтдинов. По факту случившегося проводится доследственная проверка.

Фото: t. me/prokrt

- Новый мир, № 01 (и.с. Журнал «Новый мир») Мб, с. читать: (полностью) - (постранично) скачать: (fb2) - (исправленную) - Александр Михайлович Кабанов - Аркадий Аркадьевич Бабченко - Геннадий Николаевич Калашников - Алексей Иванович Слаповский - Олег Олегович Павлов

Настройки текста:

Звук и камень

Лиснянская Инна Львовна родилась в Баку в году. Поэт, прозаик, эссеист. Постоянный автор нашего журнала. Живет в Переделкине.*      *  *Свет обильный, надмогильный.Светит солнышко.Я пришла дорогой пыльной,Здравствуй, Сёмушка!Пыль от суеты парадной,Яко кровушка.День победы безотраднойПразднуй, Сёмушка!С розой я пришла и с водкой,Пью из горлышка.Я пришла с военной сводкой:Выспись, Сёмушка!10 мая *      *  *Старость растёт — человек уменьшается в теле.Наперечёт месяцы и недели,Наперечёт и дни,И остаёмся мы с ней на самом-то делеС глазу на глаз, одни.Что с меня старость спросит и что отвечу?Переберу я память, будто бы гречу, —Вряд ли я наберуЗерен отборных на кашу — много отбросов,Камешков чёрных. Не задавай вопросов!Жизнь стоит на пару.Нет, про грехи не надо, на что грехи мне?Я не исчадье ада, но и не схимник.Душу скобля до дна,Жадно жила — связи рвала без оглядки,Глупо жила. Но видишь, теперь всё в порядке:Ты у меня — одна.5 мая *      *  *Что память? На жизненном пике тягучесть восточной музы2киУшла, как на вечный покой,Забыты и запах мастики, и щётка под правой пятой.Теперь, когда годы на стыке вечернего солнца и мглы,Орфей вдруг запел Эвридике,Вернулись и детские книги, и смесь скипидарной смолы,И Каспий цивильный и дикий обжег меня слёзной волной.О чём позабыл он? О сдвигеПластов нефтяных и музы2ки? Что вспомнил? Прощанье со мной?20 апреля *      *  *Цветов и бабочек балет подсвечен солнечной тесьмой,И перемешан летний свет с моею бесприютной тьмой,С моей душевною зимой.Откуда тьма? Да от ума. Как на одном брелке ключи,Во мне есть воля и тюрьма, добро и зло, — хоть в крик кричи.Тут не помогут и врачи.Да надо ли мне помогать? Как отделить от света тень,От дьявольщины — благодать? Сама я для себя мишень,В какую целиться не лень.Сирень бордовая пляши, психея-бабочка кружись!Не надо вам моей души — так без меня прекрасна жизнь!А солнце жжет меня: очнись!2 июня *      *  *На лопухах сейчас сверкают алмазы —То ли дождинки с ночи, то ли роса.Птицы поют на разные голоса,Ласточки чертят воздух, как богомазы,Для гнёзд воздвигая строительные леса.Каждый хозяин похож на свою собаку,Каждый из нас похож на одну из птиц.Я — пересмешник всего, что звучит. ОднакоЯ из кустов наблюдаю, как из бойниц,Кто в обороне сидит, кто идёт в атаку.Смешана трель соловья с хрипотцою сойки.Всем подражаю — это моя судьба.Возле дубового пня стою, как у стойки,Славки помётом мне ставят хвостатые двойки.Я, пересмешник, — гордая голытьба.3 июня *      *  *Цветёт мазут. Вода, которая чумаза,Для памяти — и роза, и зараза,И всё, что есть во мнеОт гривы апшеронского ПегасаДо бурелома в снежной стороне.Астрологи мне вовсе не нужны.От гневной ревности до самоедства,От шторма и до полной тишиныСудьба запрограммирована с детстваУсилием мятущейся волны, —И ритма нет. Он то замедлен нефтью,То он морской заверчен водовертью,То мелкою рыбёшкою прошитНо раковина, пахнущая смертью,Со мной о вечной жизни говорит.6 мая *      *  *Россия. Подмосковье. Лесосека.Безумным оком получеловекаУставилась я на дорогу века.Идут, забыв домашние уроки,Несчастного отечества пророки.Не в венчиках из роз, а из осоки.И сквозь слезу березового сокаМне видится то близко, то далёкоДворянский облик Александра Блока.18 мая *      *  *Чуть приоткрылись клювы почек,Как дождь-поилец, дождь-обходчикУгодий областных пришёл.Садовник-дождь и дождь-лесничий!Ему земля под гомон птичийСухой подставила подол.Но в этом мире оскуделомНикто ни в частности, ни в целом —И от бомжа и до вождя —Своим прямым не занят делом,Кроме дождя, кроме дождя.14 апреля *      *  *Вот и опять мне хочется до болиСобытья жизни вышибить — клин клином,Или смешать былое с настоящим.И письменный я выдвигаю ящик.Но он лавандой пахнет, нафталиномИ травкою индийскою от моли.Но разве моль заводится в бумаге,В кириллице и в стихотворной речи?А слог идет на слог, как брат на брата,И я с войны Троянской виновата.А санитар трясёт меня за плечи, —Но даже просыпаться нет отваги.1 мая Звук и каменьИ пошла строка от звука:Что ты зябнешь, птичка зяблик? Осень — не зима,И полны червей и яблок мира закрома.Только вот какая штука:В зябком сентябреВсё, что днём со мной творится, я приписываю птице,Травке в серебре, мерзлой капле на реснице, —Только не себе.Заморозки. Зимородок.Скобок, знаков препинанья избегает звук.Я, в раздумье о молчанье, заключила подбородокВ скобки рук.Чтоб из пустозвонства выйти,Мне во рту держать бы камень. Зяблик, зимородок, звон!Да, держать бы за щеками, — как держал его в ЕгиптеСтарец Агафон.9 мая *      *  *Как хорошо, что я тебе виднаИз звездами усыпанного сна.Но ты не сокрушайся обо мне —Друг предает — на то и есть друзья.Но видишь, я при хлебе, при окне,Гляжу наверх, антоновку грызя.Я узнаю поверх слепых очков,Поверх седых берёз и птичьих гнёздТвой облик в прохожденье облаков,Твой профиль по расположенью звёзд.Что говорить, судьба не без прорех,Но вижу я тебя всего поверх.24 апреля *      *  *Здесь, где руки целовалаВсем и пальцем в небо тыкала,Осень я отбедовала,Зиму я отгоремыкала.Как звезда от снега тусклая,Брезжит дом мой вдалеке.Помирать хочу на русском я,На молочном языке.14 марта (обратно)

Маленькая победоносная война

Бабченко Аркадий Аркадьевич родился в году в Москве. Окончил Современный гуманитарный университет. Журналист, прозаик, издатель журнала “Искусство войны. Творчество ветеранов последних войн”, работает в “Новой газете”. Лауреат премии “Дебют”, премии журнала “Новый мир” (, ), премии английского ПЕН-центра. Живет в Москве.Человеку невоевавшему не объяснить войну, точно так же, как слепому не объяснить ощущение зеленого, а мужчине не дано понять, что значит выносить и родить ребенка. У них просто нет необходимых органов чувств. Войну нельзя рассказать или понять. Ее можно только пережить.Но все эти годы ты ждешь. Чего? Не знаешь и сам. Ты просто не можешь поверить, что все закончилось просто так, без всяких последствий.Наверное, ты ждешь объяснения. Ждешь, что кто-то подойдет к тебе и скажет: “Брат, я знаю, где ты был. Я знаю, что такое война. Я знаю, зачем ты воевал”. Это очень важно — знать зачем.Зачем погибли твои войной подаренные братья? Зачем убивали людей? Зачем стреляли в добро, справедливость, веру, любовь? Зачем давили детей? Бомбили женщин? Зачем миру нужна была та девочка с пробитой головой, а рядом, в цинке из-под патронов, — ее мозг?Зачем?Но никто не рассказывает.И тогда ты — вчерашний солдат, прапорщик или капитан — начинаешь рассказывать сам. Берешь ручку, бумагу и выводишь первую фразу. Ты еще не знаешь, что это будет — рассказ, стихотворение или песня. Строчки складываются с трудом, каждая буква рвет тело, словно идущий из свища осколок, — ты физически ощущаешь эту боль, это сама война выходит из тебя и ложится на бумагу, — тебя трясет так, что не видишь букв, ты снова там, и снова смерть правит всем, а комната наполняется криками, стоном и страхом, и снова работает крупнокалиберный пулемет, кричат раненые и горят живые люди, и паскудный свист мины настигает твою распластанную спину. Хоровод закручивается все быстрее и быстрее, и вот ты уже в центре него. Здесь все, кто был дорог тебе в той жизни, и вот ты уже узнаешь знакомые лица — Игорь, Вазелин, Очкастый, взводный… Они склоняются к тебе, их шепот заполняет комнату: “Давай! Давай, брат, расскажи им Как мы горели в бэтэрах Расскажи, как умирали на окруженных блокпостах в августе девяносто шестого! Расскажи, как дергаются мальчишеские тела, когда в них попадает пуля. Расскажи! Ты выжил только потому, что умерли мы, — ты должен нам! Они должны знать! Никто не умрет, пока не узнает, что такое война!”, — и строчки с кровью идут одна за одной, и водка глушится литрами, а смерть и безумие сидят с тобой в обнимку и подправляют ручку.И вот ты — вчерашний прапорщик, солдат или капитан, сто раз контуженный, весь насквозь простреленный, заштопанный и собранный по частям, полубезумный и отупевший — пишешь и пишешь…РОЗОВЫЕ ПРЯНИКИПервый день я помню хорошо. Весь день мы ехали — с самого утра и до самой ночи. C рассветом вышли из Моздока и пошли в Чечню. Но не той дорогой, которой меня возили в девяносто шестом, не через Вознесенскую, Малгобек и Карабулак, а другим путем — через Ищерскую и Горагорск, в котором, прямо посреди поселка, стояла разбитая школа — расстреливали ее танками с дороги — и вокруг этой школы дети играли то ли в футбол, то ли еще во что.Розовые пряники мы купили у торговки на обочине — на повороте наш бэтэр занесло, тремя колесами он завис над пропастью, как раз с моего борта (прикольное ощущение, когда сидишь на броне, а под задницей у тебя четыреста метров свободного полета), братва дристанула на противоположный борт, а я впал в ступор — патологически боюсь высоты, лишь вцепился в поручень и смотрел вниз. Но бэтэр выровнялся, мы стали и по случаю остановки решили затовариться жрачкой.Из всей жрачки были только сладости. Купили литров пятнадцать лимонада и все пряники, которые у торговки только были, огромный пакет.Эти пряники, которые мы ели грязно-серыми пальцами, были самыми вкусными в моей жизни.К полудню в нашем бэтэре что-то гикнулось, нас оттолкали в канаву, и около часа мы стояли на обочине, ремонтируясь и глядя, как мимо нескончаемым потоком идет колонна нашего полка. Колонна была просто огромная, километров под десять, наверное.За лесопосадкой светились оцинкованные крыши какого-то села. Взводный приказал поглядывать в ту сторону. Никто из колонны не остановился.Поломка оказалась пустяковой, починились мы легко и быстро нагнали своих. Но то, что нас бросили, засело в печенках навсегда.Потом к нам подсел какой-то офицер в больших очках. Линзы ему забивало грязью, он их снимал, протирал платком, но через две минуты они снова становились грязными. В конце концов чистить очки ему надоело, и он просто чертил пальцами две горизонтальные черты и смотрел сквозь них, как сквозь триплексы.В тот день мы прошли почти всю равнинную Чечню — боев здесь уже не было, армия стояла на подступах к Грозному, а полк наш шел вторым эшелоном — и с темнотой остановились перед двумя какими-то горками, возвышающимися уступами прямо над дорогой, которая входила в них, как река в ущелье. Очень нехарактерное для равнинной Чечни место, к слову. Где это было, не знаю до сих пор. Нам никто никогда ничего не говорил: куда едем, зачем; никто не ставил боевых задач и вообще ни о чем не информировал — просто сажали на броню и везли. Для чего — хрен его знает. Серая солдатская скотинка.Тучи к этому времени разошлись, светила луна. По всему полю горели костры, стояла разбросанная техника, толпы солдат. По вершине одной из горок долбили гаубицы. Это холодило, вызывало тревогу, но ощущения войны, ощущения того, что все — ты уже здесь, пересек черту, въехал в круг, — еще не было. Да и последствий войны мы еще, собственно, и не видели, если не считать потрепанного Горагорска, который, как выяснилось позже, и потрепан-то почти не был. С зонами, где я оказался через полгода и в которых не осталось ни одного — вообще ни одного — дома, не сравнить, конечно.К этому моменту я шевелился уже с трудом. Ехать весь день зимой на броне под постоянной изморосью оказалось катастрофически тяжело. Прямо-таки мучительно.Эта ночь стоит до сих пор перед глазами, как фотография. Луна. Две невысокие, но крутые горки совсем рядом. Разрывы на вершине одной из них. Грохот гаубиц — саушек. Грязь, не грязь даже, а жижа. Костры. Техника. Дорога. Солдаты. Неопределенность. Сидеть негде. Лежать негде. Только стоять.Стояли долго. Несколько часов. Никто ничего не говорил. Ничего не приказывал. Не разъяснял, не кормил, не давал указаний и не знал.Потом выяснилось, что нам сюда не надо, а надо совсем рядом, но — за ту сторону этих горок. А чехи засели там плотно и не уходят. Долбят их уже дня три, что ли. И пока не додолбят, ехать нельзя, потому что в ворота эти не пройти никак, а дорога одна.Даже несмотря на артобстрел под боком — саушкам, кажется, даже кто-то отвечал с горы, я тогда не разбирался, не мог различать оружие, направление и расстояние стрельбы по звуку, — несмотря на эту перестрелку, ощущения войны все еще не было. Не до войны как-то. Хотелось только одного — лечь, или сесть, или, на крайняк, хоть прислониться к чему-нибудь.Наконец объявили ночевку. Пехота быстро стащила со своих бэтэров и установила палатки. А связь — вот же, блин, связь вечно в жопе почему-то оказывается! — у связи было только два бэтэра: один из них комбата, который постоянно на дежурстве, а второй — начштаба, который на подхвате, поэтому все наши нары, печка, палатка, колья, лопаты были хрен знает где в обозе в хрен знает каком “Урале”.Сначала искали обоз. Потом искали начальника обоза. Потом с начальником обоза искали хоть кого-то, кто знает, какой из “Уралов” наш. Потом искали сам “Урал”. Нашли. Всякого барахла на него было навалено столько, сколько арабы на рынках на свои тележки не грузят, — просто гора из кое-как понакиданных бревен, досок, щитов, нар, палаток, кольев, брезента, печек и прочей херни.И имущество взвода связи, естественно, было в самом низу. Грузились-то первыми.Очень долго откапывали палатку. Потом вытаскивали колья. Потом забили на все хрен и нары с печкой выгребать уже не стали — это было просто нереально.Армейскую палатку до этого никто из нас не ставил. Пока разобрались что к чему, проколупались еще час. Установили кое-как: прямо в разъезженную жижу, криво и косо, с провисами, которые тут же стали протекать. Все мокрые, грязные, воды, кроме луж под ногами, нет, тепла нет, жратвы нет, ни хрена нет. И сидеть опять негде.К тому моменту у меня в голове остались только две мысли. Первая — на хрена я сюда приехал? Нет, ну действительно, на хрена?И вторая — ведь ТАК теперь будет всегда!Где-то сперли две двери. Положили их на цинки с патронами. На одну лег взводный. На вторую утрамбовалось еще человека три. Остальные легли прямо в лужи. Кинули спальники в жижу и позалезали в них, не снимая сапог. Я тоже лег в воду.Посреди центральной лужи ногами нагребли кучку глины и развели на ней костер.Описывать ночь, я думаю, уже не имеет смысла.Самое смешное, что так действительно было потом всегда. Только мы поумнели. На “Урал” уже ничего не грузили — все только на свои бэтэры. Нары распилили и второй этаж сожгли к хренам собачьим. Из первого этажа делали сплошной щит и ставили его на ящики с запчастями. Ворованные двери берегли как зеницу ока. Печку научились топить миской соляры с плавающей в ней тряпкой, если не удавалось украсть или отобрать у артиллеристов снарядные ящики. В обозе украли второй калорифер. Все остальное выкинули на хрен. Палатку ставили за двадцать минут.Ночью ворвался начальник штаба. Начал дубасить всех подряд ногами, высадил в потолок полный магазин одной очередью и швырнул гранату. Швырнул, кажется, все-таки за палатку, не помню — выскочил я очень быстро и остановился, только когда она бабахнула. Начальник штаба бил взводного с криками: “Где связь, сука? Где эта долбаная связь?” Связи не было. Бэтэр стоял холодный. Рации отключены. Наушники втоптаны в говно на днище.Забыли мы как-то про связь.Саббит, наш молодой, зайцем поскакал в штабную машину. Утром его вытащили из этой металлической пещеры синего, со стучащими зубами. Никто его не сменял.Странно, но в тот раз мне тумаков не досталось. По-моему, это единственный случай. Я по штату вообще-то наводчик-радиотелеграфист, и дежурить мне не обязательно (все равно дежурил потом). Может, поэтому и не досталось. Хотя начштаба особо не разбирался.Вернулся в спальник. Прямо над головой через тридцать аккуратных дырочек полукругом светились звезды. Из них капало.А утром мы узнали, что в нашем полку появился первый двухсотый. Молодой, откуда-то с пехоты, застрелился ночью в карауле. Не выдержал этого дня — нашего первого дня на войне.А ведь ничего еще не было. Ни войны, ни обстрелов, ни Грозного, ни гор, ни смертей. Вообще ничего. Мы просто ехали, а потом просто лежали в жиже — сном это назвать нельзя. Но ему оказалось достаточно и этого.Тогда эта смерть вызвала одно-единственное чувство — злобное раздражение. Дурак, дурак, зачем ты это сделал? Зачем? Даже несмотря на отсутствие войны, инстинкт жизни к тому моменту уже проснулся, и мы не могли понять этого, не могли простить, потому что это было предательством: предательством по отношению к нам, слегка уже отупевшим, но все же колупающимся в этой ледяной жиже, все же ищущим тепло, сухость и жрачку. Предательством по отношению к тем, кто погиб до нас. И предательством по отношению к тем, кто еще погибнет, — они могли жить, они хотели жить, но у них не оказалось такой возможности, а у тебя такая возможность была, но ты, дурак, застрелился!Впрочем, злоба была все же смешана с жалостью. Тогда его еще было жалко. Да, еще было. Потом это чувство ушло, и смерти наших — даже случайные и нелепые — вызывали уже только ярость.Смерти же чужих не вызывали вообще ничего.Но эта первая смерть принесла нам понимание ценности жизни. Хрена лысого, я все вытерплю, все смогу, но сам не застрелюсь ни за что. Все мы переменились тем утром. Незначительно, чуть-чуть, почти незаметно, но уже необратимо. Утром дня, ставшего для нас вторым на войне.Хотя потом, временами, я все же думал, что, может, он был и прав. Наверное, ему суждено было не вернуться. Тогда зачем мучиться лишние дни?Но мысль эта была чисто логической. Из области математики, а не жизни.Чехи то ли ушли, то ли их добили, но стрельбы больше не было. Странно, однако ночью эта близкая канонада меня совсем не беспокоила, хотя привычки к ней быть еще не могло. Мы могли выдвигаться, но погибший задержал отправление колонны на какое-то время. Этого хватило, как раз чтобы успеть накипятить чаю в котлах.Сели пожрать сухарей. И тогда кто-то вытащил розовые пряники. Те самые, из-под Горагорска. Как из прошлого тысячелетия.Какими длинными, оказывается, могут быть сутки.Хотя сейчас я знаю, что тот нескончаемый день на самом-то деле был самым коротким из всех дней моей войны.МЫ ЕДЕММы едем. Полк, растянувшись на километр, четвертый час тащится по Чечне. Двухнедельное затишье заканчивается. Нас, кажется, перебрасывают в Грозный.Сегодня дождь впервые перестал и пошел снег — густая белая вата. Колонна пропала, видно лишь два размытых очертания машин впереди и позади. Их моторные отсеки открыты, перегревшиеся движки бесшумно работают в снегопаде. В силовых сгорбились привидения в пехотных бушлатах. Они ни о чем не говорят, ничего не делают, ни о чем не думают, лишь дергаются все одновременно, когда водила переключает скорость. Снег строит белые пирамидки на их шапках. На клапанах нагрудных карманов он лежит ровными прямоугольниками, как на подоконниках. Снег укрывает плечи, лица, жизни… Ничего не существует, кроме этого мокрого снега, холода и войны. Время остановилось. Сколько мы едем? Год, два? Нет, всего лишь четыре часа. Вселенная исчезла. Ничего больше нет, только я и эти двадцать солдат на двух бэтэрах спереди и сзади.Из-под шапки медленно стекают ледяные капли и бегут между лопаток к пояснице. Я пытаюсь не чувствовать их. Пытаюсь отстраниться от холода. Это не так сложно. Нужно просто дать себе промерзнуть насквозь, чтобы организм охладился весь, — почки, печень, мочевой пузырь должны стать такой же температуры, как и воздух. Тогда холод будет беспрепятственно входить в твое тело и так же беспрепятственно выходить из него, не встречая сопротивления. Это умеют делать кузнечики, которые зимой попросту превращаются в кусочек льда, а весной оттаивают и оживают заново.Я хочу стать как кузнечик.Не надо только дрожать — дрожь лишь ухудшает положение.Рядом со мной спит Пиноккио. Он скрючился, как будто его ранило в живот, и не шевелится. Снег укрыл его почти целиком, словно панцирь черепаху. Он спит в очень неудобной позе, опершись подбородком на рожок автомата и свесив задницу за борт. Любой другой на его месте непременно свалился бы под колеса, но Пинча не свалится. С ним вообще никогда ничего не случается, он может заснуть под днищем танка, положив голову на гусеницу между катков, и его не раздавит. Или во время обстрела вылезти из окопа и в полный рост отправиться на кухню за жрачкой, и в него ничего не попадает — был такой случай. Бог хранит детей и дураков.На башне, расставив ноги, орлом восседает Харитон. Плечи развернуты, палец на крючке, взгляд боевой. Рэмбо. Перед кем он красуется, непонятно — в снегопаде ничего не видно. Впрочем, Харитон всегда так ездит. Он вроде хочет олицетворять собой несокрушимость современной военной машины. Это бывает. Когда на тебя надевают шестнадцать килограмм железа, всучают в руки автомат скорострельностью семьсот выстрелов в минуту и рассовывают по карманам десяток гранат, каждая из которых дает две тысячи осколков, приходит ощущение всесильности. Но это лечится. Как правило, первым же обстрелом. Достаточно один раз поелозить мордой по коровьему дерьму — и ощущение всесильности исчезает так же быстро, как и появляется. Впрочем, у Харитона, видимо, хронический случай. Даже когда бэтэр однажды занесло на гололеде под Горагорском и он завис тремя колесами над пропастью, Харитон не изменил своей позы — побледнел, пропотел, но так и не спрыгнул. Вот и сейчас его губы посинели, он трясется, как осиновый лист, но греться к нам в силовую не идет. Даже косынку на шапку не сменил.Рядом с Харитоном расположился Романыч. Временами мне кажется, что Романыч уже умер, — он сидит в одной и той же позе с самого утра, скрестив ноги и уронив голову на грудь. Иногда я трясу его за колено, он поднимает веки, подержит глаза несколько секунд открытыми и снова отключается, ничего не восприняв из этого мира. Война сломала его неделю назад — до этого Романыч был живой и довольно шаристый солдат, но буквально за пару дней он превратился в тряпичную куклу. Теперь это жалкое подобие человека — голова склонена набок, из носу свисает вечная сопля, мутные глаза затянуты пеленой, как у коровы, движения вялые и бессмысленные. Он почти все время спит. Его можно рвать пассатижами и жечь огнем — не пошевелится и не станет сопротивляться, только застонет. Его скоро убьет.На командирском месте, свесив ноги в люк, сидит командир нашего гранатометного взвода лейтенант Колесин. Колесо. Или Синеглазка. Такое погоняло ему дали, когда его, ужратого, отмудохали менты на вокзале в Брянске, и в полк он прибыл с огромными фиолетовыми гематомами вместо глаз.Взводный устроен лучше всех, ноги у него в тепле, под задом диванная подушка, тем самым он не морозит себе хозяйство о броню, на голове непромокаемый, хотя и чертовски неудобный шлемофон, а крышка люка укрывает от встречного ветра по грудь. Впрочем, взводному наплевать на удобства — он пьян вдугаря. Он всегда пьян, наш летеха-алкоголик. К его чести надо сказать, что взвод он принимать не хотел, хотел быть обычным контрабасом, но в военнике у него стоит звание “лейтенант”, и отмазаться от нас он не смог.Еще взводный катастрофически силен. Однажды он подлез под нос БТРа и приподнял его на рессорах. Четырнадцать тонн. И огромен — за два метра, а размер ноги у него, кажется, сорок девятый. В полку ему долго не могли подобрать кирзачи, и недели две он ходил в форме и каких-то галошах, как чумоход, пока в казарму не прибежал каптер с воплем: “Есть! Нашел! Пятидесятый размер! Два сапога — метр!”И еще взводный стреляет как бог. При мне на спор на лету сбил ворону метров с двухсот пятидесяти.При этом Колесин очень начитанный. Ночами, бывает, мы говорим с ним о литературе, о Ремарке с Толстым. По-моему, это самые бредовые моменты во всей моей войне.Сейчас он храпит, повиснув на стволе пулемета, и снег залетает в его приоткрытый рот.Ведет машину Кукс. Кукс — отменный водила, хотя и раздолбай. Когда ему надоедает тащиться с черепашьей скоростью, он поддает газу и идет на обгон колонны. Тогда Колесо, не просыпаясь, бьет его каблуком по башке, и Кукс занимает свое место в строю.Еще две машины нашего взвода тащатся где-то сзади. Они идут след в след — здесь никто никогда не съезжает с проложенной однажды колеи. На них едут Игорь, Леха, Олег, Жека Одегов, Мотух, Тюпай, Гарик, Валегжанин и Мутный.Это наш взвод.Мы едем.Мозг отключается, и ты не знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как ты забрался на броню. Может, час, может, два, а может, и сутки. Все сливается — вчера, сегодня, завтра, дни похожи друг на друга как две капли воды, и различить их можно только по именам погибших — вчера убило того парня с седьмой роты, а позавчера Яковлева, и больше никакой разницы между днями нет — грязь, холод, усталость и война, война, война…Наша жизнь — это ночь, резкий свет фар, холод и запах соляры. Еще ни разу мы не стояли на одном месте больше суток. Ставить палатки и рыть окопы нет никакого смысла. Полк постоянно в движении. Мы не едем откуда-то куда-то, мы едем всегда — мы так живем, и наш дом — это силовая бэтэра.В принципе, здесь не так уж и плохо, если уметь устроиться. Я умею. Сижу в силовой по пояс, ноги в шерстяных носках засунул в двигатель — там тепло, но нужно следить, чтобы ворсистые носки не затянуло под ремень генератора, а то оторвет пальцы; сапоги стоят на поршневой, засох­шие короблые рукавицы и пачка папирос лежат там же. Это все сухое.Штаны тоже сухие, на коленях они прогрелись настолько, что даже обжигают ноги, но я не отстраняюсь, этот жар приятен, и я, как аккумулятор, впитываю его на потом. И пытаюсь отослать немного наверх — к мокрым плечам и спине, которые, несмотря на перегретый движок, один черт мерзнут, как суки.Наши глаза открыты, но мы не бодрствуем, хоть и не спим. Это какое-то особое состояние — пустой взгляд не останавливается ни на чем, ты ни о чем не думаешь и ни на что не реагируешь; окружающий мир — простреленные таблички с названиями сел, разбитые хибары, мокрые деревья, снежная вата — проходит через тебя так же, как и холод, не встречая сопротивления, и лишь подсознание мелким ситом пытается выцедить из него опасность. Но сам ты в этом процессе не участвуешь. Твой разум и мир — одно целое. Ты и есть мир. Ощущаешь и понимаешь его полностью, как бывает только во сне. Или по обкурке. Но в то же время все твои чув­ства предельно обострены, и ты готов в любую секунду кинуть свое тело в снег и начать отстреливаться.Где-то вдалеке в горы бьют саушки, стреляет калаш, медленно проходит пара вертушек, чумазые солдаты на блокпосту ремонтируют бэху — это не опасные звуки.Но стоит только хлопнуть поблизости шальному разрыву, как ты уже весь напрягаешься — руки хватают автомат, тело прижимается к броне, движения становятся четкими и резкими, как у ящерицы, а мозг — ясным.Но ничего не происходит.Я снова отключаюсь. Кажется, даже засыпаю на несколько секунд. Мне слышится какая-то стрельба, крики, летящие в мою сторону трассера, бьет миномет.Кукс переключает скорость, мы с Пинчей одновременно дергаемся взад-вперед, стреляет снайпер, пуля входит мне в горло прямо над срезом броника, и я всхватываюсь.Ничего нет. Идет снег.Машины стоят. Впереди что-то случилось — то ли водила заснул за рулем и перевернул бэтэр, то ли просто кто-то сломался, то ли еще что — отсюда не видно, до головы колонны несколько сот метров. Но не подрыв и не засада — стоим уже минут двадцать, и ничего пока не началось, хотя кругом сады, а слева на склоне холма несколько развалюх — самое место долбануть нас.Кукс протягивает фляжку с ледяной водой. Если сделаю хоть глоток, то превращусь в сосульку окончательно. Но я пью. От холода организм постоянно выводит лишнюю влагу, мы мочимся каждые двадцать минут, и запасы воды в организме надо пополнять. Я делаю два маленьких глотка, чтобы промочить горло, затем отдаю фляжку Куксу и опять прячусь в бушлат.Канава вдоль дороги забита мертвыми коровами. Они стоят в одинаковой позе, прислоненные боком к насыпи, их головы задраны вверх и лежат между лопаток. Глотки у всех перерезаны. Грудь каждой залита черной кровью. Их много, эта вереница смерти уходит вдаль настолько, что конца ее не видно. Здесь, наверное, больше сотни животных.— Зачем это? — спрашивает Пинча.— Не знаю, — отвечаю я.— Зарезали, когда уходили, — сплевывает взводный. Проснулся. — Ни у одной нету таких ран, чтобы добивать… Чтоб нам не достались. Не гнать же их в лагеря беженцев. Как наши поджигали села во время войны…Да, вроде так оно и есть. Мы и вправду похожи на оккупантов. Строим комендатуры, окружаем их блокпостами и назначаем своих полицаев.В лучшем случае к нам относятся равнодушно. В основном ненавидят. Все. Даже дети. Жестами они показывают нам перерезанное горло и вскидывают кулаки вверх, когда колонна проходит через села. Жить мы можем только в земле или бетоне, мочиться только с брони и передвигаться только взводами под прикрытием бэтэров. На освободителей не очень-то и похоже.Но мы и не оккупанты. Нам от этой земли ничего не нужно, лишь бы отбыть свой срок.Истлевшая сигарета обжигает пальцы. Я досасываю бычок и кидаю его под колеса. Раньше я отправил бы его щелчком в канаву, но сейчас мне не хочется этого делать — боюсь попасть в один из этих открытых мертвых глаз.На этой дороге только мы и зарезанные коровы. Больше никого нет. Чечня пустынна. Все, кто мог уйти, ушли. За все время нам не встретилось еще ни одного целого дома, навстречу не проехало ни одной машины, по полям не прошел ни один человек. А ведь мы здесь уже около месяца. На дорогах только военная техника, в брошенных разграбленных домах — только солдаты на мародерке, везде только русская речь. Лишь иногда из развалин вылезают какие-то закутанные в обноски привидения, что-то вроде женщин с детьми, но точно не скажешь — может, и люди, а может, и зверьки какие, — и смотрят, смотрят, смотрят на нас. Как мы едем. Потом проводят рукой по горлу.Иногда этих привидений бывает даже много. На рынках — даже сотни. Но они все равно не оставляют ощущения населенности, жизни. Призраки. И все время молчат, когда мы едем, и смотрят. Только бабы и дети.Создается впечатление, что мы играем в войнушку сами с собой. Словно кошка, гоняемся за своим хвостом с привязанным к нему цинком из-под патронов. Живого чеченца пока никто еще не видел. Мертвого, впрочем, тоже.Но при этом нас постоянно обстреливают. Кто и откуда — понять невозможно. Трассера летят из снега, из каких-то пустых домов или из деревьев — вроде из домов и деревьев, — они появляются сами по себе, проходят над головой и так же сами по себе исчезают. Кто, куда, в кого — хрен его знает. Может, и в нас. А может, и мы.На обочине, по брюхо в снегу, стоят сломавшиеся бэтэры. Их двигатели остывают, и пехота склоняется над ними все ниже, стараясь не упустить в пространство ни джоуля уходящего тепла. Снег засыпает их, как трупы. По-прежнему никто не шевелится.В нашем полку нет ни одного нового бэтэра, на войну собрали все старье после ремонтов. А новую технику армия бережет для парадов. Эти-то один хрен списывать. То, что списывать придется вместе с людьми, уже не важно.Сломавшихся цепляют на трос — каждый второй бэтэр тащит за собой еще одно корыто.Если цеплять нет возможности, то просто оттаскивают на обочину и бросают вместе с экипажем. Теперь это их проблемы. Бросать своих принято в нашей армии. Считается, что позади идет “черт” — буксировочный танк — и подбирает сломанных, но однажды Кукс тоже вот так вот стал в поле, и хрен его кто подобрал. Он вырыл себе окопчик и двое суток простоял в нем без сна и жратвы, вслушиваясь в снегопад, готовый стрелять на любой шорох. Когда его нашла разведка — не наша даже, соседнего полка, — Кукс был немного не в себе и сдаваться живым не собирался.Впрочем, к командованию полка претензий никто не предъявляет. Это не его вина. Такая война. Такая армия. Стоять всей колонной около каждого полетевшего редуктора тоже нет возможности.Опять начинает колотить дрожь. Стоим уже слишком долго, двигатель остыл окончательно, и без внешнего источника тепла ресурсы организма подходят к концу. Броня через задницу леденит мочевой пузырь, потом почки, легкие, мозг и черепную коробку изнутри. Но двигаться нет сил — полная апатия.Хочется только одного — поскорее развести огонь. Но сегодня погреться вряд ли удастся. И завтра утром тоже. При самом лучшем раскладе — только вечером. Там, куда мы едем, нас никто не ждет. Там мы несколько часов будем выбирать позиции, потом станем окапываться в жиже, потом ползать пузом и ставить растяжки, потом уточнять сектора обстрелов и вычислять возможные огневые точки чехов. Это все надо сделать днем, до наступления темноты. Потом всю ночь мы пролежим в ледяной воде, пока по нам будут постреливать. И если за ночь ничего особого не произойдет и никого не убьет, то утром, только утром, мы начнем рыть землянки и ставить палатки. И только ближе к вечеру у нас будет тепло.К этому времени обоснуется и кухня, и мы получим горячую пищу.Это все уже давно известно.Впрочем, даже если ночью кого-нибудь и убьет, все равно есть горячее мы будем не позже обеда.Наконец колонна трогается. Проходим еще метров сто, и когда слева появляется табличка “Грозный”, головная машина сворачивает направо, в сады. Вся колонна, по одной, начинает поворачивать вслед за ней, словно огромный железный питон, ломает яблони, перемешивая их тупой железной массой с грязью.Все-таки Грозный.Снег прекращается, снова идет дождь. Через полчаса петляний по садам выползаем на какое-то огромное поле. Опять стоим. Потом отдельные взвода и штаб батальона отделяются от остальных и ползут несколькими машинами во дворы каких-то домиков. Их всего штук пять, не больше.Здесь уже стоит какая-то сибирская пехотная бригада. Черт. Пехоты слишком много. Все этажи заняты, из каждого окна торчит печка, в каждом подъезде на ступеньках живет по взводу. Земля между домами раскатана так, что застревают даже бэтэры: колеи, наверное, по метру, не меньше, — бригада на гусеничном ходу.Впрочем, вскоре выясняется, что бригада как раз уходит. Мы ждем, чтобы занять дома после нее.Пехотинцы бегают между бэхами злые как черти, грузят матрасы, кровати, печки и прочее барахло, кроют нас матом и постоянно залупаются — до драки не доходит совсем чуть-чуть.Кукс залезает на бэтэр и расталкивает Романыча. Тот не просыпается.— Эй, вставай, — трясет его Кукс за плечо, — слезай, сука, подстрелят. Вставай, приехали!Романыч поднимает веки, глаза у него застланы отвратительной гноящейся пленкой, он не понимает, что происходит, не понимает, где он и чего от него хотят. Всю дорогу он существовал в каком-то своем мире с единственным еще копошащимся в его опустевшем мозгу желанием — сойти с ума окончательно и не возвращаться в эту реальность больше никогда, но Кукс его насильно в эту реальность вернул, и эта реальность причиняет Романычу видимую физическую боль.Кукс бьет его кулаком. Потом прикладом. Романыч, всхлипывая, отрывается от брони, но ноги его не держат, и он летит с бэтэра в грязь. Проваливается целиком, плашмя, оставив на поверхности лишь свой трафарет, как это рисуют в мультфильмах. Мы его достаем, но он все равно еще не может стоять и снова валится — теперь уже на спину. Теперь Романыч похож на большой грязный пельмень, обвалянный со всех сторон. Кукс, поддерживая его за плечо, начинает оттирать ему лицо, выковыривает глину из ушей, изо рта и заскорузлым рукавом сдирает ему кожу с носа. По подсохшей уже корке глины сочится струйка крови. Романыч плачет.Сибиряки откровенно ржут.— Эй, пехтура, чего вы такие чумазые? — кричит нам невысокий приземистый бурят в танкистском комбинезоне.Мы бесимся. Жалости к Романычу нет никакой. Его хочется только бить — сука, чмо канявое, вставай!!!Я что-то залупаюсь буряту в ответ, мол, пожили бы с наше в земле, сами-то на квартирах окопались, суки тыловые, но меня быстро осаживают: “Ты чего, прифигел, сержант, мы уже семь месяцев по горам ползаем”.Тихо бешусь в себе. Хрена тут скажешь? В конце концов, это мы пришли в их квартиры.Млять…И все-таки Грозный…КУСОК чУЖОЙ ВОЙНЫЯнварь двухтысячного. Несколько недель после Нового года. Слякотное поле в пригородах Грозного.Я сижу на броне, привалившись спиной к башне. Рация прислонена к стволу пулемета, на коленях автомат, на ухе наушник. Рядом из люка торчит водила.Комбат ушел в палатку к командиру полка и до сих пор не появлялся. Мы не ждем его, не скучаем, не думаем ни о чем. Мы вообще “не”. На все давно уже плевать. Просто сидим. Просто на войне. Мне уже даже не холодно.Так проходит несколько часов.Невысокое пасмурное небо, непрекращающийся, задравший уже всех дождь, вечная вода в землянках, холод, туман и слякоть, слякоть, слякоть…В этой слякоти живут люди. Несколько сотен человек приехали сюда за несколько сотен километров, нарыли ям в земле и копошатся в этой глине уже несколько месяцев. Я смотрю на них сверху. Нога свешивается с брони.Эти люди в земле занимаются в основном тем, что ищут тепло.Тарахтит бензогенератор, по-нашему дырчик. Под гусеницами бэх горят костры. Дым слоями лежит на поле. Почти все люди сидят вокруг огней и жгут снарядные ящики. Никто не шевелится: лишнее движение — это лишнее тепло, а его мало. Апатия.Самые ушлые сделали гамаки из подматрасников и развесили их под широкими носами БМП. Спят.Грязная, заляпанная глиной по самые крыши техника криво стоит на раскатанной в метровые колеи земле.Пролетает и садится вертушка. Кажется, это единственное движение в мире. В измороси ее движки работают приглушенно, кажется, что и воздушная волна от винтов мягче, ватнее.Вертушка тоже заляпана глиной по самые лопасти.Километрах в двух или трех видны дома города. В бинокль можно различить нескольких женщин у одного из подъездов. Они стоят там уже давно, почти не шевелясь. Разговаривают или нет — отсюда непонятно. На одной, помоложе, самодельные галоши из обрезанных сапог. Старуха в черном платке.Больше ни одного человека. Только черные дыры окон и пробоины в кирпичных стенах. Следы пожаров и обстрелов.В этом городе враги. Их не видно, они не стреляют, но они там. Их надо оттуда выбить и занять город.За спиной работают гаубицы.Если бы меня спросили, что у меня ассоциируется с этой унылой зимней слякотью Второй чеченской, я бы ответил: саушки. Вторая Чечня — это саушки. Их слышно всегда и везде, в любой точке этой войны.Как стада слонов, они стоят на полях и вздыхают каждые две-три минуты. На каждом поле по стаду. Гул по земле, эхо в горах, затем короткое затишье с тарахтением дырчика и туманной ватой в ушах и мозгах, и снова вздох металлического стада, как метрономом, отсчитывающего войну. Непрекращающийся, нестрашный, методичный и неостановимый метроном. Стучит и стучит — день и ночь, день и ночь, на протяжении уже нескольких месяцев. Каждые две-три минуты. Это и есть цель существования стада. Прийти на это поле, стать и начать вздыхать каждые две-три минуты. Постоять тут несколько дней, сняться и переехать на другое точно такое же поле и начать охать точно так же там, не видя результатов своего вздыхания.Выстрел — самоцель.Он не ведет к сиюминутной смерти.Ни один артиллерист не может сказать, сколько человек он убил. Ни один, проезжая мимо разбитого вдребезги села, не может сказать: “Это я расхреначил этот дом”.Около каждой гаубицы прямо в глине валяется куча всякого барахла. Штабеля снарядных ящиков, стреляные латунные гильзы, пустые ящики, белеющие распахнутыми внутренностями досок, комья промасленной бумаги, шлемофоны, бушлаты. Среди этого добра возятся солдаты, таскают ящики со снарядами и кормят ими отстрелявшихся слонов, заталкивая латунные двухпудовые бананы в подачу.Больше всего артиллеристы похожи на водил рядом с застрявшим в колее грузовиком. Их лица ничего не выражают. Им тоже на все плевать. Они таскают ящики, чтобы слоны вздыхали.Вот так и убивают людей. Собственно говоря, эти замасленные солдаты в глиняных бушлатах и с пудами грязи на кирзачах и занимаются сейчас убийством.Я сижу на броне. Смотрю на них. Мы, пехтура, испытываем к артиллеристам известную долю зависти — куда бы они ни приехали, у них всегда с собой дом. Улитки. Не надо рыть ямы в земле и спать потом в лужах — в башне всегда сухо. Не надо искать дрова — естьдвигатель. Не надо коптить “летучую мышь”, отхаркивая забившую легкие жирную солярную черноту. Главное — следить, чтобы под откат никто не попал. А то вот так после ночного марша один парнишка заснул на казеннике — если ты метр с кепкой, на казеннике спать очень удобно, — а тут объявили стрельбу. Ночью в башне темно, освещение то ли не работало, то ли не включали. Орудие уже было заряжено. “Огонь, выстрел”. Сила отката у гаубицы несколько тонн. Парня, говорят, раскатало именно в мокроту.Из кустов у подножия холма появляются пять человек. Они одеты не как другие люди на этом поле. На них нет бушлатов, легкие куртки заправлены в штаны, поверх курток подтяжки, резиновые сапоги закатаны. Они отличаются от остальных, как опытные походники от новичков — все в них предназначено для возможно быстрого передвижения по грязи. Нет ничего лишнего.Это разведка. Возвращаются из Грозного.Пятеро несут на носилках шестого. Сразу видно, что он убит.Все смотрят, как они поднимаются по склону. Они, поднимаясь и дыша ртом, смотрят на нас. Как мы сидим и смотрим.Видно, что они сильно устали.Когда разведчики подходят к началу вершины, туда, где стоит медицинская “таблетка” и палатка медвзвода, то опускают носилки на землю. Двое садятся рядом, выбрав наименее раскатанные участки. Один подстилает под себя поджопник.Остальные идут выше, к палаткам штаба.Поравнявшись с людьми около первого костра, командир группы бросает на ходу, хотя его ни о чем никто не спрашивает:— Чехи там, сразу, в городе. — Он показывает на дома. — У нас один “двухсотый”.У него большие глаза. А может, это только кажется, потому что он смотрит снизу вверх.Появляются два санитара. Подходят к носилкам, садятся на корточки. Один достает большую тетрадь в девяносто шесть листов, раскрывает ее, вынимает ручку. В тетради таблица, можно понять, что это список потерь — скорее всего, число, подразделение, фамилия, дата и причина смерти.Второй санитар оттягивает на плече убитого куртку, затем свитер. В ямке под ключицей уже образовалась маленькая лужица густой крови. Санитар разглядывает входное отверстие и что-то говорит первому. Тот записывает.Потом он снова надевает куртку и свитер, берет убитого за раненую руку и переворачивает его на бок. Задирает куртку и свитер на спине. На месте левой лопатки огромная дыра в два кулака, из нее кусками, как ягодный кисель, выпадают сгустки фиолетовой с белыми прожилками крови, шлепаются на носилки. В носилках литра два уже.Если кровь шла такими сгустками, значит, перебита артерия. Такое кровотечение остановить очень сложно.Мне кажется, я чувствую ее запах.Лопатки у парня нет, вырвана. Видны раздробленные кости, еще что-то желтое.Снайпер. Стрелял со второго или третьего этажа.Второй санитар снова что-то говорит. Первый глядит на вырванную лопатку и снова пишет.Рука, за которую убитого держит санитар, неестественно оттягивается, кажется, она отрывается. Рука большая, мускулистая. Спина тоже. Видно, что парень был мощным, очень сильным физически. Он молод.Его опять кладут на спину, снова натягивают куртку, свитер.Задним ходом к носилкам медленно подползает медицинская “таблетка”. Ее мотает по колее вправо-влево, но вылезти из колеи она не может.Водила выпрыгивает из кабины и открывает задние двери. Остается стоять рядом с машиной, прислонившись к борту, закуривает. Смотрит на убитого и на санитаров.Двое оставшихся разведчиков все так же сидят рядом, не принимая в действии никакого участия, ни на кого не смотрят.Первый санитар — с книгой — забирает военник погибшего и уходит. Второй начинает подвязывать убитому челюсть. Затем складывает его руки на груди и перевязывает и их.Еще минуту назад убитый выглядел неприглядно, но — как живой.Теперь, когда бинт на его голове завязан бантиком, он не выглядит ни глупо, ни неприглядно. Он убит.Моросит.Санитар и водила поднимают носилки и грузят убитого в “таблетку”. На его глазах скопилось чуть-чуть воды. Разведчики провожают братишку взглядом. Водила запирает дверцы и идет вслед за санитаром в палатку. Машина никуда не едет. Наверное, они будут ждать следующего убитого или раненого — этому парню уже все равно, когда его доставят в госпиталь. Скорее всего, он так и пролежит в машине всю ночь, и если завтра к середине дня не будет еще убитых или раненых, его отвезут одного.Появляется наш комбат. Водила ныряет в люк. Комбат забирается на броню, сует одну ногу в командирский люк.— Поехали, — говорит он.Я подтягиваю ногу, прижимаю рацию.Бэтэр разворачивается и уходит по колее, качаясь как катер. Кусок чужой войны с убитым разведчиком остается за спиной.В очередной раз стреляют гаубицы. Проплывающие мимо артиллеристы застыли над снарядными ящиками, смотрят нам вслед.Я никогда не вспоминал об этом куске чужой войны. Никогда больше не был в этом полку. Я даже не знаю, что это за полк. Не знаю, что это было за поле.Сегодня приснилось почему-то.Как в грязи лежит убитый человек. Его щека измазана глиной. Глаза санитар не закрыл, они остались открыты.ХАНКАЛАНочью полет летящих в тебя трассирующих снарядов завораживает. Маленькие красные точки медленно поднимаются далеко над землей и неподвижно зависают в черноте, чуть подрагивая. Когда видишь это впервые, невозможно оторвать глаз — настолько красиво. Все происходит в полной тишине. Все стоят и смотрят. Все это далеко и не страшно.И когда фонарики вдруг, растянувшись в метровые линии, мгновенно падают с неба и с остаточной скоростью триста метров в секунду врываются в землю, ты ошарашенно летишь в грязь — что? как? откуда? Энергия поражает. Все трясется, металл рвет воздух, в лицо ударяют волны жара, кирпичи кусками летают по небу, пространство наполняется холодными резкими вспышками разрывов. В их грохот вплетается рев новых снарядов.Сложно признать, что все это наделали красивые фонарики.Выложенные в два ряда стокилограммовые мешки с песком, которые можно поднять только вдвоем, вдруг становятся зыбкими и легковесными. Ты лежишь открытый со всех сторон и молишься только об одном — чтобы наводчик не опустил ствол на полмиллиметра ниже и на два миллиметра левее. Тогда он смешает этот песок с твоими кишками.Со временем приходит и умение определять направление. Если точки чуть заметно смещаются влево — значит, уйдут влево. Вправо — вправо. Вниз — недолет. Вверх — перелет. Чем сильнее смещаются, тем дальше уйдут в сторону.Но если они висят совсем неподвижно — значит, летит прямо в тебя.Под утро нас снова обстреливают. Из Грозного бьет скорострельная пушка. Метровые красные линии с ускорением втыкаются в наш дом. Осколки битого кирпича веером осыпают землю. Я стою на фишке у подъезда. Это мертвая зона.Обстрел довольно плотный. Хорошо, что та стена глухая, иначе внутри эти черточки понаделали бы кашу — люди лежат вповалку.Несколько снарядов ударяют в трехэтажный дом справа. Следующая очередь чертит посреди двора.Черт. Где-то между домами есть щель.По лестнице спускается человек. Останавливается за моей спиной. Я не вижу его — темнота полная. Его дыхание касается затылка.— Не ходи пока никуда, братишка. Обстрел.— Спасибо, — говорит он таким тоном, словно я предупредил его о дожде.Некоторое время мы стоим вместе и смотрим на разрывы. Затем человек шагает в просвет двери. Это офицер. Мне становится немного неловко за фамильярность. Он поднимает воротник, втягивает голову в плечи, как будто и впрямь собираясь шагнуть под дождь, еще раз говорит “спасибо” и выходит на улицу.Пехотная бригада наконец уходит, и мы занимаем дома. Ханкала — это летный поселок в несколько домов. Две или три послевоенные трехэтажки (видимо, построены еще пленными немцами), пятиэтажка и чуть в отдалении длинная многоподъездная девятиэтажка — офицерское общежитие, видимо. Она сильно разбита и во многих местах сожжена. Рядом небольшая усадьба — говорят, бывшая дача Масхадова. Ходить туда нельзя — заминировано все сверху донизу. Сквозь ворота виден бронированный джип на ободах.Нам достается пятиэтажка. В ней не осталось ни полов, ни перекрытий, ни одного целого окна, и почти в каждой комнате навалено огромное количество куч дерьма, но нам это жилище кажется раем. Сегодня мы впервые будем спать в доме после бесконечной вереницы землянок и блиндажей. На войне очень четко осознаешь важность человеческого пристанища.Выбираем наименее разбитую квартиру на втором этаже. Пехота уже заколотила окна фанерой и вывела в форточку печную трубу. Готовый дворец! Остается только завесить двери плащ-палатками и притащить кровати, которые я видел в соседнем подъезде. Кроватями необходимо заняться в первую очередь, пока их не унесли ушлые штабисты. Собираем по всему дому шесть коек и ставим в два яруса. Получается настоящая казарма, на каждого по шконке. На некоторых даже есть армейские полосатые одеяла. Более того, нам удается найти целую дверь и повесить ее на петли! Так хорошо мы еще никогда не жили.Игорь находит две книги и начинает отбивать свою койку, словно в учебке, — по твердости она не должна уступать асфальту, а по натяжению — батуту.— Так и хочется выровнять их по ниточке, правда? — говорит он, работая “Поляризационной теорией мироздания” и сборником стихов Уильяма Блейка. — Этот парад коек, должно быть, для тебя как бальзам на раны, старшинская твоя душа.— Да уж. Пожалуй, вечером вы этим и займетесь, товарищ гвардии мяса рядовой.По званию я старшина, Игорь — рядовой, между нами почти двадцать лет разницы, но это не имеет никакого значения — мы оба хорошие солдаты, и возраст или звания тут совершенно ни при чем. Разве что он меня все время подкалывает по этому поводу.— Угу. Не забудь отполировать до блеска краники в ванной, служака.С дровами здесь проблем не будет, во многих квартирах сохранились рамы и дверные косяки, да и паркет еще не везде выковыряли. Быстро ставим буржуйку, Пинча озадачен отоплением, и через полчаса у нас уже Ташкент. Раздеваемся до кальсон и заваливаемся на кровати, лишь распределив караул на ночь.Мне достается середина ночи, с часу до четырех. Не лучшее время, придется ночь напополам ломать.Через час из штаба приходят гонцы и предъявляют на шконки свои права. Ни подкупить, ни уговорить их не получается — начштабу нужны кровати, и они собираются забрать все. Приходится идти на компромисс и отдать им три шконки — на меньшее не согласны они, на большее — мы.Ладно. Не беда. Все равно троих не будет — один на фишке, один в бэтэре на связи и один у печки.С утра Игорь откопал где-то рукомойник, приспособил его на балконе, натопил бачок снега и теперь, голый по пояс, фыркает и брызгается горячей водой. Облако пара окутывает его тощую фигуру.Ни одного выстрела, затишье.Невдалеке синеют горы. Над ними белеют облака. Пробивается яркое солнце. Воздух морозен и свеж. Под балконом яблоневый сад. Разрушенный город скрыт ветками деревьев. Вывороченную воронками землю устилает чистый снег. Осколки и битый кирпич тоже исчезли.Рукомойник звякает совсем по-домашнему. Звук не из этого мира.Я стою в кирзачах с автоматом на плече и смотрю, как в сгоревшем проеме двери на балконе разрушенной квартиры моется человек. Ощущение времени уходит. Бряцанье рукомойника задевает вдруг во мне те струны, о существовании которых я и не подозревал. Или давным-давно позабыл. Этот звук ошарашивает, как ошарашивал когда-то первый выстрел в твою сторону и осознание того, что тебя хотят убить. Он рушит сложившееся уже мировоззрение, и оно летит в тартарары.Нет, он не напоминает о мирной жизни. Ее нет. Ей здесь не место. И я не уверен, что она вообще когда-то была. Я родился на войне, всегда жил здесь и не знаю ничего, кроме войны. Иногда на ней мне снились сны о том, что у меня был дом, но это только сны. Я умею есть теперь только ложкой, спать в земле, ездить на броне и стрелять. Я знаю, куда нужно целиться, чтобы убить человека — это не так-то просто сделать, человек очень живучее существо, — и не представляю, что есть еще что-то кроме этого.Я, Пиноккио, Мутный, Харитон — мы все стоим с открытыми ртами и смотрим, как Игорь моется. Как будто вместо сортира мы в своих кирзачах затопали в театр на волшебную пьесу. И в ложе увидели самих себя.В смокингах и с бабочками. И дамы в воздушных платьях.Все же возраст имеет значение. Игорю проще переносить войну, потому что в жизни у него уже была основа и ему есть за что зацепиться. Есть куда вернуться. Он в состоянии психологически переступить через эту пропасть. Война для него всего лишь промежуток между двумя жизнями. Нам же возвращаться некуда — у нас не было ничего до войны, и мы понятия не имеем, что будет после. Для нас она безгранична, и за ее пределами не существует ничего, как для средневекового человека не существовало ничего за краем земной тверди. Да и пределов у нее нет. Мы не можем преодолеть ее даже мысленно. Рушатся логические связки.Этот рукомойник источает какую-то новую опасность, но я никак не могу определить ее и, главное, никак не могу понять, как существовать теперь в изменившихся условиях, и от этого уверенность в себе уходит, как будто я вновь стал необстрелянным салабоном, и на ее месте появляется холодное осознание непоправимости происходящего.— Чего застыли, как истуканы? — поворачивается Игорь в нашу сторону. — Тащите воду. Кто следующий?Пиноккио вдруг направляется к Игорю и со всей силы выбивает ногой рукомойник. Тот срывается с перил и, жалобно позвякивая, катится где-то по садам.— Не надо… не надо этого, — Пиноккио не хватает слов, — так помоемся… в тазиках. Мутный! Тащи котлы!Впервые в жизни Пинча командует, но Мутный подчиняется и идет за бойлерами.Минометная батарея в садах дает залп. Через несколько секунд приходит звук разрывов. Где-то коротко поработал пулемет. Несколько пуль посвистывают в деревьях.Я просыпаюсь. Все вернулось на свои места. Это всего лишь рукомойник.Но вдруг, ни с того ни с сего, произношу непонятную фразу:— Требования кредиторов удовлетворяются согласно очередности удовлетворения требований кредиторов.Что значат эти слова, я не знаю. Наверное, когда-то читал в книжке по юриспруденции. Когда учился в институте. Во сне.Квартира угловая, две стены выбиты, но балкон держится еще крепко, и получилось нечто вроде веранды. Расстилаем бушлаты, рассаживаемся в кружок и начинаем выбирать вшей. Солнце припекает искусанные тела. Мы почти счастливы.Войны сегодня не будет. Мы знаем это совершенно точно. Но спроси любого: “почему?” — никто не ответит. Это инстинкт. Десятое, двенадцатое, двадцатое чувство. Мы чувствуем опасность так же, как кошки чувствуют землетрясение. Иногда ты знаешь, что можно встать и перебежать несколько метров, даже если огонь очень плотный. А иногда наоборот — нужно лежать, даже если почти не стреляют. Ты можешь определить место разрыва еще до того, как туда упадет мина, даже еще до того, как ее становится слышно. Слух и зрение тут бесполезны. Осколку нужно меньше времени, чем импульсу, чтобы дойти от глаза до мозга и оттуда передать команду ногам и рукам.Иногда просыпаешься — светлый солнечный день, поют птички, но все ходят смурные и раздраженные и знают, что сегодня будет жопа.И жопа обязательно случается. А иногда вешаешь рукомойник на балконе и плещешься на виду у всей Чечни. И ничего тебе за это не будет.Среди яблонь виднеются “самовары” минометной батареи. Мино­метчики, тоже голые по пояс, давят вшей. Чумазая пехота во дворе варит что-то на кострах. Мирно дымит кухня. Зампотыл, матерясь во весь голос, устанавливает баню и обещает, что ни одна обезьяна у него не помоется, пока взвода не дадут людей на насос.На войне обязательно наступает такое состояние, когда не хочется стрелять. Не хочется войны, а хочется только одного — спокойствия. Как правило, это желание просыпается у обеих сторон одновременно.Вшей так много, что давить их не имеет смысла. Работаем обеими руками и попросту кидаем насекомых за борт. Дело идет довольно споро.Вши двух видов. Одни большие и белые, и когда насосутся крови, брюшко у них светится алой каплей. Я всем доказываю, что эту породу мы привезли с собой из полка, они были в сыром белье, которое нам выдали после единственной бани перед отправкой.Другие маленькие, коричневые, с белесым крестом на спине. Очень твердые. Местные, видимо.Игорь стягивает с себя кальсоны и остается совсем голым. Его отощавшая задница сильно искусана, расчесанный пах, подмышки, живот — все истыкано мелкими красными точками. Он выворачивает кальсоны наизнанку и несколько раз сильно встряхивает их. Две или три вши падают мне на грудь, зацепившись лапками за волоски. Я щелчком отправляю их обратно.— Ты что делаешь! — возмущается Игорь. — Это ж наши земляки, из Москвы!— Вот и забирай их себе, если они тебе так дороги, — парирую я.— Не. Пускай отправляются на штурм Грозного, — смеется он. — Здравствуйте, товарищи вши! — обращается он к кальсонам, подражая голосу нашего командира полка. — Равнение на середину! От всей души поздравляю вас с прибытием в задницу! Напра-во! На штурм города-героя Грозного шагомарш! Всем обещаю медали и единовременное пособие на похороны, и пусть земля вам будет пухом! Оркестр, туш!Мы ржем. У Игоря неплохо получается копировать полкана. Да вообще он выглядит смешно, стоя голышом навытяжку и командуя вшами.— Ну и кони. — Аркаша поймал особенно здоровую вшу и с сочным щелчком давит ее ногтями. — И откуда они только берутся. Достаточно подцепить одну, как через два дня на тебе уже целая сотня. Никакая баня не помогает.— Баня тут ни при чем, — возражает ему с умным видом Мутный. — Это бельевые вши. От них можно избавиться, только если постоянно прожаривать исподнее в вошебойке. А наше белье никто не прожаривает, вши в нем живые и голодные.— Все-таки насколько лучше воевать, когда тепло. И почему нельзя было начать войну весной?— Да, что-то тут начальство не просчитало. И правда, подождали бы еще полгодика, подготовились бы как следует и по теплу начали. Как ты думаешь? — спрашивает меня Мутный.— Не знаю, — отвечаю я. — Может, нельзя было ждать, чехи закрепились бы, и тогда пришлось бы их выбивать из укрепрайонов…— Мы их и так выбиваем. Они четыре года закреплялись, и никто их не трогал. А тут ни с того ни с сего вдруг полезли осенью по горам, да одной пехотой.— Во всем виновата политика, — говорит Аркаша. — Ни одна война не начинается без политики. Скоро выборы, все дело в этом.— А как война влияет на выборы? — спрашивает Пинча.— Хрен его знает. Но как-то влияет. Вот тебя шлепнут здесь, а Путин из-за этого станет президентом.— По телевизору говорят, что Ельцин вроде бы как определился со своим наследником.— А что, президент может назначить себе наследника? — хитро щурится Пинча. — Зачем же тогда выборы?— А зачем у коровы сиськи между ног?— Да ладно вам, — говорю я. — К тому же сейчас не так уж и холодно, воды только очень много. Было бы поморознее.— Это да, — говорит Олег, — и солнце не помешало бы. Я где-то читал, что от солнечного света в организме человека вырабатываются гормоны счастья. Теоретически мы сейчас должны быть счастливы. Пиноккио, ты счастлив?— Да, — говорит Пинча. По-моему, он не врет. Пиноккио счастлив всегда.Пинча единственный из нас, кто не разделся на солнышке. Он сидит скукожившись и натянув шапку на глаза. Руки в карманах, голова вжата в плечи, как у столетнего деда. Возможно, он хочет раздавить всех вшей сразу.— Пинча, гад, если я от тебя снова нахватаюсь, получишь по уху, — предупреждает его Игорь.Пинча в ответ только лыбится.— Чего ты ржешь, Буратино, — орет на него Мутный, — кому сказали, снимай шмотье!Мы наваливаемся на Пиноккио. Мутный стягивает с него китель, затем берется за исподнее. Когда он сжимает белуху в кулаке, ему на кисть начинает переползать серая цепочка. Мутный отдергивает руку, словно от ожога, и с матом отбегает на несколько метров.— Бросьте эту гадость! — кричит он нам. — Он заразный!Мы отпускаем Пинчу и заставляем его раздеться пинками.Когда он стаскивает с себя рубаху, то ахаем. На Пиночете сплошная серая шевелящаяся масса, вши проложили дороги из подмышек к животу и перемещаются табунами. Как лангусты. Я по телевизору видел — они тоже ходят по дну такими вот ниточками, друг за другом.У Пинчи вши облепили даже смертный медальон, они сидят на нем, словно пчелы на сотах.— Пинча, сука, они ж тебя скоро к чехам унесут!Пучками рвем сухую траву и, как вениками, смахиваем с него насекомых. Пол под ним оживает. У меня такое ощущение, что рубаха сейчас сама поползет по земле и напрыгнет обратно на теплого Пинчу. Кальсоны, портянки, шарф и даже шнурок от смертника выкидываем, это больше не пригодно. Китель и штаны он надевает прямо на голое тело. Вши живут только на том белье, которое прилегает к телу, но в волосах у Пинчи еще остались гниды, и если он в ближайшие день-два не получит у зампотыла новый комплект белья, то вши оккупируют и китель с бушлатом. Тогда их уже не вывести.Мы говорим ему об этом. Он согласно кивает. Но все знают, что к зампотылу он не пойдет.Мутный настрелял где-то с десяток голубей. Тушки маленькие, чуть больше лягушачьей. Насаживаем по три штуки на шомпол и жарим на костре. Мясо вкусное, напоминает чуть жестковатую курицу. Едим с косточками. Поливаем соусом из сухпайков, чавкаем и хвалим Мутного. Он доволен. Чувствует себя кормильцем. Да так оно и есть, никто из нас не может попасть голубю в голову, а тело пуля разрывает в пух.На следующий день решаем заняться коммерческим промыслом голубятины. Птицы живут в свинарнике по соседству, их там сотни. Запускаем внутрь Мутного и запираем за ним дверь. Мы не намерены выпускать его, пока останется хоть одна живая птица. Деться им некуда, они лишь перелетают с балки на балку. Весь световой день Мутный бьет их в голову. Время от времени долбится в калитку и кроет нас матом. Мы отгоняем его пинками.Аркаша притаскивает металлический лист, ставит его на четыре кирпича и жарит голубей, как на противне. Жир скапливается во вмятине посередине, и голуби в нем получаются самые вкусные, с хрустящей румяной корочкой. Вопрос с солью обязуется уладить Игорь. Он берет десяток самых подрумяненных тушек, идет на кухню и возвращается оттуда с узелком.Вскоре у костра вырастает целая куча тушек. Мутный стреляет их одного за другим, он извел уже три магазина, это девяносто патронов, и почти каждый послал в цель. Мы ощипываем, Аркаша жарит, Игорь организует сбыт. У нас настоящая артель.Я предлагаю Игорю не тратить напрасные усилия на ощипывание и продавать голубей прямо так.— Ты мал и глуп, — говорит он. — И не видал больших… лопат. Кто купит у тебя эти жалкие перья с блохами и клещами? Зато ты посмотри на это чудо кулинарии в ощипанном виде! Красавец! Гусь! Да что там — фазан! Особенно когда Пинча так аппетитно чавкает.Пиночет и впрямь лопает так, что слюнки текут. Глядя на него, устоять невозможно. Двигатель торговли.Игорь выменивает на голубей курево, консервы и хлеб, и вскоре уже весь батальон сидит около костров и жарит эти лягушачьи тушки. Фиксированной таксы у нас нет, берем сколько дают, не торгуясь. Друзей и земляков, понятное дело, угощаем бесплатно. И все равно за день набиваем под завязку два вещмешка куревом и еще два вещмешка утрамбовываем харчами. Это наш стратегический запас.Обозники пытаются перебить у нас промысел. Они направляются к свинарнику со скучающим видом, но мы перехватываем их на полпути. Они делают вид, что просто проходили мимо.— Ага, — говорит Аркаша, — с пустыми вещмешками. А ну валите отсюда, пока не накостыляли.Вообще-то с обозниками лучше не ссориться, но если дело касается жратвы, то тут не до церемоний.К вечеру Мутный слегка глохнет. Весь день он стрелял в закрытом помещении, и его барабанные перепонки не выдерживают.— Фигня! — кричит ему на ухо Игорь. — К утру пройдет!К утру и вправду все проходит.Мы недолго живем в этом райском квартале. Вскоре нас отправляют на передовую. Впрочем, понятие “передовая” на этой войне весьма условное. Здесь нет четкой линии фронта, как нет и тыла, враг может быть везде — сзади и спереди, снизу и сверху, и это держит в постоянном напряжении.Но все же сейчас какая-никакая передовая обозначилась — чехи стоят в городе, мы готовимся его штурмовать, и линия фронта пролегает по железнодорожной насыпи и дороге.Занимаем дачи. Перед нами дорога, за ней такие же дачи, но там уже чехи. Между нами метров сто пятьдесят. Вот и все, что мы знаем.На этих дачах теряем одного человека — бэтэр налетел на “монку”, и сидевшему на броне лейтенанту оторвало кисть. МОН — паскудная такая мина в форме изогнутой полукругом пластины. Ее корпус сделан из пластика, но внутри она начинена маленькими стальными цилиндриками, которых может быть до двух тысяч. Кроме того, “монка” дает направленный взрыв. Когда она срабатывает, скашивает даже траву.Раненый лейтенант — невероятный везунчик. Отделался всего лишь раздробленной кистью. Его перевязывают и отправляют в тыл.Еще три цилиндрика вошли полукругом в открытую крышку люка, прямо над головой водителя. Один над макушкой и два над ушами.На дачах, оказывается, пытали наших солдат. Обнаружил это Аркаша, когда залез в один из домов. В подвале он нашел присыпанный кирпичами черный мешок из-под мусора, в нем две ссохшиеся ноги в камуфлированных штанах, обутые в кирзовые сапоги.Идем впятером — Аркаша, Игорь, Олег, Леха и я. Берем побольше магазинов, карманы набиваем гранатами. Дачи тянутся километра на полтора, и если что-то случится, нам никто не успеет помочь. Аркаша и Игорь идут в первой паре, мы с Олегом — во второй, Леха замыкает. До дома добираемся без проблем.Солдат высох, словно мумия, и почти ничего не весит. В штанах только кости, обтянутые коричневой затвердевшей кожей. На ногах сохранились волосы. Леха прыгает в подвал и осторожно разбирает рукой мусор. Луч света косо падает через окно, в нем светится пыль. Наконец Леха находит еще два ребра и кость черепа. Больше ничего нет. Мы складываем все это в пакет и идем к следующему дому. Аркаша несет через плечо пакет, сложенный, как лист бумаги, маленький усохший солдат легко раскачивается от его шагов. От солдата осталось не более метра, но он все равно не умещается в пакете, ноги торчат наружу, и кажется, что они сломаются от тяжелых кирзачей.Мы прочесываем еще с десяток домов, все они оказываются пустыми. Наконец находим сразу двоих. Их даже не закапывали, просто прикрыли листом железа. Тела остались почти целыми, но голов нет. На одном кроссовки, наверное, это был контрактник, второй босой. Когда мы достаемих из подвала, из бушлата того, кто был убит босым, выпадает смертный медальон на зеленом шнурке. Этого парнишку похоронят дома, остальные, вероятнее всего, так и будут числиться пропавшими без вести. Какое-то время тела пролежат в ростовской лаборатории, потом их захоронят в безымян­ной братской могиле.Кладем тела вдоль стены, молча курим, сидя на корточках. Два высох­ших тела без головы и ноги в кирзовых сапогах.— Этим летом убили, — говорит Аркаша. — Жарко было. Тела лежали в сухой земле.— Откуда ты знаешь? — возражает ему Игорь. — Может, они здесь с девяносто шестого года.— Может, — пожимает плечами Аркаша.До войны он работал опером в милиции.Со стороны города слышна стрельба. Наш второй батальон уже третьи сутки штурмует крестообразную больницу и никак не может ее взять.У них двенадцать погибших. Трассера рикошетом взлетают в низкое небо и пропадают в облаках. По садам иногда шлепаются мины. Стреляют наши, для острастки.На мгновение из-за туч появляется солнце и освещает мокрые стволы кривых яблонь. Вдалеке светятся синевой горы. Здесь красиво.— Летом плохо умирать, — говорит Леха.Смерть страшна не всегда одинаково сильно. Сейчас зима, и убийство людей кажется более естественным делом. Зимой воевать как-то… понятнее. Война тогда серая и смерть серая, какой она и должна быть.Эти сады нужно чистить постоянно, здесь нужно прочесывать каждый дом, каждый подвал. Но никто не ищет.— Ну что, как понесем?Сложить всех троих в один пакет у нас не получится, тела рассыплются. Аркаша берет пакет с ногами, Леха с Олегом — тела. Они несут их как манекены, осторожно обхватив за пояс и стараясь не раскачивать, чтобы не переломить посередине. Я несу автоматы.В роте уже ждет мотолыга. Медики заворачивают тела в серебристые мешки, кладут на носилки и подвешивают на ремешках внутри машины. Ноги лежат отдельно, они коротенькие, и от этого кажется карикатурным, что их везут на носилках как настоящего человека.Дожди шли еще неделю, а потом показалось солнце, и снайпер убил Мухтарова. В отличие от нас, легкомысленных, Муха всегда носил бронежилет, верил — спасет, если что. Он даже спал в бронежилете. Но снайпер попал в него сбоку, пуля прошла навылет. Славка говорил, что было видно, как бушлат вмялся от удара на левом боку и выгнулся справа. Муха упал, даже не вскрикнув.Он жил еще минут сорок, но пока искали дымовые шашки, пока затащили его с открытого пространства за угол — метров десять, не больше, — пока бинтовали, Муха умер.На войне всегда так, расстояние не имеет никакого значения, человек может стоять рядом с тобой, он может прижиматься плечом к твоему плечу, но он умрет, и ты ничем ему не поможешь.— Слева маленька дырочка такая, — рассказывал потом Славка, — я справа начал бинтовать, а там нет ничего, рука аж провалилась…Артиллерия уже третий день обрабатывает частный сектор за дорогой. Снаряды рвутся в ста метрах, дом вздрагивает от каждого разрыва, его подбрасывает вместе с землей. Кажется, что огромный великан-ребенок играет нашим домиком и пытается разломать его на части. Подвал трясется, цемент осыпается и хрустит на зубах.— Пидарасы, — говорит Аркаша.Сырое дерево никак не хочет гореть, и он поставил в печку миску со смоченной в солярке тряпкой. Она дает сильный жар, но чертовски коптит, сажа оседает в легких, и мы все время отхаркиваемся.Мы молча лежим на нарах и смотрим, как на его лице пляшут красные отблески. Подвал, какие-то тряпки на досках, плащ-палатка на входе, скукожившиеся или распластанные в неподвижности тела, мрак, освещаемый лишь отблесками соляры, копоть, черные осунувшиеся лица, больше похожие на озлобленных зверьков, ожидание и безумие нервного напряжения в глазах. Это мои товарищи.Иногда у артиллеристов случается недолет, и снаряд рвется на дороге. Тогда дом подбрасывает особенно сильно. Мы синхронно летим на пол. Осыпается цемент. Где-то что-то рушится. Одна асфальтовая плита проламывает черепицу и падает в комнату на втором этаже. Но дом выдерживает. Молча заползаем обратно на нары.Мы не знаем, сколько прошло времени, счет дням утерян, наши жизни освещает лишь коптящая соляра, мы перестаем умываться и чистить зубы — нам попросту негде это делать, — не моем за собой котелки и облегчаемся на лестнице, не поднимаясь наверх. Вонь испражнений, темнота, холод и грязь, руки покрыты коростой, гнойные язвы на ногах, всеобщее озлобление и грохот, грохот, грохот снаружи. Этот грохот вытягивает жилы, с каждым разрывом в тело ощутимо вползает безумие. Мы превращаемся в животных. Ни о чем не говорим. Мы привыкли видеть в темноте, и когда мы меняем друг друга на фишке, свет режет глаза. Слух постоянно ловит шелест очередного снаряда. Сто метров — для саушки не расстояние, одно неверное движение наводчика — и на месте нашего подвала будет огромная воронка, так что и собирать нечего. Ожидание промаха слишком велико, мы начинаем ненавидеть друг друга, еще немного — и дойдет до поножовщины. Люди больше не люди, а затравленные кусочки жизни, которым нет дела уже ни до чего, кроме самих себя.Временами обстрел стихает, и тогда чехи возвращаются в частный сектор и начинают обстреливать нас. Мины с резким свистом вылетают откуда-то из развалин и рвутся на дороге, во дворе, в садах. Мы не видим, откуда стреляют, в городе по-прежнему нет никакого движения.Словно крысы, живем в темноте и перебегаем открытое пространство, согнувшись в три погибели. Быть увиденным — значит быть убитым. Солнце никак не сходит с неба, и никак не начнется дождь.Мы ненавидим солнце.Когда чехи надоедают окончательно, комбат снова вызывает по рации артиллерию. Опять начинается эта чертова круговерть. Снаряды падают в ста метрах. Земля стонет и дрожит, гул давит на уши и вжимает головы в плечи. Опять в темноте блестят глаза да тлеют огоньки папирос. Ждем, когда нас накроет. За эти три дня мы вряд ли сказали друг другу десяток слов.— Пидоры. Все пидоры, — говорит Аркаша. — Все пидорасы, — повторяет он.Убили еще двоих. Заснули в окопе охранения, разморило на солнце. Отключились — как сидели: автоматы между колен, головы склонены на грудь. Из развалин вышли двое, перешли дорогу, выстрелили обоим в затылок, забрали автоматы и ушли. Все было просто.В роту снова приходит мотолыга. Тела заворачивают в пакеты и вновь подвешивают на носилках внутри.Кровь студнем лежит на дне окопа. Кровь совсем не такая, как показывают в кино. Это сгустки, это живое. Это было внутри. У нее есть свой запах. Он так же тошнотворен, как и ее вид. Кровь надо бы тоже собрать и отправить домой, ведь эта кровь — тоже они.Нас переводят в депо. Ушлая пехота тут же снимает с вагонов таблички “Грозный — Москва” и прикрепляет их на борта своих бэтэров. Когда они проезжают мимо, просим подкинуть до Курского вокзала. Скалятся.Ротный прикрепляет на башне еще и милицейскую мигалку. Подсоединяет ее к бортовому питанию. Табличка у него тоже непростая, с фирменного поезда “Терек”. Эта кличка моментально прилипает к нему, и теперь в батальоне его иначе не называют. “Терек” с проблесковыми маячками носится по депо как угорелый.Здесь хуже, чем в частном секторе, жить совсем негде, только разбитые вагоны.— Это неспроста, — говорит Игорь. — Долго мы здесь не задержимся, вот увидите.Строим времянку. Большой лист гофрированного железа одним концом кладем на забор, а второй подпираем двумя досками. Получается нечто вроде открытого гаража. Посередине костер. На что-то более серьезное уже нет ни желания, ни сил. Места как раз хватает на наш взвод. Все черные, в гнойных язвах, озябшие. Спим урывками прямо на земле.Батальон похож на прифронтовой концлагерь — по всему полю горят костры и три сотни человек в военной форме бродят от одного огня к другому, пытаясь выбрать себе место поближе к теплу. Солдаты лежат прямо на земле, в жидкой глине, загородившись от ветра снятыми с петель дверями, ветер выдувает тепло из этих загонов, и народ по очереди переползает в стелющийся по земле дым, греется там несколько минут, пока не начинают слезиться глаза и кашель не перекрывает дыхание, а потом снова забирается в кучу ворочающихся тел под составленными клином дверями.Двигатели бэтэров работают, и мы надеваем на выхлопные трубы варежки и шапки, чтобы набрать в них тепло. Выхлоп идет влажный, варежки быстро намокают, но мы все равно натягиваем их на трубы, чтобы пару минут погреть руки в вонючем бензиновом выхлопе.На железнодорожной насыпи за рельсами лежат наблюдатели. Иногда пули ударяют в рельсы, и тогда раздается мелодичный звон, словно какой-то безумец звонит в колокол посреди всего этого бардака.Через головы артиллерия бьет по белеющим в Грозном девятиэтажкам.Хавать нечего. Забиваем пустые желудки папиросным дымом, от этого голод кажется не таким сильным. Пиноккио разламывает ногой снарядный ящик и кидает доски в костер. Это последний. Дров больше нету.— Дай закурить, — хрипло просит он.Я достаю из нагрудного кармана размокшую пачку, пытаюсь вытряхнуть из нее папиросу. Долго не удается. Кожа на кистях растрескалась до самых костей и сочится лимфой. Шерстяные перчатки пропитались коростой насквозь, я их не снимал уже несколько недель, и они фактически вросли в мясо. Оторвать их можно теперь только с кровью. Я и не отрываю. Лишь иногда мажу поверху свиным салом, мне выдали кусочек в медвзводе, но это плохо помогает. Каждый раз думаю, что по уму надо бы это сало сожрать, но там и жрать-то особо нечего — грамм тридцать, все черное, в земле. Гниют все, у каждого что-то подобное.Наконец мне удается выбить папиросу из пачки. Пиночет сжимает ее грязными руками, прикуривает и заходится в кашле. Его колотит крупная дрожь.— Пинча, ученые говорят, что от курева становится только холоднее. Смола забивает сосуды или что-то в этом роде.— Брехня, — хрипит Пиночет. — Попробовали бы эти ученые полдня потрястись на броне под мокрым снегом. Мне от курева теплее. Особенно когда жрать нечего.Догорают последние доски. Тепла больше не будет.— Сегодня шестое число. Рождество, — говорит Старый после долгого молчания. — Снег пошел. Прямо как у Шевчука в песне. В эту войну снег выпал тоже только на Рождество.— Ну и что? — спрашиваю я.— Да ничего, — говорит Старый. — Пошел снег, а мы опять входим в Грозный.Он встает, отворачивается от костра и мочится под ноги Мутному.Мы протягиваем к углям грязные растрескавшиеся пальцы.Снайпер, сука, все-таки попадает. Отрывает одному парнишке ногу — пуля вошла сбоку между суставом и коленной чашечкой.Он где-то рядом, за насыпью, но засечь его никак не получается. Кукс пробовал закрыть дырку бэтэром, но его вскоре пришлось убрать — снайпер бьет по колесам. Одна пуля пробивает резину насквозь и застревает в протекторе на выходе. Кукс пытается вытащить ее пассатижами, но они соскакивают с заостренного кончика. Он так и ездит с пулей в колесе, и на большой скорости она образует светящийся желтый круг, как если бы покрутили зажженной сигаретой в темноте.После очередного залпа на крышу времянки с ужасным грохотом падает задница от снаряда. Времянка качается и заваливается набок, одна палка подламывается, осколок скатывается с крыши на замерзшую глину. Он огромный. Задницу снаряда оторвало целиком, как стакан, и весит она килограмма полтора, не меньше. Если такой попадет в голову даже на излете, убьет сразу.— Надо уходить, — говорит Аркаша, глядя на осколок.По одному бежим в дирекцию. Дырку в заборе перебегаем толпой, но снайпер не стреляет.Каждый день потери. Каждый день кого-нибудь ранит или убивает. Пинча пришел с кухни и рассказал, что в седьмой роте накрыло сразу шестерых. Граната разорвалась прямо в толпе. Всех сильно посекло осколками. Коробок, командир роты, ходит мрачнее тучи.Гаубицы круглосуточно долбят по городу. Из города отвечают. Мы наугад обрабатываем дома через дорогу из всего, что есть. Я расстреливаю с десяток гранат из РПГ. С темнотой Кукс подгоняет БТР, и Мутный с криками “Иисус Христос круче!” выпускает всю коробку. Неожиданно ему отвечает все та же блуждающая БМП. Дело перерастает в перестрелку. Нам мешает забор. Но он нас и скрывает.Напряжение нарастает. Обе стороны активизировались. В штаб батальона прибыл генерал Булгаков. Зачитывают приказ. Все местные жители старше двенадцати и моложе шестидесяти, независимо от пола, являются боевиками. Тринадцатилетняя девочка и пятидесятидевятилетний старик — тоже. Хоть женщина, хоть ребенок, хоть старик, хоть слоник. Офицер, зачитывавший приказ, так и сказал: “Хоть старик, хоть слоник”. Никто этот идиотский приказ выполнять не собирается.Аркаша из снайперки убил кого-то в городе. Несколько человек шли цепочкой, он выстрелил в первого, но тот свернул, и пуля попала второму под горло. Мирные не мирные, черт его знает — вроде без оружия. Аркаша не парится по этому поводу. В принципе, кому там еще быть, кроме чехов. Но разговаривать с ним я больше не могу.В разъезженной траками грязи валяются трупы араба и негра, которые притащила из города разведка. Рубашки задраны, штаны на коленях. Негр — здоровенный кабан. У араба борода лопаточкой закручена в колечки. В животе дырка. Трупы закапывать запрещено. Такое отношение к смерти никто не одобряет. Ночами их жрут псы. Мы расстреливаем псов из автоматов. Но они хорошие солдаты. При попадании даже не визжат, убегают бесшумно. Каждую ночь возвращаются. Эти псы безумны, как и люди, — им приходится пожирать трупы своих божеств, и психика не выдерживает. На них страшно смотреть. За несколько дней от трупов остается лишь почерневшая грудная клетка. Ее сталкивают ногами в канаву и в конце концов присыпают землей. Ожесточение и взаимная ненависть правят людьми по обе стороны дороги.И все же никто упорно не хочет называть эту войну войной. Контртеррористическая операция, и точка.ШТУРМТихо. Уже рассвело, но солнце еще не взошло, лишь безоблачное небо розовеет на востоке. Это плохо — день опять будет ясный, самая работа снайперам.Мы сидим в подвале дирекции, греемся около костра и потрошим свои сухпайки.Немного страшно, мы нервничаем, ощущаем себя подвешенными в невесомости, временными. Здесь все временное — и тепло от костра, и завтрак, и тишина, и рассвет, и наши жизни. Через час-два мы пойдем вперед, и это будет долго, холодно и очень устало. Но все равно это будет лучше, чем неопределенность, в которой мы сейчас находимся. Когда начнется, все станет ясно, страх пропадет, будет лишь сильное нервное напряжение.Впрочем, оно и сейчас очень велико. Так велико, что мозг не выдерживает, впадает в сонную апатию. Очень хочется спать, скорей бы уж начиналось, что лиПросыпаюсь от давящего на уши гула. Воздух трясется, как желе в тарелке, земля дрожит, дрожат стены, пол, все. Солдаты стоят, прижавшись к стенам, выглядывают в окна. Спросонья не понимаю, в чем дело, вскакиваю, хватаю автомат: “Что, чехи? Обстрел?” Кто-то из парней оборачивается, что-то говорит. Говорит громко, явижу, как напрягается его горло, выталкивая слова, но сплошной рев ватой сковывает звуки, и я ничего не слышу, лишь читаю по губам: “Началось”.Началось Сразу становится страшно. Оставаться в сумеречном подвале больше не могу, надо что-то делать, куда-то идти, лишь бы не сидеть на месте.На крыльце рев еще громче, так громко, что больно ушам, невозможно слушать. Пехота жмется к стенам, прячется за БТРы. У всех на головах каски. Все привстают на мысках, вытягиваются, смотрят за угол, туда, где Грозный, где разрывы. Мне становится интересно, тоже хочу пойти посмотреть.Спускаюсь по ступенькам, успеваю сделать с десяток шагов, как вдруг прямо мне под ноги шлепается здоровенный, с кулак величиной, осколок. Вслед за ним по всему двору, как пшено, рассыпается более мелкая мелочевка.Прикрываю голову руками и бегу обратно в здание дирекции.Выходить на улицу уже нет никакого желания, иду вдоль подвала, туда, где в стене светлеет пролом.Около пролома тоже толпа, половина внутри здания, половина снаружи. Слышны возгласы:— Во-во, смотри, долбят! Блин, точно как. Откуда у них зенитки? Во, смотри, опять!Осторожно выглядываю на улицу. Все стоят, задрав головы, смотрят в небо.Знакомый взводный орет сквозь грохот, что чехи лупят из зенитных установок по “сушкам” — штурмовикам, бомбящим город.И впрямь, около маленького самолетика, кувыркающегося в прозрачном небе, разбухают кучерявые облачка разрывов, сначала чуть выше и правее, потом все ближе, ближе. Самолет срывается в пике, уходит из-под обстрела, опять возвращается, отрабатывает по району ракетами и улетает окончательно.Все резко приседаем. В воздухе коротко шелестит крупный калибр, взрыв, и с неба снова сыплется металл, стучит по броне, по стенам, по каскам.Вокруг ругань:— Вот артиллерия, полудурки, стрелять не умеют ни хрена, опять недолет!Рядом со мной оказывается Одегов, гранатометчик. Ему почему-то весело, он протягивает на ладони тяжелый осколок величиной с большой палец:— Во, смотри, в спину зарядило!— Ранило? — спрашиваю.— Нет, в бронике застрял. — Одегов поворачивается спиной; в бронежилете, как раз напротив седьмого позвонка, дырка.Говорю, что он должен мне литр — вчера, когда он вытаскивал из броника металлические пластины, я посоветовал ему оставить кевларовый экран — все равно ничего не весит, а от осколка на излете защитит. Так и вышло, спас экран ему позвоночник.Поднимаюсь на второй этаж дирекции. Юрка, ординарец командира восьмой роты, сидит в кресле-качалке перед окном и, как в телевизор, смотрит на обстрел. Рядом стоит второе кресло, пустое. Я минут десять жду. Ничего не происходит, снайпера не стреляют, Юрка все так же живой сидит перед окном, курит.Подхожу, сажусь во второе кресло, прикуриваю. Сидим, покачиваемся, смотрим на обстрел. Как в кинозале, только попкорна не хватает.В городе творится что-то невообразимое. Города нет, видны лишь дорога и первая линия домов частного сектора. Дальше — разрывы, грохот, ад. Все застлано дымом. Снаряды ложатся метрах в ста от наших позиций, осколки веером летят к нам.В воздухе крутятся балки потолочных перекрытий, крыши, стены, доски.Обстрел настолько силен, что различить отдельные разрывы невозможно, все слилось в сплошную какофонию. Такого я не видел ни до, ни после.С одной стороны это, конечно, хорошо — пускай артиллерия раздолбит там все к чертовой матери, а мы войдем в город посвистывая, налегке и с сигареткой в зубах, лениво попинывая бородатые трупы. Но с другой стороны — если там не останется ни одной целой крыши, то где мы будем сегодня спать?Из штаба зовут Юрку, потом меня.Я выхожу, командир восьмой роты велит мне взять рацию и идти с ним радистом. Смотрю на начштаба — я его персональный радист и должен быть всегда под рукой. Тот кивает — иди, мол, без тебя разберемся.В этот момент зампотех, сидящий около заложенного кирпичом окна, оборачивается и говорит, что пошел пятьсот шестой.Пятьсот шестой полк идет первым эшелоном, мы — вторым. За нами — вэвэшники, проводят окончательную зачистку.Все подходим к зампотеху, смотрим в бойницу.Ожидаю увидеть что-то эпохальное, тысячи солдат, бегущих с яростными лицами, как в кино: “За Сталина! За Родину!”, но на деле все просто, буднично.На насыпи одинокой цепочкой лежит батальон. Людей совсем немного, человек сто, они лежат, ожидая переноса обстрела вглубь города, чтобы подняться и пойти туда, за разрывами. Обстрел переносят, солдаты поднимаются. Как при замедленной съемке, бегут через насыпь и один за одним исчезают на той стороне. Бегут тяжело, приземисто, каждый тащит на себе по два пуда груза — патроны, гранаты, гранатометы, станины, ленты, пулеметы, “мухи”, “шмели”. “Ура” никто не кричит, бегут обыденно, устало, молча, с равнодушием притерпевшегося солдата привычно отрывая свое тело от земли и бросая его в летящий металл, уже зная, что не все они будут живы, и все же поднимаясь в атаку.Зампотех опять показывает пальцем за окно и смеется. Ему смешно смотреть, как парнишка, нагруженный железом, неуклюже карабкается по насыпи, сгорбленный АГСом. Спрятанный за кирпичной стеной зампотех от души хохочет. Во мне моментально вспыхивает ярость: “Сука, это же твои солдаты! Они же на смерть идут, а ты тут ржешь над ними, падла!”Я смотрю на маленькие беззащитные фигурки, и мне вдруг становится страшно. До дрожи в коленях. Страшно за них, за человеческую жизнь вообще. Нельзя смотреть, как пехотные шеренги поднимаются в атаку, и самому оставаться на месте. От этого можно сойти с ума. Там, за насыпью, все наравне, все солдаты, у всех равные шансы, и кому жить, а кому умирать, решает судьба. Здесь же, у них за спиной, я могу только до побеления сжать кулаки и твердить как заведенный: “Парни, вы только не умирайте! Вы, блин, только умереть не вздумайте, парни!”Через двадцать минут пятьсот шестой возвращается. Артиллерия не сделала своего дела, огонь чехов за насыпью слишком плотный, и пехота не может взять дома. Их командир отводит роты назад. Маленькие фигурки снова перебегают дорогу, снова залегают вдоль насыпи.Двенадцать. Обстрел во второй раз переносится вглубь, во второй раз пехота поднимается в атаку, исчезает за насыпью. Теперь вроде успешно.Бегу в восьмую роту, которая кучкуется взводами около забора, покуривает в ожидании. Нахожу ротного. Тот повторяет командирам взводов задачу. Те кивают. Все уставшие.Приказ по рации — выдвигаемся.Идем со вторым взводом. Держимся всемером — ротный, Юрка, я, пулеметчик Михалыч, Аркаша-снайпер, Денис и Пашка. Взвод собирается у пролома в заборе, готовый хлынуть туда по приказу.Пошли!Вбегаем в пролом, метров сто до моста пробегаем без проблем — мертвая зона, нас не видно. У моста кучкуемся. Около опоры, на насыпи, — снайперское гнездо, ямка, выложенная мешками с песком. Место идеальное: сам в тени, а обзор — лучше некуда. Михалыч дает туда очередь, сплевывает:— Вот он, сука, где сидел. Житья от него не было, так достал, гад!Я в него цинков пять, наверно, выпустил, да все никак выковырять не мог. Жаль, ушел, сволочь бородатая.Сразу за мостом — длинная прямая улица. Там, метрах в четырехстах от нас, — пятьсот шестой и чехи. Что там творится, сам черт не поймет. По улице не пройдешь — трассера летят вдоль домов, тыкаются в заборы, стайками пошуркивают под мостом, осыпая штукатуркой.— Вперед, вперед, пошли! — Это взводный.Небольшой арык, сразу за ним — первая линия домов частного сектора. Занять ее — наша задача на сегодня.Самое паскудное место слева, где первый взвод. Там огромный пустырь, в глубине которого школа.Справа, где третий взвод, самое удачное место — за спиной насыпь, справа насыпь, дальше — седьмая рота. Ротный запрашивает ситуацию во взводах.Лихач, командир первого взвода, отвечает, что у него хреново — до школы метров триста, в школе чехи. Он сам сидит в канаве вдоль дороги, вылезти не может, чехи бьют на любое шевеление.Третий взводный отвечает, что у него все тихо, дома пусты, можно хоть сейчас заходить. Пионер, взвод разведки, не отвечает. Я вызываю его персонально. Наконец Пионер отвечает в том смысле, что мы достали его уже, что он понятия не имеет, где находится, но, судя по всему, где-то недалеко от Минутки, чехов тут тьма, они бродят группами, но все мимо него, пятьсот шестой остался далеко за спиной, а он сам идет дальше. Ротный, ни слова не говоря, достает карту. Смотрим на карту. Ох, ё! До Минутки черт знает сколько, полгорода еще, и как туда попал Пионер, совершенно непонятно. Ротный берет у меня наушники, вызывает Пионера, материт его и приказывает возвращаться.Тем временем мы высылаем разведку — Михалыча и Юрку, выжидаем. Минут через десять разведка возвращается — у нас тоже все тихо.По тонкой доске, прогибающейся под нашими шагами, переходим арык.За ним — заборы. Взвод тянется цепочкой к ближайшей дырке. Первым идет Малаханов, долговязый зачуханный тормозок, вечно теряющий свой автомат и потому постоянно пропадающий в особом отделе, где ему шьют дело о продаже оружия.Он подходит к дырке, с ходу отбрасывает ногой заслоняющий ее лист шифера и подрывается на растяжке. Бросаемся к нему. Малаханов стоит, вытирая забрызганное грязью лицо, недоуменно хлопает глазами. Куда ранило? Не знает. Осматриваем его с ног до головы. Ни одной дырочки, ни одной царапинки. Не верим себе, осматриваем еще раз — нет, точно цел. В рубашке родился парень. Видимо, Бог и вправду хранит детей и дураков. В том, что Малаханов дурак, никто не сомневается — так бездумно пихать ногой всякую ерунду может только полный кретин.Малаханов стоит, хлопает глазами. По-моему, он так и не понял, что произошло.Материм его, он кивает, поворачивается, пролезает в дырку и немедленно подрывается на второй растяжке. Дым скрывает его тело, слоями вытекает из пролома. Черт! Ну бывает же такое! Обидно…Когда дым рассеивается, у нас отваливаются челюсти: Малаханов стоит все в той же позе, протирает лицо, глаза его по-прежнему недоуменно хлопают. На правой ладони, в мясистой части большого пальца, рваная рана — осколок прошел по касательной, несильно разорвал мясо и И все! Больше ни одной царапины.Молча перевязываем его. Первым из ступора выходит взводный. Он высыпает на Малаханова ворох матюгов, отбирает у него автомат и посылает его к черту, в тыл, в санчасть, в госпиталь, в особый отдел — куда угодно, только чтобы больше этого полудурка здесь и духу не было! Не желает он его матери похоронку писать!Аккуратно пролазим во двор. Растяжек больше нет, все снял собой Малаханов.Во дворе яблоневый сад, сарай и дом. Странно, шесть часов подряд тут такое молотилово стояло, а дом совершенно целый, даже стекла в некоторых окнах остались. Да, сегодня будем спать как люди — в тепле и на кроватях.Ротный говорит, что КП будет здесь. Нам же приказывает прочесать остальные дома, так, для порядка, ясно, что они тоже пусты.Только отходим на несколько шагов, как по дворам со сволочным таким посвистом начинают шлепаться мины.Рассыпаемся по канавкам. Я вызываю комбата, говорю, что нас накрывает минометка, пускай прекратят огонь. Комбат отвечает, что наша минометка вроде как и не стреляет. Ору ему, что стреляет, причем хреново — мины прямо на нас сыплются. Тут до него доходит, он посылает меня на хрен, говорит, что наша минометка не стреляет, а то, что у нас там мины падают, — это чехи.Тьфу ты, черт, и правда чехи. Мне становится немного стыдно за свое паникерство.Чехи нас, кажется, не видят, бьют наугад — мины шлепаются с большим разлетом. Придя в себя, расползаемся по соседним дворам, начинаем шуровать по подвалам и кладовкам, осматривать дома.Мне достается коттедж через улицу. Идти не хочется, но надо. Пригнувшись, в один прием перебегаю улицу, влетаю в огороженный высоким каменным забором двор.Двор большой, богатый. Слева темнеет вход в подвал, справа еще одна стена, разделяющая двор напополам.За стеной кто-то есть — слышу, как шурует во дворе, переставляет какое-то стекло. Достаю из кармана гранату, разгибаю усики, приготовившись кинуть ее за стену. Кто там? Свои. Кто-то из взвода Лихача мародерничает варенье. Надо бы и мне проверить подвал, поживиться витаминами.В подвале масса всевозможных склянок. Варенье дынное, виноградное, ореховое, арбузное, алычовое и черт его знает какое еще. Кроме того, есть трехлитровая банка меда и четыре десятилитровых баллона с соленьями. Жрачка, в общем. Оч хор.Только выхожу из подвала, как над головой знакомый короткий свист. Мина! Лечу лицом в землю, хотя понимаю, что ничего уже не успею сделать, что меня убило, я уже мертвый. Быстро упасть не так-то просто, от страха тело стало пустым и легким. Мина ударяется о землю раньше меня (“Вот оно! Не успел! Сейчас осколки по ногам, в живот”), коротко резко разрывается, по ушам сильно ударяет взрывной волной и Ничего. Ни осколков, ни сыплющейся земли, ни дыма. Хотя взорвалось во дворе, это точно. Поднимаю голову, осматриваюсь. Ага, вот в чем дело — мина упала в двух-трех метрах от меня, но — за разделяющей двор стеной. Повезло.Выхожу на улицу, иду в другую половину двора к тому парню, что был за стеной, — надо проверить, как он там. Его уже выводят. Свитер на лопатке разорван, сквозь бинты полосой от плеча к позвоночнику просачивается кровь. Лицо бледное, слабое, видно, что ему плохо — ранило серьезно. Вызываю мотолыгу эвакуировать “трехсотого”. Через пару минут она приходит.Смотрю, как его сажают в машину, и вдруг ловлю себя на мысли, что зря она не взорвалась в моей половине двора — в госпиталь к медсестрам и чистым простыням поехал бы я. Впрочем, мысль эта мимолетная, секундная, она сразу же проходит.Дома уже все в сборе. Работа кипит: парни выкладывают кирпичом бойницы, завешивают плащ-палатками окна, разжигают печку, тащат на стол мародерку.Когда все дела сделаны, садимся ужинать. Помидорчики-огурчики, мед, различные варенья, хлеб, тушенка, гречка, масло, чай. Удивительное богатство.От вида еды сводит желудок — последний раз ели утром, с тех пор во рту не было и росинки, а время-то уже к вечеру, смеркается. Усиленно наваливаемся на жрачку, только ложки мелькают.В самый разгар ужина в комнату заходит Лихач. Останавливается в дверях, смотрит, как мы едим. Глаза какие-то странные, чумные. Потом говорит хрипло: “Меня ранило”. Хотим его перевязать, но он говорит, что не надо, перевязали уже. Ранило его еще во взводе, в ногу осколком, но в госпиталь он не пойдет — взвод оставить не на кого.Ротный велит ему сходить в санчасть, записать ранение. Лихач отвечает, что как раз оттуда, еще с минуту стоит молча, потом докладывает, что у него все в порядке, поворачивается и выходит. Странный он какой-то, контузило вдобавок, что ли? Хотя, если в ляжку железом зарядит, еще и не таким странным станешь.Когда он уходит, опять наваливаемся на еду с прежней скоростью. Вшестером под чай съедаем три литра меда.Пока едим, на улице становится совсем темно. Распределяем фишки на ночь. Мне выпадает стоять с Юркой, с часу до четырех. Самое неудобное время.…Михалыч только-только касается моего плеча, как я просыпаюсь. Без десяти час. Бужу Юрку.Фишка у нас находится в сенях, или как там у них по-чеченски. Окна наглухо заложены кирпичом, лишь в двух оставлены небольшие бойницы. В них пулеметы, перед каждым — дорогое модное кресло с прикроватным столиком из карельской березы, на столиках стоят коробки с лентами. Молодцы ребята, здорово здесь все оборудовали, на такой фишке можно и по шесть часов сидеть.Садимся в кресла, ноги кидаем на подоконники, одну руку на приклад пулемета, в другой сигарета — курим. Прямо как фрицы в кино про войну. Только губной гармошки не хватает. Прикалываемся по этому поводу:“Я, я, натюрлих”.Наигравшись, тушим сигареты, осматриваемся уже по-настоящему. Снаружи все гораздо хуже, чем внутри. Мы заперты в тридцатиметровом пространстве двора — слева забор, справа сады, прямо перед нами соседний дом. В общем, подходи в полный рост и расстреливай нас как угодно, обзора никакого. Лишь левее в открытую створку ворот виден кусок улицы и окно дома на противоположной стороне.По уму фишку надо было выставлять в том доме, который перед нами. Если один пулемет оставить здесь, а второй перенести туда, ни одна сволочь не проскочит. Говорю об этом Юрке. Юрка глядит на дом, на те метры, что отделяют его от нас, на пулеметы, примеривается и неожиданно говорит, что фишка выбрана просто отлично. Я с недоумением смотрю на него. В его лице отчетливо читается боязнь, видно, что он не испытывает ни малейшего желания пробираться ночью в тот дом, полтора часа сидеть там одному отрезанным от всего взвода, а потом ползти назад. К тому же, если начнется заварушка, вернуться он уже не сможет: тридцать метров под огнем — это очень много, придется отстреливаться в одиночку, вызывая весь огонь на себя.Юрка понимает, что я почувствовал его боязнь, переводит разговор: мол, придется сидеть на голом полу, в холоде, а здесь такие мягкие, удобные кресла, обзор более-менее сносный, да и ребята рядом, в общем, соваться туда незачем.Что ж, значит, остаемся на этой неумной, зато комфортабельной фишке. Один я тоже туда не полезу.Со стороны чехов прилетает строчка трассеров. Беру ночник и выхожу на улицу. В ночнике все непривычно зеленое, но видно достаточно отчетливо. Вот дом на той стороне, ветки яблонь шевелятся от ветра, и кажется, что в окне кто-то есть. Но это просто обман зрения, все чисто. Вот наш БТР с треть­его взвода. Горячий мотор нагрел корпус, и его видно вплоть до клепок на броне. Водила крутится вокруг машины, что-то ремонтирует. До него метров сто пятьдесят, но при такой видимости я легко смог бы попасть ему в ухо. От этой мысли мне становится неуютно, я приседаю за стену. Оставшееся время сидим с Юркой молча, слушаем темноту, “палим фишку”.Наконец нашему ночному бдению подходит конец. Без десяти четыре бужу Дениса с Пашкой. Они приходят заспанные, молча сменяют нас, не открывая глаз, тяжело плюхаются в кресла. По-моему, они заснут, как только мы закроем за собой дверь.Смотрю на Дениса с Пашкой и думаю, что надо бы их растолкать, потрепаться с ними минут десять, пускай проснутся. Но передумываю — время сна слишком драгоценно, чтобы тратить его на болтовню. Да черт с ними, в конце-то концов! Все равно в случае чего их первыми зарежут, может, хоть крикнуть успеют…Промозглое туманное утро встречает тишиной. Сад, яблони, туман… У меня на даче бывает точно так же, если в октябре проснуться пораньше, когда природа еще не отошла от ночного холода и лужи покрыты хрустящим льдом. Тогда тоже можно застать такую вот стылую тишину, и пахнет так же — прелыми листьями, утром и осенью.Пользуясь случайной передышкой, решаем помыться. Выносим из дома тазики, кипятим воду. Долго фыркаем по очереди — двое моются, двое кипятят, двое стоят рядом с автоматами. Моемся быстро, скоро опять вперед, а время восьмой час уже.Так и есть, позавтракать не успеваем, приходит приказ приготовиться к выдвижению. Ротный приказывает вызвать командиров взводов к нам на КП. Вызываю Лихача и Пионера. С третьим взводом связи нет. Ротный посылает туда — узнать, в чем дело.КП третьего взвода находится в особняке через две улицы. Сую в “разгрузку” пяток гранат, шесть магазинов, пачек десять патронов и запасной аккумулятор, на случай, если у них села рация. Попрыгав, подтягиваю ремень, поправляю “разгрузку”, подергиваю плечами. Ничего, удобно. Не звенит.До первой улицы иду садами, автомат наготове — мало ли какая бородатая дрянь с вечера засела в подвалах и караулит одинокого бойца вроде меня.Перелезаю поленницу за сараем и спрыгиваю в соседний двор. Под навесом стоит “девятка”. Подхожу к машине. Свеженькая она только снаружи, внутри полный раздрай, ни завести, ни поживиться чем-нибудь. Но дом хороший, неразграбленный вроде, надо будет на обратном пути провести зачистку на предмет одеял, носков, перчаток и прочей теплой мелочи, скрашивающей суровый солдатский быт.Осторожно выглядываю из ворот. Одним глазом смотрю на улицу, другим ухом слушаю в глубине двора. И там и там тихо. Хочу перебежать, но не могу заставить себя выйти на открытое пространство. После сегодняшнего утреннего мира сделать это оказывается намного тяжелее, чем вчера, когда мы весь день провели под осколками. За это утро без войны я успел отвыкнуть от постоянной готовности к смерти, расслабился, и снова нырять в нее с головой ужас как не хочется.Наконец решаюсь. Набираю полные легкие воздуха, резко выдыхаю и, как сайгак, выбегаю в распахнутые ворота.Улица оказывается очень большой, просто огромной, как континент, и на ее хорошо просматриваемой гладкой поверхности, где нет ни одной кочки, я медленно ползу, как слизняк. В оптику с большого расстояния, наверное, это так и выглядит — маленький медленный слизняк, пытающийся уйти от выстрела посередине огромной улицы.Влетаю в ворота на той стороне. За спиной тихо, никто не стреляет. Прозевали.От испуга поднимается настроение, начинаю насвистывать Шаинского: “Идет солдат по городу, по незнакомой улице…” От несоответствия песни и реальности становится совсем весело, начинаю тихо смеяться сам с собою. Со стороны я сейчас выгляжу как полный псих, наверное. Заливаюсь гоготом уже в полный рост. Вот дурак, а?Вторую улицу перебегаю гораздо спокойнее — со страхом мы сегодня уже поздоровались, день вошел в свою обычную колею, и волноваться не из-за чего.Особняк третьего взвода виден издалека — трехэтажный кирпичный дом. Весь взвод во дворе. Замечаю знакомых — Женьку, Барабана, еще парней. Радуюсь, что с ними все в порядке, давненько не виделись.Когда подхожу ближе, замечаю, что лица у пацанов хмурые, озлобленные, все взвинчены. Что-то произошло. Что-то паскудное.Подхожу к Женьке, спрашиваю, в чем дело. Он сидит на перевернутом ведре, ест из банки вишневое варенье. Не говоря ни слова, протягивает ложку. Молча треплем варенье. Когда банка пустеет, Женька облизывает ложку, закуривает и говорит: “Яковлева нашли”.Яковлев пропал два дня назад. Он ушел на мародерку и не вернулся. Его никто не искал, посчитали, что он чухнул домой, как и все самоходы до него. Списали на боевые и замяли это дело.Обнаружили Яковлева омоновцы, зачищавшие сегодня ночью первую линию. В подвале. Яковлев лежал на тюфяке, разутый, раздетый по пояс. Чехи вспороли ему живот от бока до бока, потом, как из консервной банки, достали из живого еще Яковлева кишечник, намотали ему на шею и задушили его же кишками. Обмакнув палец в его крови, коряво вывели на стене “Аллах акбар”. На ноги надели белые носки.Я сплевываю, матерю чехов, комбата, войну, Грозный. Беру у Женьки сигарету, прикуриваю.Сидим, курим. Говорить не хочется.Потом я спрашиваю, почему не отвечают на вызовы. Жека говорит, что сел аккумулятор. Я меняю на их рации аккумулятор, вызываю ротного для проверки связи. Мне отвечает Юрка. Говорит, что слышит меня нормально и чтобы я возвращался, через десять минут выдвигаемся. Передаю приказ взводному и иду к себе. Перед улицей оборачиваюсь, смотрю на Женьку, взводного, Барабана. Барабан машет мне рукой, криво улыбается. Я машу в ответ. Потом поправляю “разгрузку”, пригибаюсь и бегу на ту сторону.Со стороны чехов раздается одинокая очередь, потом еще одна. Им отвечают наши, завязывается перестрелка. В дело вступает минометка.День начался.НОчЬЮ КАЖДЫЙ ТАЩИТ СВОЙ чЕМОДАН САМКогда ты, торчащий на балконе третьего, замечаешь зеленоватое свечение в окне дома напротив, расположенном в сорока-пятидесяти метрах, и понимаешь, что это снайпер разглядывает твою голову в упор, в организме появляются странные ощущения.Во-первых, ты понимаешь, что ты мудак. Даже не мудак, а — МУДАК. И еще, как ни странно, успеваешь понять, что слово “МУДАК” будет последним электроимпульсом в твоем мозгу, когда его разобьет пуля.Сейчас все это ложится в долгие слова и долго читается, и время, которое вы затратили на прочтение первого абзаца, соизмеряется с тем временем, которое ушло на то, чтобы этот первый абзац взорвался тогда в моей голове. Все это мгновенно. Тысячные доли секунды. Даже состязания бобслеистов за тринадцать сотых — танец криогенно замороженных улиток.Невропатологам это было бы очень интересно — скорость восприятия мира на мушке. Я, пожалуй, даже соглашусь с тем, что суслик чувствует импульс охотника и успевает спрятаться в норку прежде, чем охотник решит — убивать ему суслика или нет. Юрк — и только удивленные глаза над стволом: чем же я себя выдал?Мыслью. Импульсом. Я за эти две тысячных увидел и просек того чеха до самых кишок. Узнал его мысли, семью, предыдущую жизнь и представления о собственной смерти, его характер и раздражения. Узнал, что ему было лет двадцать семь — тридцать, что у него короткая, аккуратно постриженная борода, чистая повязка на голове, умные глаза. Он был поджар и одет в спортивный костюм. И это был не наемник — он приехал в Чечню из России специально, чтобы воевать за независимость своей родины. Идейный мужик, короче.Через две тысячных — это мгновенно, сразу, но про мудака я все же успел понять и чеха успел увидеть тоже, хотя это даже не отразилось в моих зрачках — импульс от мозга до глаз еще не дошел, он еще по дороге, и если в этот момент кто-то наблюдал бы меня со стороны, глядя мне прямо в глаза, он так и не узнал бы, что я понял все!Так вот, самое удивительное, что этих двух тысячных хватает еще на одну мысль: “Не выстрелил”. И в башке тут же начинается вторая стадия: что-то лопается — мозги, наверное — и кипяток мгновенно обдает тебя жаром, течет из ушей по плечам и спине в сапоги. Звон в голове и кровь в глазах, давление такое, что перепонки надуваются пузырями и торчат из ушей. Все красное. Это как раз тот внезапный страх, когда ты не цепенеешь от ледяного ужаса, как под минометным обстрелом, а наоборот — кровь вскипает от адреналина и бешенство застилает глаза: заорать, саперную лопатку наперевес и вперед — рубить головы! Ты готов и можешь свернуть горы, опрокинуть дом плечом, порвать двести чертей и разломать напополам планету!Все это я прочувствовал, понял и узнал за то короткое время, пока глаза мои даже не закончили еще движение вправо вниз, куда я собирался посмотреть.Что бы вы сделали в такой ситуации?Что сделал я? Я нагнулся еще ниже, чем собирался, — почти перегнулся через балкон, — и посмотрел туда, куда хотел посмотреть — вправо вниз. И не просто посмотрел, а вглядываясь и вслушиваясь. Пожалуй, даже слишком демонстративно и нагло — сейчас я это понимаю. Но тогда я не слетел мешком с этого балкона, как висел — пробитой башкой вниз.Не заметив ничего подозрительного (точнее, сделав вид, что “не заметив ничего подозрительного”), я втянулся обратно на балкон, тихо-тихо потопал ногами для сугреву, пару раз крутнул торсом, а потом вдруг достал сигарету и закурил.Это было неожиданно даже для меня самого. Но сработало. Он не выстрелил. Он не просек, что я просек его. А у меня появился плюс в том, что он считает меня за полного придурка.Закурил я, конечно, не на виду у всей Чечни, не переигрывая, а так, как курит часовой, когда запалиться никак нельзя, но терпеть уже сил нету, да и возможность вроде позволяет — в рукав, накрывшись полой бушлата.Сигарета дала мне возможность присесть за стенку балкона — вроде как спрятался подымить. Уйти я все равно не мог — он должен был видеть свечение затяжек. Но подумать пару минут — вполне.Итак, что мы имеем? Балкон, меня на балконе, снайпера в доме напротив, мое знание о нем и его незнание о моем знании, и если я сейчас встану из-за стеночки и продолжу наблюдать, как ни в чем не бывало, он не будет стрелять еще как минимум пятьдесят пять минут.Почему пятьдесят пять? Расклад простой. Чехи всегда приходят после темноты, часов в одиннадцать-двенадцать. Это мы уже знаем точно, это их тактика — после сумерек группы занимают первые дома от наших позиций, всю ночь наблюдают, а с рассветом дают один-два залпа из гранатометов и уходят. Сейчас — три ночи. Значит, сидят они там уже часа три-четыре. Соответственно, знают всю нашу смену фишки — двенадцать, два, четыре и шесть. Я зашел на фишку в два, значит, смена у меня в четыре. Следовательно, уйти с балкона я могу только в три пятьдесят пять, чтобы разбудить Шишигина и затем снова вернуться на балкон на десять минут до его прихода. Если я даже с тем же каменным лицом, которое мне удалось сохранить при хлещущих из башки кипящих мозгах, повернусь и уйду, ковыряя в носу и покуривая, то не дойду и до середины комнаты. Он меня снимет.Можно, конечно, тихонечко лечь на пол и поползти — в таком случае он меня, конечно, не достанет. Но здесь в дело вступает вторая беда.Гранатометчик. С ним — гранатометчик. Это обязательно. Потому что ходят они по двое — по трое. Поэтому, если вспышки моих затяжек на балконе прекратятся, следующий их шаг — граната в окно, где спит все мое отделение, а потом вторая граната в окно той комнаты, по которой буду ползти я. Это уж по-любому.Здесь, пожалуй, надо сделать отступление и расписать всю диспозицию — как я оказался на этом дурацком балконе, как мы оказались в этой дурацкой квартире всеми окнами во фронт, почему наша спальня лишь завешена одеялом и светится, как Манхэттен, и почему я не могу шепотом позвать моих долбогрызов товарищей и всем потихоньку не слинять из этой квартиры на пятый этаж и не вмазать из всех стволов и из “шмеля” по окнам в доме напротив.На ночь роте нарезали три одноподъездные девятиэтажки, стоящие друг за другом. Нашему отделению досталась средняя. Спереди было отделение Шепеля, сзади — Игоря, кажется. Мы вроде как оказались в тылу — спереди наши, сзади наши, справа наши, слева — улица и за ней полукилометровый пустырь, не подобраться. Поэтому квартиру выбирали не по науке, а по комфортабельности. Остановились в двухкомнатной на третьем этаже, с огромной кроватью, паркетом на растопку и уже установленной чехами паршивенькой печуркой. Завесили окна одеялами, вывели трубу, натопили. Ташкент. Красота. “Шератон Палас”.Но с наступлением темноты отделение Шепеля почему-то снимают и перебрасывают вправо. Мы оказываемся первыми. Все окна квартиры во фронт, печка кочегарит на всю Чечню, шумели мы не таясь — спереди-то наши были, в общем: ночь, чехи, жопа. Искать другую квартиру уже поздно, надо просто сваливать наверх и сидеть всю ночь на фишке без тепла и печки.В отделении на тот момент были постоянные терки. Оно не было единым целым, не было единым организмом. Мы с Шишигиным были вроде как вдвоем. Король еще с одним контрабасом, Славкой, тоже вдвоем. Молодой не в счет. Вася-сапожник вообще вроде как сам по себе. В общем, говенное отделение, что там говорить. Обреченное. Отделение мудаков. Все время гавкались. Жили на ножах, ссоры вспыхивали как спички. За оружие хватались постоянно. А началось это с Короля.“А, похрен” — это был его девиз. Пацаны, надо сменить квартиру. А, похрен… Пацаны, там чехи. А, похрен…Пришел ротный, привел саперов. Сказал Королю дать людей. Я вызвался сам. Протянули маскхалат. Часа полтора ползали по снегу, ставили растяжки с “монками”. За несколько домов перед нами взлетела осветилка. Саперы попадали. Я остался стоять, только шагнул на всякий пожарный за дерево — вы чего, мужики, это ж наши! “Какие наши, придурок, мы первые…” — зашипел ротный. Стало жутко. При каждой ракете тыкались мордой в снег. Стали постреливать — еще не по нам, правда. Совсем обнаг­лели, суки.Эти полтора часа войны были одними из самых запомнившихся. Было действительно страшно. Сталинград. Форсирование Днепра. Образовалась какая-никакая линия фронта. Чехи — вон они, впереди. И драпать не собираются. Пока саперы еще ползают, нас вроде много, но сейчас они доставят свои “монки” и уйдут…Когда саперы ушли и я вернулся, то отделение… лежало в кровати! Никто попросту не захотел уходить! И как мы с Шишигиным их ни материли, никто не стронулся с места.Вместо этого они забаррикадировали дверь, полудурки.Тут надо сделать еще одно отступление. Днем, когда мы устанавливали печку, в окне этого чертового дома напротив показался Берия. Сказал, что в пятиэтажке перед ними ходят какие-то люди с повязками на головах. Спросил, не знаю ли я, кто такие. Я уточнил, какого цвета повязки. Белые. Отличительный признак федералов — белая повязка на рукаве. А у этих — на башке. Хрен их разберет с местными обычаями. Царандой, наверное, гантамировцы. Берия улыбнулся как-то странно и ушел.За Берией нужно было приглядывать — парень нормальный, но “слон” еще. Поэтому, бывает, притормаживает. Не может самостоятельно принять решения. Однажды он с такой вот улыбкой вернулся с фишки, растолкал сменщика: “Фишку запалили. Из граника вмазали. В стену легла. Иди, твоя очередь…”Но чего мне париться — впереди же свои. Шепель — парень шаристый, голова на плечах имеется, сам все сделает как надо. А мы вообще в тылу.В общем, что там говорить, просрали мы чехов. Даже не то чтобы просрали — просто пока мы с саперами тыкались мордой в снег, а эти друзья судорожно закладывали дверь шкафами, они спокойненько пришли в дом напротив, сели у окошка и стали смотреть кино. Имакс-видео. Экран высотой с семиэтажный дом.Палить фишку в квартире оказалось невозможно — кроме двора, ничего не видно.В итоге я и оказался на этом балконе, откуда можно было наблюдать хотя бы еще вправо-влево. А в доме напротив, в сорока-пятидесяти метрах, сидят два чеха — один разглядывает меня в ночник, второй — по стволу гранатомета. Если снайпер поймет, что я его засек, он выстрелит. Если я попытаюсь уйти с балкона, он выстрелит. Если… Он выстрелит по-любому, если я сделаю что-нибудь кроме одного — не продолжу палить фишку.Уйти мы не можем. Вмазать из “шмеля” тоже — даже если этих накроем первым выстрелом, все равно придется отходить, а кто даст гарантию, что в том доме нет второй группы? Баррикаду уже не разобрать. Начнем шуметь — выстрелят. По балкону успеет уйти один. Квартира непроходная, ни одна стена не пробита — специально выбирали, для спокойствия.Никогда не приходилось сидеть на крючке?“Ночью каждый тащит свой чемодан сам” — любимая поговорка ротного. Он понимал, что если чехам вздумается давануть ночью, то роте кранты. Держать десять домов по пять-шесть человек в доме невозможно. Начнется у нас стрельба — и что? Рации нет, ничего в роту не передашь. Может, это мы со страху пуляем. То отделение, что за нами, ночью из квартиры не высунется — разбежится по этажам занимать оборону.В чужой дом через пустой неприкрытый двор, где тоже поползали саперы, никто не полезет — глупо. Рота подойдет? Подойдет, конечно. Минут через двадцать. Пока чехи гранатами вмажут, пока в роте сообразят, что это не мы пуляем, пока людей соберут, пока пройдут эти двести метров Нас уже не будет.Начальная скорость гранаты РПГ “муха” — сто четырнадцать метров в секунду. Чтобы преодолеть разделяющие нас сорок метров, ей понадобится 0,3 секунды. На принятие решения стрелку нужно еще две-три секунды — такова средняя скорость реакции человека. И еще полсекунды на шевеление пальцем, нажимающим гашетку. Всего около четырех секунд.На войне расстояние и время меняют свои значения. Человек здесь живет сантиметрами, мыслит секундами.Двадцать минут — катастрофически долго. За это время нас можно убить триста один раз.Ротный это знал. Но сделать ничего не мог — не он начал эту войну. И не он обеспечивал роту техникой.“Ночью каждый тащит свой чемодан сам” — эта война была под таким девизом. Попал в жопу? Что ж. Не повезло тебе, парень. Извини, никто не придет. Потому что попросту некому. Это действительно невозможно. В России сто шестьдесят миллионов человек, но наскрести десяток, чтобы вытащить тебя из задницы, почему-то нельзя.Ночью каждый тащит свой чемодан сам.Без пяти четыре поднял Шишигина. Все ему объяснил. Он принял спокойно, нормально.Остальным похрен. Баррикаду разбирать отказались — “да это не чехи… куда идти… не выстрелят”. Королю просто влом, Славке и правда похрен — в Чечню он поехал после того, как его жену и сына насмерть сбило машиной. Не в себе мужик. Ненавидит всех. Смерти не то чтобы ищет, но и терпеть не может.Молодой не в счет. Король его задрочил так, что тот уже мало что соображает. Гниет постоянно, на одну ногу уже даже сапог не налезает — кожа слезла от колена и до стопы. Сказал ему, чтобы шел в ванную. Он остался в кровати.Комната для войны у нас была только одна — та самая, с балконом. Без вариантов. Воевать нельзя. Но время еще есть — часа полтора.Решили так: идем с Шишигиным на фишку вдвоем. Он чуть посветится на балконе, чтобы чехи поняли — один по-прежнему на фишке, затем уходит в комнату. Снайпер не должен снять его первым.Я сижу за углом — меня они видеть не должны, типа спать пошел. “Шмель” наготове.Первый выстрел из граника стопудово будет во вторую комнату, где спят четверо. Спите, если вам похрен… Нам-то с Шишигиным — нет. Может, еще и выберемся из этой мышеловки, в которую сами себя же и засунули.Расклад такой: после того как гранатометчик устраивает подъем-переворот, Шишигин должен засечь комнату, откуда он стрелял, — гаденыш не сидит на месте, постоянно передвигается по дому. Ходит очень аккуратно, но иногда все же давит ногой стекло, а на таком расстоянии это слышно. Но выше четвертого этажа вроде не поднимается — чтобы уходить было быстрее. Так вот, Шишигин должен засечь, откуда он будет бить, и одновременно подавить очередями снайпера — убить, понятное дело, не получится, но задавить он его должен. Все это долго и неуклюже, конечно, и шансов мало, но по-другому никак.Я тем временем бью из “шмеля” в гранатометчика. Этого придется завалить с первого выстрела, иначе кранты. После этого меняю Шишигина на подавлении снайпера, он бросается разбирать баррикаду и уходим.Но первым должен выстрелить чех и именно в ту комнату, где спят четверо. Иначе все не имеет смысла.В пять двадцать, чуть раньше, чем мы ожидали, Шишигин услышал два коротких свиста. Свистел снайпер. Гранатометчик спустился к нему, и они ушли. Больше групп в доме не оказалось.Часов в семь, когда совсем рассвело, мы пошли туда.Снайпер все время сидел в одной комнате на табуретке. Гранатометчик наверх тоже не ушел, был на кухне — соседнее окно.На полу кухни валялась взведенная “муха”.Он стрелял. Он стрелял, просто “муха” не сработала.“Муху” эту взяли с собой — я хотел разбить ее об башку Короля. И еще прихватили печку — на кухне оказалась совершенно нормальная солдатская буржуйка. Обратно пришлось лезть через балкон, и когда мы уже спускались по лестнице в подъезде, сработала одна из сигналок, поставленных саперами. Оказалось, что пятиэтажка, торцом стоящая за этим домом, была битком набита людьми с белыми повязками на головах. Это нам уже ротный потом рассказал. Они засекли нас, когда мы перелезали по балкону, и захотели взять двух русских придурков живыми. Но сработала сигналка, и мы свалили. Печку и “муху” так и не бросили — неслись с ними как сайгаки через весь двор.В нашем доме долго ржали как безумные. Сидели в обнимку с этой печкой и гоготали. Потом пошли и насрали две огроменные кучи.Из этого отделения я ушел. Шишигин тоже. Тем же утром он пошел к ротному, сказал, что посылает все на хрен и пусть его переводят куда хотят, но в отделении Короля он больше не останется. Ротный вернул его на родную “шишигу”: Шишигин — это не фамилия, кликуха. Я встречал его потом еще несколько раз.Молодой загнил окончательно. Последний раз я видел его, когда он ковылял по снегу в своей тапочке в санбат — Король пинками уже погнал его к медикам, — а гной по ноге стекал сгустками. В роту он больше не вернулся.Короля перевели на бортовой “ЗИЛ”, от ненавистной ему должности “комода” он все же избавился. Я с трудом переносил его, когда встречал. Все вспоминалось, как он привязал гранату к кошке и выкинул ее в окно: “Задолбала мяукать, сука…”Что со Славкой, не помню.Когда мы виделись, об этой ночи не разговаривали.Все равно они нас убили.Просто “муха” не сработала.РУССКИЙИз подъезда навстречу выходят двое. Русские. Старуха и дед с кривой ногой.— Ребята! — кричит дед и падает на колени. Кривая нога ему мешает.Я не знаю как передать его дальнейшие движения: идет на коленях, ползет, волочится по снегу — в общем, перебирается в нашу сторону, вытянув вперед руки, и не переставая кричит:— Ребята! Русские! Родные! Пришли! Ребята!Больше дед ничего сказать не может. Подползает к нам и начинает всех подряд обнимать за ноги, тыкается в штанины лицом, словно собачка или ребенок, который нашел своих родителей.— Ребята! Пришли, миленькие! Пришли, родимые! Ребята! Не уходите больше! Не уходите! Ребята!Старуха тоже плачет, она целует всех по очереди, ее слезы холодят кожу.— Ребята! — кричит дед. — Они каждую ночь приходили! Семь раз выводили меня расстреливать! Они меня пытали! Ребята, не уходите!Дед ломается в крике напополам, падает в снег и рыдает. Он в полной невменяемости. Это сложно описать, если сам не видел. Человек годами — годами! — жил в постоянном ужасе. В тотальном ожидании расстрела.В пытках. И теперь все эти годы выплескиваются из него одномоментно.Концентрация безумия войны.От меня опять уплывает ощущение реальности. Не может этого быть со мной, москвичом, бакалавром юриспруденции, в европейской стране двадцать первого века. Это кино такое. Хроника Великой Отечественной. Освобождение Освенцима. Хатынь.Но это не со мной. Не здесь. И не сейчас.Похоже, все испытывают примерно то же самое. Никто не говорит ни слова. Никто не наклоняется и не поднимает деда. Мы тупо стоим и смотрим, как он кричит под ногами и цепляется за штанины. Это не человек — сгусток страха и истерии.В такие секунды очень остро осознаешь свою собственную… уязвимость, что ли. В общем, понимаешь, что ты не центрВселенной. То есть ты это понимал и раньше, а теперь ты это ощущаешь. Ощущаешь каждым атомом своего мочевого пузыря. Превратить в животное можно любого, вопрос лишь времени и желания, и ты, оказывается, ни хрена не исключение. Калибр пять сорок пять — это так слабо. Ни в коем случае не попадать в плен.— Ребята! Русские! Родные! Не уходите больше!— Мы не уйдем, отец, — говорит Игорь. Он берет его за плечи и пытается поднять, но старик уже не может стоять. У него больше нет сил — не физических, моральных. Человек ушел из его тела, а на его место пришел инстинкт: увидел людей — стань меньше, не вздумай стоять прямо.— Не отец я вам, ребята! — кричит он. — Мне двадцать семь лет всего! Двадцать семь!Этому деду двадцать семь летМы остаемся с ним недолго, всего несколько минут. Он рассказывает, что выжил только потому, что большим осколком раздробило колено, оно срослось криво и он почти перестал ходить самостоятельно. Поэтому боевики не брали его, как мусор, на рытье траншей и не расстреляли. Старуха — его мать. Хотя выглядят они почти одинаково. Что едят и чем живут вообще, он и сам не знает.Самое паскудное, что с нашим приходом в жизни этого человека не изменится ничего. Мы сейчас уйдем. И все. Солдаты в ста метрах справа, в ста метрах слева, в ста метрах спереди и в ста метрах сзади, но его подвал все равно принадлежит бородатым отморозкам. Наш взвод обозначает линию фронта только в его голове, и тыла как не было, так и нет. И этой ночью они опять придут, наверное.Не знаю, что с ним стало. Выжил он, или его добили. И если выжил, то сколько прожил после нас.Мне кажется, что все равно — недолго.ИГОРЬКогда мы познакомились, было раннее-раннее невыспавшееся зимнее утро. Под ногами хрустел снег, резкий морозный воздух коробил ноздри, яркие в ночи фонарные лампы резали опухшие после вчерашних проводов глаза. Я подошел к нему, услышав, как он спрашивает у прохожего дорогу к военкомату.— В Чечню?— Да. Ты тоже? Ну, давай тогда знакомиться, что ли, земеля. — Он протянул руку. — Игорь.У него явно были татарские корни. Треугольное широкое лицо. Мощные скулы. Узковатые глаза. Роста выше среднего, но приземистый. Короткие ноги были очень кривые — его запросто можно было представить держащим под уздцы низкорослую монгольскую лошадь около юрты.Глядя на него, сами собой слышались гиканье кочевых орд и запах зимней степи; чувствовался вкус свободы. Наверное, так и выглядели скифы.При этом Игорь был совершенно рыжий.Всю дорогу, пока нас на “Газели” везли из московского военкомата в часть, Игорь без умолку тараторил, рассказывая о своей жизни, то и дело доставая из внутреннего кармана куртки фотографию дочери и к месту и не к месту показывая ее то мне, то водителю, то сопровождавшему нас офицеру: “Смотри, майор, это моя дочка!” В небольшой сумке, которая была у него с собой, помимо всевозможного солдатского добра, оказалось еще и несколько чекушек, которые он одну за одной извлекал на свет божий, постоянно приговаривая при этом: “Ну, что, пехота, выпьем?”В Чечне мы виделись урывками. Он попал в девятую роту, меня же начальник штаба взял к себе связистом, и я мотался с ним по батальону. Но когда мы приезжали в “девятку”, я всегда искал зему. Нас, москвичей, в полку вообще было трое, и Игореха значил для меня очень много.По-настоящему нам довелось встретиться лишь под Алхан-Юртом, куда нас в спешном порядке перебросили на помощь вэвэшникам, заблокировавшим боевиков.Мы сидели под дождем в болоте, без еды, без воды, продрогшие до костей, проклиная все и вся на свете. Единственной пищей был мерзлый боярышник, который рос в изобилии на этих болотных кочках, и мы паслись, как лоси, губами обрывая сладкие промороженные ягоды, чувствуя, как заполняется сосущая пустота в желудке. Мы с Игорем лежали в двух соседних ямках, которые громко именовали позициями, и, чтобы забить голод, без перерыва смолили вонючую “Приму”. И он, как и по дороге в часть, постоянно тараторил — в тему и не в тему, опять показывал фотографию дочки, материл войну, чехов и комбата, засунувшего нас в эту задницу.А потом как-то внезапно начался обстрел со стороны соседей, и мы сначала ничего не поняли, думали, свои дурака валяют, и, стоя в полный рост, орали им, чтобы они прекратили, пока никого не ранило. Но обстрел усилился, начали рваться гранаты, мы попадали, и я уже кричал Игорю, чтобы он отходил, а он кричал, чтобы отходил я. И когда мы вышли из-под огня и добрались до своих, нас вдруг разобрал смех. Мы сидели, привалившись спиной к плетеной изгороди, положив автоматы на колени, пили из бидона воду, сплевывали хрустевших на зубах мальков, а смех прорывался сквозь глотки, и мы никак не могли успокоиться — ржали, как безумные. Я толкал его локтем в бок и хохотал, а он смотрел на меня и хохотал тоже.И в тот момент не было для меня человека ближе и понятнее, чем Игорь.Потом был штурм, и мы опять мотались по всему батальону. Встретились лишь в шестом микрорайоне, куда меня притащил с собой замкомбат. На следующее утро замкомбат уехал, а я плюнул на все и отпросился в пехоту. Он меня с легкостью оставил — не его связист, не его проблемы.Недели две мы жили вместе. В памяти запечатлелась картина: вымерзший, разбитый двор, воронки, торчащие из земли расщепленные деревья, белеющие мясом сучья, пустые окна, “Урал” с боеприпасами и столпившиеся около него солдаты, стрельба за домами и Игорь, поставивший котелок с фасолевым супом на гусеницу бэхи… Он ел торопливо, на ходу, закидывая в себя холодное варево. Когда рота получит боеприпасы, мы должны выдвинуться.Я его позвал. Он оторвался от котла и посмотрел на меня. Но, кажется, он меня не увидел.Он уже тогда знал.Игорь погиб десятого марта в горах под Шаро-Аргуном. Его взвод попал в засаду, чехи подпустили их в упор и стали расстреливать с трех сторон из крупнокалиберных пулеметов.Один из пулеметов бил из-за кладбища, и Игорь, прячась за могилами, подобрался к нему на пятнадцать метров и размахнулся, чтобы бросить гранату, но не успел. В него попало сразу несколько пулеметных очередей. Изуродовало так, что в бушлате мало что осталось. Выпавшая из рук граната скатилась ему под ноги, и Игорь, уже мертвый, падая, накрыл ее своим телом.Его не могли вытащить двое суток, и кладбище в наших разговорах стало делиться на “до Игоря” и “после Игоря”.Потом его все-таки вытащил Олег Борисов из взвода связи — обмотав за ногу солдатским ремнем и ползком волоча вниз по склону.До сих пор не могу простить себе, что это сделал не я.(обратно)

Комиссар катанья

Кабанов Александр Михайлович родился в году в Херсоне. Окончил факультет журналистики Киевского госуниверситета им. Т. Г. Шевченко. Автор семи книг стихотворений. Лауреат премии журнала “Новый мир”. Основатель поэтического фестиваля “Киевские лавры”, главный редактор “журнала культурного сопротивления” “ШО”. Живет в Киеве.ДробьДорогие ослепшие зрителии дешевые оптом читатели,если утка взлетела в числителе,значит, утку убьют в знаменателе.Все чужое — выходит из нашегои опять погружается в топь,в дикий воздух, простреленный заживо:поцелуешь — и выплюнешь дробь.От последнего к самому первомуты бежишь с земляникой во ртуи проводишь губами по белому —непрерывную эту черту.*      *  *Есть в слове “ресторан” болезненное что-то:“ре” — предположим, режущая нота,“сторан” — понятно — сто душевных ран.Но почему-то заглянуть охотав ближайший ресторан.Порой мы сами на слова клевещем,но, Господи, как хочется словамобозначать совсем иные вещи,испытывать иные чувства к нами новое сказать о человеке,не выпустить его из хищных лап,пусть цирковые тигры спят в аптеке,в аптеке, потому что: “Ап!”У темноты — черничный привкус мела,у пустоты — двуспальная кровать,“любовь” — мне это слово надоело,но сам процесс прошу не прерывать.*      *  *Это небо не для галочки,а для ласточки в пике,хвойный лес — одет с иголочки,жук сползает по строке.Это страшная считалочкана арбатском языке,люди — леденцы на палочкаху бессмертия в руке.*      *  *Разбежались все мои напарники,и литературная свинья —при лучине, в крепостном свинарнике —вышивает бисером меня.Белые, оранжевые, синие…бисеринки — пластик и металл,я их с малолетства перед свиньямис беспризорной меткостью метал.Мне хавронья предлагает выпивку,порося в сметане, холодец,ну-ка, посмотри на эту вышивку,словочерпий, баловень, гордец.Там, на фоне скотобойной радуги,будто бы в реальности иной,это я смеюсь в багровом фартукеи сжимаю швайку за спиной.*      *  *Непокорные космы дождя, заплетенные какрастаманские дреды, и сорвана крышка с бульвара,ты прозрачна, ты вся, будто римская сучка, в сосках,на промокшей футболке грустит о тебе Че Гевара.Не грусти, команданте, еще Алигьери в дыму,круг за кругом спускается на карусельных оленях,я тебя обниму, потому что ее обниму,и похожа любовь на протертые джинсы в коленях.Вспоминается Крым, сухпайковый, припрятанный страх,собирали кизил и все время молчали о чем-то,голышом загорали на пляже в песочных часах,окруженные морем и птичьим стеклом горизонта.И под нами песок шевелился и, вниз уходя,устилал бытие на другой стороне мирозданья:там скрипит карусель, и пылают часы из дождя,я служу в луна-парке твоим комиссаром катанья.*      *  *Соединялись пролетарии,и пролетали истребители,волхвы скучали в планетарии,и ссорились мои родители.И все на свете было рядышком:детсад, завод после аварии,тюрьма, и снег в чернильных пятнышках —прям из небесной канцелярии,военкомат от кавалерии,погост, а дальше — снег кончается,лепили далматинцев, верили,что жизнь собачья получается.И мы осваивали стенопись:знак равенства в любви неправильный,а дальше — нежность или ненависть,и мой сырок со мною плавленый.(обратно)

У нас убивают по вторникам

Киноповесть1Алексей Иванович Слаповский родился в году в с. Чкаловское Саратовской области. С по г. жил в Саратове. По образованию филолог, работал теле- и радиожурналистом, редактором журнала "Волга", грузчиком Начал как драматург, написано и поставлено около 40 пьес ("Вишневый садик", "Пьеса № 27", "Не такой, как и все" и другие). Автор многих романов ("Я - не я", "Первое второе пришествие", "День денег", "Они", "Пересуд" и др.). Четырежды финалист премии "Букера", лауреат (1-я премия) Первого европейского конкурса пьес. Широко известен как теле- и киносценарист ("Остановка по требованию", "Участок", "Ирония судьбы. Продолжение" и др.). Живет в Москве.1 Это, конечно, в первую очередь сценарий, вид повести я придал ему для удобства чтения, не будучи уверенным, что кто-то в ближайшее время снимет фильм. Хотя - все может быть: наше время непредсказуемо и в плохом, и в хорошем смысле.(Примеч. автора.)Произошло это в году не то м, не то в м.Не важно.Главное — это было.То есть я, конечно, подстрахуюсь и заявлю, что все персонажи и события вымышленные, вот прямо сейчас и заявляю:все персонажи и события вымышленные, ничего этого на самом деле не было, но мы-то с вами знаем — было, да еще как.Или в газетах очень правильно пишут: «Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения авторов». На всякий случай.Поэтому дополнительно оговариваюсь: мнение автора может не совпадать с его точкой зрения. И будущих продюсеров, режиссера и других членов творческой группы тоже попрошу обозначить в титрах: дескать, если мы так думаем, то это не значит, что мы так считаем.Но хватит предисловий.Итак, представьте: идет заседание то ли министерства, то ли ведомства, то ли вообще правительства, это детали, существенность в том, что на данном заседании обсуждаются важные вопросы государственного масштаба.Впрочем, пока ничего не обсуждается.Председательствующий Капотин в мертвой тишине, хмурясь, просматривает какой-то доклад.Чиновники не смеют даже переглядываться, а если и делают это, то украдкой.Жарко, со всех течет пот.Секретари и помощники, что сидят на стульях по периметру стен, тоже потеют.Потеют приглашенные журналисты с блокнотами, камерами и микрофонами.Люди из обслуживающего персонала, неприметные, в одинаковых костюмах, тоже потеют и переминаются.Вот один из чиновников глянул на того, кто стоит у двери, умоляюще показал глазами вверх. Тот украдкой достал пульт, нажал на кнопку, чтобы прибавить холода.Кондиционер зашумел.Капотин поднимает голову и смотрит сначала на кондиционер, затем на человека с пультом. Тот сразу же убрал звук и, соответственно, холод.Один из чиновников с ужасом глядит на коллегу напротив. У того сейчас сорвется с подбородка огромная капля пота, но он не замечает. Чиновник хочет сказать ему, приставляет ладонь ко рту, чтобы шепнуть, но не успевает: капля срывается, падает в стакан с водой. Брызги во все стороны, оглушительный бульк. Чиновники и Капотин смотрят на провинившегося. Тот хватает платок и вытирает лицо.И опять тишина.В этой тишине Капотин переворачивает страницу.Звук такой, какой услышал бы Гулливер в стране гигантов, если бы рядом с ним перевернули страницу книги размером с футбольное поле.Наконец Капотин нарушает тишину. Он говорит мягким, но укоризненным голосом:— Ну что это такое, Деляев? Опять в прошлом месяце взял полтора миллиона из фонда социальной помощи?Деляев хочет встать, но Капотин делает знак: отвечай сидя.Тот бормочет:— В связи с мероприятиями по улучшению работы по улучшению контактов с  общественно значимыми организациями…Капотин морщится:— Перестань, тут все свои. Опять, что ли, дом строишь?— Для младшей дочери, — признается, потупясь, Деляев.— А сколько ей?— Восемнадцать уже. Тесновато нам стало…— Где строишь? — интересуется Капотин.— Ипатовка, двенадцать километров от окружной.— Знаю, место хорошее, — одобрительно кивает Капотин. — Позови на новоселье. Я слышал, дочка красивая у тебя.Капотин улыбается, Деляев тоже улыбается.Но Капотин построжал — и у Деляева тут же стало такое лицо, будто он с детства ни разу не улыбался и даже не знает, как это делается.— Все равно, имей совесть, Деляев, — продолжает Капотин. — В этом месяце очередь из фонда брать Субботину. Вы уж хоть какой-нибудь порядок соблюдайте. А то ты взял, ему не досталось, он будет в претензии.— Да я тоже взял, — успокаивает Капотина Субботин.— И чем ты гордишься?— Я не горжусь, просто — констатирую факт.— Нет, ты гордишься. — Капотин начинает сердиться. — Нельзя так, коллеги. Воруете, я знаю, и все знают. Но, во-первых, воруйте все-таки в порядке очередности, во-вторых, не так нагло, в-третьих, надо же иметь эту, как ее…— Совесть, — подсказывает Переметнов, руководитель отдела по связям со СМИ.— Спасибо. Вот именно — совесть. Я не призываю ее все время применять и демонстрировать, но, повторяю, иметь ее надо. Вещь не лишняя все-таки. К нам гости приезжают зарубежные… Журналисты вон стоят, как волки, следят, заразы… Чтобы, если попросят ее показать, эту… Опять забыл…— Совесть.— Да. Она чтобы была в наличии!И опять Капотин изучает доклад.— Ну вот, та же картина. Лучшенко у газовиков десять миллионов отжал, Зимянин в Монако землю купил, Рахманович третью яхту океанскую меняет.— На свои деньги, — возражает Рахманович.— Ничего у тебя своего нет — и ты это знаешь! — с ноткой суровости отвечает Капотин. — Или вот — товарищ генерал Пробышев откатил целых двенадцать миллионов у Нижневерхо2вского оборонного завода. Не много?— Половину для вас, Павел Савлович, — торопится оправдаться товарищ генерал Пробышев.— А мне оно надо? Ты вот финансиста нашего спроси. Манин, скажи ему — деньги зачем?Манин застигнут врасплох, не сразу может сообразить.— Ну… Инвестиции… Вклады… Кредиты… Финансовая система…— А попроще?— Деньги нужны… Чтобы все было!— Вот. Чтобы все было. А у меня и так все есть.Капотин опять листает доклад и с неудовольствием отбрасывает его.— Зарвались вы, ребята. Вы как хотите, но что-то надо делать.— Сажать нас надо, — сокрушенно советует кто-то из чиновников.— Тогда уж всех. А кто работать будет? — задает Капотин риторический вопрос.Молчат. Думают.Заметим, пока они думают, что никакой фантасмагорией тут и не пахнет. Все похоже на заурядное производственное совещание. И голоса заурядны, и лица, и сами слова. И то, что сейчас предложит товарищ генерал Пробышев, прозвучит вполне буднично: так затурканный прораб в строительном вагончике, чтобы ублажить начальство, спешит выдвинуть деловую идею, доказывающую его если не рвение, то сообразительность.Он предлагает:— Убить, может, кого-нибудь?— А что? Может, и подействует, — соглашается Капотин.— У вас, силовиков, один разговор — убить, — шипит Манин. —А если тебя убить?— Меня нельзя.— Это почему? — удивляется Капотин.— Да не люблю я этого. Не нравится как-то. Ерунда какая-то — жил, жил и вдруг мертвый. Неприятно.— Все равно когда-нибудь помрешь, — стращает Лучшенко.— Но не сейчас же.— У нас смертная казнь отменена, — напоминает собравшимся юрист Рубак.— Никто не говорит — казнить, предложение — убить, — как ребенку, разъясняет ему Капотин. — Криминальное, скажем так, убийство. На почве, к примеру, коммерческой деятельности.— Политическое лучше, — осмеливается возразить товарищ генерал Пробышев.— Почему?— У нас давно ни одного приличного политического убийства не было. Уже обвиняют, что мы всю оппозицию уничтожили. Пусть знают, что она еще есть.— Воя не оберешься. Хотя можно так: убийство будет криминальное, но пусть думают, что на политической почве. Товарищ генерал Пробышев проведет расследование и найдет виновных. А то давненько ты никого не находил.— Я находил и нахожу! — обижается Пробышев. — Но к ним не подступишься — то депутатская неприкосновенность, то такую взятку дают, что совестно отказываться. А то вообще свои. Рубак вон за год троих человек замочил.— А я что, для удовольствия их замочил? — возмущается Рубак. —Я для дела! Согласились бы по-хорошему — я бы их пальцем не тронул.Я что, убийца, по-вашему?— Хватит пререкаться! — поднимает руку Капотин. — Суть в чем? Надо кого-нибудь из нас убить, чтобы другим стало хоть чуть-чуть страшнее.И вообще — бардак в этом деле полный. Кто кого хочет, тот того и убивает. Да еще ответственность на себя берут. Обидно даже — в прошлом году мы журналиста Зажигаева убили, а правые либералы приписали это себе. Все должно быть под контролем, все должны видеть, что у нас сильное государство и без его ведома ничего не происходит. Теперь надо решить — кого.— Может, проголосуем? — предлагает Переметнов.— Тайно! — тут же уточняет Манин.— Не тайно и не явно, — отвергает Капотин. — Лучше жребий кинуть. Я могу, конечно, и сам назначить…— Жребий! Жребий! Жребий! — тут же раздаются голоса.Пробышев дает для этого дела свою генеральскую фуражку.И вот Капотин уже держит в руках фуражку и встряхивает ее.— Все бумажечки пустые, одна с крестиком, — говорит он. — Моей фамилии нет, потому что я вам отец родной. Или кто-то не согласен?Молчат. Все согласны.— Ну? Кто первый? — Капотин ставит ящичек в центр.Пауза.— Чем больше листков, тем меньше вероятность, — решается Манин.И тянет листок. Разворачивает. Пусто.Все бросаются тащить, ободренные его словами и примером.И все взяли свои жребии, и все с радостью рассматривают пустые лист­ки. Но у кого же крестик?И тут все обращают внимание на Быстрова. Невысокий человек с неприметной внешностью. Он стоит, крепко сжав свою бумажку в кулаке. — Быстров, покажи! — требует Пробышев.Но тот в ступоре. Смотрит перед собой остекленевшими глазами.Пробышев пытается разжать его кулак.— Маленький, а жилистый! — удивляется он.Пробышеву помогают.Быстров не сопротивляется, но и не помогает. Он даже сам с удивлением смотрит на свой кулак, будто на посторонний: что это с ним?Наконец кулак разжат, и бумажка, как и ожидалось, оказывается с крестиком.Крестик одновременно и страшный, и какой-то кривоватый, школьнический.— Вариант неплохой, — говорит Капотин. — Ты, Быстров, у нас сидишь на культуре, а на культуру кого угодно можно посадить, ума много не надо. Но фигура все-таки заметная.— За что?.. — шепчет Быстров пересохшими губами. И шмыгает носом — у него насморк.— Не понял? — вслушивается Капотин.— За что? Я ничего не сделал! Я даже не ворую!— Правда, что ли? — не верит Капотин. — А почему?— Нечего украсть, Павел Савлович! Нет доступа ни к каким финансам!Капотин обращается к Пробышеву:— Твоя недоработка, мог бы чего-нибудь ему подсунуть.— Компромат найдем, если надо.— Значит, мы удачно на тебя попали, — объясняет Капотин Быстрову. — А то ерунда получается: у нас каждый в чем-то замешан, это гарантирует взаимную безопасность. И рад бы кого-нибудь сдать, но знаешь, что и он тебя сдать может. А ты один у нас получился в белом фраке. Нехорошо.— Я исправлюсь! — обещает Быстров. — Сегодня же возьму какую-нибудь взятку… За что-нибудь… Или деньги растрачу государственные.— Извини, поздно. Да ты не волнуйся, мы о твоей семье позаботимся. А тебя, если хочешь, на Ваганьковском похороним. Может, ты вообще против? То есть против нас? Против меня лично? Скажи, не бойся.— Я не против…— Тогда о чем говорить? Журналисты, включайте камеры!Тем же вечером диктор в телевизоре сообщает деловитым, за­уряд­­ным голосом после перечисления важных международных и внутренних событий:— На сегодняшнем заседании было принято решение убить руководителя департаменты культуры Вадима Михайловича Быстрова. Заявлено при этом, что убийство будет совершено криминальным образом на почве коммерческой деятельности, которой у Быстрова нет, но по политическим мотивам. Осуществление и расследование убийства берет на себя ведомство товарища генерала Пробышева, но оно не будет иметь к этому никакого отношения.На экране возникает Пробышев. Он вещает:— Хотя мы тут ни при чем, но могу сказать, что в любом случае мы исходим не из соображений необходимости, а из принципа целесообразности…Программу вечерних новостей смотрит вся страна, и везде реагируют по-разному.Людям посторонним это, конечно, совсем не интересно.Хотя и они иногда высказывают мнение.Вот где-то в глубинке сидят два соседа-приятеля, выпивают. Один уронил кружок колбасы под стол и, поднимая его, не расслышал:— Кого убить хотят?— Быстрова.— А это кто?— Черт его знает. Типа министр.— Давно пора их всех поубивать. Грабят народ. Твое здоровье.— Твое здоровье.Выпили. Оба одновременно икнули. Рассмеялись этому приятному совпадению.Или: лежит в деревенском доме бабушка ста с лишним лет, смотрит в телевизор, почти ничего уже не понимая, но непроизвольно бормочет:— И примкнувший к ним…— Чего ты там бормочешь? — кричит ее глухая восьмидесятилетняя дочка.— Заплясали, загудели провода, мы такого не видали никогда, — отвечает мать.Шестидесятилетняя внучка, тоже тугоухая, кричит им:— Ничего не понимаете, старые!— А ты чего поняла? — обижается дочь.— Все!— А что все-то?Внучка молчит, не сознается. Вернее, не хочет признать, что она сама ничего не поняла.Но то люди дальние, а каково близким?Сейчас узнаем, каково близким.Восемнадцатилетняя дочь Быстрова Настя, услышав новость, орет матери, которая на кухне:— Мам, иди сюда, про папу говорят! Да быстрее!— А что? — входит мать.— Папу убить решили.Мать ахает, но тут же говорит:— Предупреждала я его: не лезь ты на это место! Славы человеку захотелось!А вот младший брат Быстрова, Владимир, и его жена Надежда. Жена смотрит телевизор, а Владимир сидит в кресле под торшером возле книжных полок во всю стену. Читает.— Ты слышал? — спрашивает Надежда.— Выкину я этот зомбоящик. Добил он остатки интеллигенции, — морщится Быстров-младший.— Брата твоего убить хотят!— Серьезно? Надо же… Нет, но с ним-то, наверно, согласовали?Владимир пожимает плечами, он растерян. Он не знает, как к этому отнестись.А в телевизоре сам виновник, если так можно выразиться, торжества.Он говорит журналистам:— Конечно, для меня это неприятное решение. Слишком много начатых дел, хотелось бы их продолжить. С другой стороны, я понимаю, что нужны свежие кадры, новые идеи…Едет Быстров домой, хмуро смотрит в окно. Предчувствует: будет дома неприятный разговор.Так и есть: жена Светлана кормит его ужином и сокрушается:— Нет, ну как ты мог согласиться?— А что я мог сделать? Ну не соглашусь — все равно убьют. Уж лучше думать, что я сам, добровольно. А то получится — как баран на бойне.— Да так и получилось уже!Быстров надкусывает котлету, и лицо его вдруг становится очень груст­ным, как будто он только сейчас по-настоящему огорчился.— Что, пересолила? — тревожится Светлана.— Наоборот.— Ну, Вадик, на тебя сроду не угодишь!— Да ничего, я сам…Быстров сыплет на котлету соль. У солонки отлетает крышка, соль высыпается.— Плохая примета! — пугается Светлана.В кухню входит Настя. Обращается к отцу:— Привет, машину дашь на пару часов?— А кто мне крыло вчера помял?— Купили бы мне свою собственную, я бы мяла что хотела! — оправдывается Настя, не чувствуя за собой вины. — У всех уже машины есть, одна я как золушка.— Ничего, — утешает отец. — Скоро моя машина твоей станет. Навсегда.— Правда? — радуется Настя.Светлана одергивает ее:— Ты разве не знаешь, что нас ждет?— Почему нас? Это его ждет. А он согласие дал, я правильно поняла?Быстров вяло кивает.— Так я возьму машину?— Бери.Настя, счастливая, исчезает.— Так нельзя, — говорит Светлана. — Надо как-то бороться!— Как?— Ну, не знаю… В суд подать.— Прецедента не было.— А ты создай!— Свет, помолчи, а? И так тошно.Светлана глянула на часы.— Ой, что же это я? Там же…Спешит в комнату, включает телевизор. Слышны звуки какого-то веселого шоу.Быстров встает, шарит по кухонным ящикам. Находит начатую пачку сигарет. Закуривает.Светлана кричит:— Вадик, опять закурил? Забыл, что тебе врач сказал? У тебя легкие!— Скоро не будет, — негромко говорит Быстров. — Ни легких, ни тяжелых.Поскольку событие хоть и не из ряда вон, но все-таки заметное, как говорят журналисты, информационный повод, Быстрова приглашают на популярную передачу «Глаз народа». Он, как человек государственный, служивый, не чувствует себя вправе отказаться.Сидит в студии, в центре, на свету и на виду, вокруг, как на небольших футбольных трибунах, зрители.Выходит бойкий ведущий Соломахов, которого встречают аплодисментами.Он объявляет:— Итак, начинаем нашу программу «Глаз народа»! Итак, сегодняшняя тема — «Казнить нельзя помиловать». Итак, вот наши сегодняшние гости! — Широким жестом Соломахов указывает на троих героев передачи: всхлипывающую женщину лет тридцати пяти, угрюмого мужчину лет сорока кавказской настороженной внешности и скромно утонувшего в глубоком кресле Быстрова. — Итак, перед нами три человека, объединенных общей проблемой, — их собираются убить! — сообщает Соломахов. — Послушаем сначала их. Екатерина Лебедева, что случилось? — подсаживается он к женщине.— Сын убить хочет, — плачет Лебедева.— За что?— Ни за что!Соломахов вскакивает и голосом, предвещающим сюрприз, объявляет:— Итак, Екатерина Лебедева, которую хочет убить сын. Вася, сын Екатерины, присутствует в нашей студии!Под овации (таков формат передачи: всех встречать аплодисментами) выходит Вася, мальчик лет четырнадцати, длинный, весь какой-то членистоногий. Он идет к диванчику, на котором сидит мать. Она отодвигается.— Не бойсь, дура, не трону, — улыбается Вася.— Итак, Вася, скажи, — просит ведущий, — действительно ли ты хочешь убить свою маму?— А чё, прямо на всю страну показывают? — улыбается Вася, крутя головой.— Да, на всю страну. Так хочешь ли ты убить свою маму?— Ну, короче, да.— Что да?— А вы бы не убили? — гнусит Вася, впадая в раздраженный подростковый тон. — Телефон мне нормальный купить не хочет, за компьютером сидеть не разрешает, вчера с пацанами встретиться не дала, а они меня ждали!— Итак, ты хочешь убить свою мать за то, что она ограничивает твою свободу? — подсказывает Соломахов.— Ну да. И вообще ноет все время.— Но она же твоя мама, Вася. Она тебя родила! — с болью в голосе восклицает ведущий.— А я просил?Соломахов, прекратив диалог, обращается к студии:— Итак, перед нами мама и ее сын, который хочет ее убить. Какие будут мнения?Микрофон берет женщина с острым лицом и сердитыми глазами:— Я, как детский и подростковый психолог, кстати, моя новая книга уже в продаже, должна сказать, что мы относимся к детям как к своей собственности! И вот вам результат. Мальчик не столько виноват, сколько несчастен.Ее перебивает растрепанная и красная дама:— Какая она ни есть, а она мать, и он должен материной воли слушаться! Это что же будет, если каждую мать будут убивать? Я вот сама мать и, как мать, скажу, что любая мать скажет то же самое: мать — это святое!Ей аплодируют, атмосфера накаляется, но тут, конечно, рекламная пауза.Зрители у телевизора смотрят увлекательные сюжеты про майонезы и стиральные порошки, а Соломахов сидит в углу, изможденный: это его четвертая запись за сегодняшний день. Тем временем редактор программы через громкоговоритель обращается к публике, призывая ее аплодировать и выступать активнее.— Не бойтесь прямой полемики! Если кто-то захочет подойти ближе друг к другу, не стесняйтесь, у нас это приветствуется!Пауза кончилась.— Продолжаем! — объявляет редактор.Соломахов, только что казавшийся тряпичной куклой, вздернулся, словно его потянул за нитки невидимый кукловод. Усталости как не бывало, он свеж, бодр, активен, он весь в сути проблемы.— Итак, вторая история: перед нами Курбан Шешбешевич Аскариди, бизнесмен. Скажите, Курбан, кто и за что хочет вас убить?— Вот он хочет убить. — Настороженный кавказец указывает на вольготно рассевшегося в кресле человека с широкими плечами и объемистым горделивым животом.— За что? — удивляется Соломахов.— Я овощ продаю, фрукт. Он подходит: дай денег. Я — за что? Ни за что, хочу. Я говорю: нет, не могу. Он говорит: тогда убью тебя. Откуда я могу ему денег дать? Налоговой дай, санпидстансыи дай, милисыи дай, спесслужбам дай. Вас много, Курбан один. А мне еще за транспорт платить, грузчик платить, склад платить…Ведущий перебивает:— Понятно, понятно! Послушаем теперь человека по кличке Бодя. Член охотнорядской преступной группировки, находится в федеральном розыске. Спасибо, Бодя, что нашли время прийти к нам!Публика тоже благодарит Бодю аплодисментами.— Так за что вы берете деньги у Курбана и за что хотите его убить? — интересуется ведущий.— Не вопрос, — откликается Бодя. — У него деньги есть, у нас нет.А нам надо. Общак держать, пахану новый «мерседес» купить, да мало ли. Мы люди или нет? А он уперся, как баран. Да еще скрывается, гад. Хорошо хоть, что сюда пришел. Я тебе говорил, глаза вырву? — Бодя встает и вразвалку подходит к Курбану. — Я тебе говорил, башку снесу?Хороший момент для рекламной паузы — и она наступает.Что там было в студии, зрители не видят, они после рекламы обнаруживают только результат: в студии теперь нет ни Курбана, ни Боди — только красное пятно на кресле и лужа крови на полу.Приходит черед Быстрова. Соломахов гонит, предвкушая конец съемки:— Итак, последняя наша история — история Вадима Михайловича Быстрова. Скажите, Вадим Михайлович, как вы относитесь к тому, что вас хотят убить?Быстров сидел не просто так. Он думал. Он чувствовал себя не просто человеком, выставленным здесь для удовлетворения праздного любопыт­ства, он понимал, что обязан выглядеть более ответственно и разумно — как представитель власти, как уважающий себя мужчина. Как интеллигент, в конце концов!И он говорит:— Тут все обвиняли. За что, почему… А я считаю, надо начать с себя. Потому что…— Спасибо, время нашей передачи истекло! — объявляет ведущий. — Верный вывод сделал Вадим Михайлович: когда вас кто-то будет убивать, надо не кричать «караул» и не бежать в милицию, как делают некоторые излишне впечатлительные люди, надо сначала задать себе вопрос: а правильно ли я живу? Может, меня убивают за дело? И возможно, тогда человек сам поставит запятую после первого слова в изречении, которое стало темой нашей передачи.На табло, где большие буквы УБИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ, появляется запятая после слова «убить».— Берегите себя, желаю всем здоровья и счастья, до свидания! Первый независимый канал продолжает свои программы, не переключайтесь!

ООО "ЛЕГИОН" 

, республика Башкортостан, г. Уфа, ул. Войкова, д. 1

Дата регистрации 8 апреля года

Директор Якупов Васим Расимович

Уставный капитал 11 тыс. руб.

ООО "СПОРТЛОТО" 

, г. Москва, ул. Крымский Вал, д. 8

Дата регистрации 3 декабря года

Генеральный директор Дзюбенко Владимир Викторович

Уставный капитал 50 тыс. руб.

ООО "ГОСЛОТ-РЕГИОНРТ2" 

, республика Татарстан, г. Казань, ул. Нурсултана Назарбаева, д. 60, офис

Дата регистрации 14 августа года

Управляющая организация ООО "ДЕЛЬФИН"

Уставный капитал 10,1 тыс. руб.

ООО "ТОМАС" 

, г. Москва, ул. Артековская, д. 11, стр. 4

Дата регистрации 12 сентября года

Генеральный директор Шипов Сергей Дмитриевич

Уставный капитал 40 тыс. руб.

АО "ИНТЕРЛОТ" 

, г. Москва, пр-кт Зелёный, д. 5/12, стр. 2, эт. 2, помещ. №бти 3

Дата регистрации 13 сентября года

Конкурсный управляющий Семыкин Владимир Вячеславович

Уставный капитал тыс. руб.

ООО "ВЕГА" 

, республика Чувашия, г. Чебоксары, пл. Речников, д. 5

Дата регистрации 31 марта года

Директор Пегий Александр Анатольевич

Уставный капитал 15 тыс. руб.

ООО "СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ЦЕНТР ЛОТЕРЕЙ" 

, г. Санкт-Петербург, ул. Радищева, д. 39

Дата регистрации 8 мая года

Генеральный директор Кравченко Андрей Анатольевич

Уставный капитал 20 тыс. руб.

ООО "ФИНАНССТРОЙ" 

, республика Татарстан, Елабужский район, г. Елабуга, ул. Интернациональная, д. 3

Дата регистрации 27 мая года

Директор Шведчиков Иван Александрович

Уставный капитал тыс. руб.

ООО "ФОРВАРД" 

, г. Москва, пр-т 40 Лет Октября, д. 22

Дата регистрации 2 июня года

Генеральный директор Самсонов Сергей Николаевич

Уставный капитал тыс. руб.

ООО "ФОРМУЛА ЛОТО" 

, г. Москва, ул. Тихвинская, д. 13, стр. 16

Дата регистрации 4 августа года

Генеральный директор Ушаков Алексей Владимирович

Уставный капитал 12 тыс. руб.

ООО "ГОСЛОТРТ" 

, республика Татарстан, г. Казань, ул. Нурсултана Назарбаева, д. 60, офис

Дата регистрации 14 августа года

Управляющая организация ООО "КОЛИБРИ"

Уставный капитал 10,1 тыс. руб.

ООО "ОРИС" 

, г. Москва, ул. Вавилова, д. 20

Дата регистрации 12 ноября года

Генеральный директор Марьянский Евгений Алексеевич

Уставный капитал 40 тыс. руб.

ООО "ДАРВИК" 

, г. Москва, Резервный проезд, д. 2, корп. 2

Дата регистрации 18 декабря года

Генеральный директор Лебедь Олеся Григорьевна

Уставный капитал 40 тыс. руб.

ООО "АСТРА" 

, г. Москва, ул. Михалковская, д. 48, корп. 1

Дата регистрации 31 августа года

Директор Евтушенко Сергей Борисович

Уставный капитал 14 тыс. руб.

ООО "ЛОТЕРЕИ "ПОБЕДА" 

, г. Москва, ул. Радищевская Ниж., д. 14/2, стр. 1

Дата регистрации 22 апреля года

Ликвидатор Левахин Александр Юрьевич

Уставный капитал тыс. руб.

ООО "МЕГАТРОН" 

, Новосибирская область, г. Новосибирск, ул. Коммунистическая, д. 6

Дата регистрации 22 июня года

Генеральный директор Августовский Виктор Николаевич

Уставный капитал 20,4 тыс. руб.

ООО "ОБЪЕДИНЕННАЯ ДИРЕКЦИЯ ПО ПРОВЕДЕНИЮ ЛОТЕРЕЙ" 

, г. Москва, ул. Магистральная 4-я, д. 11, стр. 2

Дата регистрации 4 июля года

Генеральный директор Козлов Олег Александрович

Уставный капитал 11 тыс. руб.

ООО "ЮПИТЕР" 

, республика Татарстан, г. Казань, ул. Адоратского, д. 12

Дата регистрации 10 сентября года

Директор Саляхов Алмаз Тагирович

Уставный капитал 12,5 тыс. руб.

ООО "ИГРОВАЯ СИСТЕМА "ВУЛКАН" 

, г. Москва, ул. Маросейка, д. 7/8, корп. 1

Дата регистрации 23 октября года

Генеральный директор Дурнова Светлана Александровна

Уставный капитал 3,4 млн руб.

ООО "ОЛИМПИК" 

, г. Москва, ул. Исаковского, д. 6, корп. 2

Дата регистрации 7 июля года

Генеральный директор Студнев Валентин Алексеевич

Уставный капитал 20 тыс. руб.

ОАО "РУСЛОТО" 

, Новосибирская область, г. Новосибирск, ул. Чаплыгина, д. 92

Дата регистрации 29 декабря года

Генеральный директор Платонов Дмитрий Юрьевич

Уставный капитал 1 млн руб.

ООО "РУБЛЕВКА СПОРТ" 

, г. Москва, Рощинский 1-й проезд, д. 4, корп. 2

Дата регистрации 30 июня года

Генеральный директор Шевченко Виктор Викторович

Уставный капитал 15 тыс. руб.

ООО "РУМИ" 

, г. Москва, Магистральный 1-й тупик, д. 11, стр. 1, офис 1

Дата регистрации 30 июня года

Генеральный директор Ченцов Евгений Александрович

Уставный капитал 15,4 тыс. руб.

ООО "ИМПЕРИЯ ЛОТО" 

, г. Москва, ул. Дмитровка Б., д. 9, стр. 4

Дата регистрации 4 августа года

Руководитель ликвидационной комиссии Крук Борис Николаевич

Уставный капитал 12 тыс. руб.

ООО "ЛАЙТ ГЕЙМ КОМПАНИ" 

, Новосибирская область, г. Новосибирск, пр-т Карла Маркса, д. 57

Дата регистрации 29 мая года

Директор Клековкин Иван Александрович

Уставный капитал тыс. руб.

ООО "КОМЕК" 

, г. Москва, ул. Подольская, д. 1, корп. 2

Дата регистрации 19 декабря года

Генеральный директор Мезенцев Константин Николаевич

Уставный капитал 40 тыс. руб.

ООО "ШПОН" 

, Краснодарский край, г. Сочи, ул. Депутатская, д. 14

Дата регистрации 22 июня года

Директор Левицкий Александр Валентинович

Уставный капитал 14 тыс. руб.

ООО "ДЖЕЙД-ПЛАНТ" 

, республика Мордовия, г. Саранск, пр-т 50 Лет Октября, д. 15, к.а

Дата регистрации 27 августа года

Директор Глазков Дмитрий Юрьевич

Уставный капитал тыс. руб.

ООО "ДЮРАЛ" 

, г. Москва, ул. Лебедянская, д. 11

Дата регистрации 11 апреля года

Генеральный директор Парфенов Александр Анатольевич

Уставный капитал 40 тыс. руб.

ООО "СТЕЛЛА" 

, г. Москва, б-р Звёздный, д. 21, стр. 3, пом. I комната 5

Дата регистрации 6 августа года

Генеральный директор Марков Максим Васильевич

Уставный капитал 17,5 тыс. руб.

ООО "ВИКТОРИЯ" 

, Приморский край, г. Владивосток, ул. Капитана Шефнера, д. 2, кв.

Дата регистрации 16 июля года

Директор Кузнецов Михаил Валерьевич

Уставный капитал 15 тыс. руб.

ООО "ТВОЙ ДЖОКЕР" 

, г. Москва, ул. Парковая 9-я, д. 37/51, корп. 1

Дата регистрации 11 марта года

Генеральный директор Богучаров Степан Александрович

Уставный капитал 13,2 тыс. руб.

ООО "МЕРКУРИЙ" 

, г. Москва, ул. Трофимова, д. 36, корп. 1, пом. 2, комната 5, 6

Дата регистрации 4 сентября года

Генеральный директор Горчакова Наталья Сергеевна

Уставный капитал 30 тыс. руб.

ООО "ЧЕМПИОН" 

, республика Чувашия, г. Чебоксары, ул. К. Маркса, д. 52, корп. 2, кв.

Дата регистрации 24 апреля года

Директор Золотарева Екатерина Сергеевна

Уставный капитал 12 тыс. руб.

ООО "КЛУБ ЛОТО" 

, г. Москва, ул. Дмитровка Б., д. 9, стр. 4

Дата регистрации 4 августа года

Генеральный директор Вашев Александр Николаевич

Уставный капитал 12 тыс. руб.

ООО "ГЕЙМ ЛИЗИНГ" 

, г. Москва, Можайское шоссе, д. 39

Дата регистрации 4 октября года

Генеральный директор Акулов Александр Юрьевич

Уставный капитал 50 тыс. руб.

ООО "АТЛАНТА" 

, г. Москва, пер. Николощеповский 1-й, д. 6, стр. 1

Дата регистрации 7 октября года

Генеральный директор Семенова Ольга Николаевна

Уставный капитал 12,5 тыс. руб.

ООО "ЛТ" 

, Архангельская область, г. Архангельск, пр-кт Никольский, д. 68

Дата регистрации 25 сентября года

Директор Худяков Василий Николаевич

Уставный капитал 12 тыс. руб.

ООО "ЛЕТА" 

, Ставропольский край, г. Пятигорск, ул. Коста Хетагурова, д. 2А

Дата регистрации 8 июля года

Директор Шорохов Анатолий Петрович

Уставный капитал тыс. руб.

ООО "АЗАРТ-ПРОФИ" 

, г. Москва, ул. Генерала Ермолова, д. 14А, стр. 2

Дата регистрации 4 августа года

Генеральный директор Всеволодов Всеволод Андреевич

Уставный капитал 12 тыс. руб.

ООО "МИР ЛОТЕРИИ" 

, г. Москва, Мытищинский проезд, д. 2

Дата регистрации 4 августа года

Генеральный директор Сипенко Сергей Владимирович

Уставный капитал 12 тыс. руб.

ООО "РАДИОАВТОМАТИКА" 

, Кемеровская область, г. Новокузнецк, ул. Орджоникидзе, д. 40, офис 37

Дата регистрации 12 мая года

Генеральный директор Потапов Максим Александрович

Уставный капитал 12,5 тыс. руб.

ООО "БЭСТ-ЛОТО" 

, г. Москва, ул. Прядильная 1-я, д. 14, стр. 3

Дата регистрации 4 августа года

Генеральный директор Пилипенко Сергей Владимирович

Уставный капитал 12 тыс. руб.

КУЗБАССЛОТО ОАО 

, Кемеровская область, г. Новокузнецк, ул. Тольятти, д. 32, кв.

Дата регистрации 29 апреля года

Генеральный директор Бухараев Дмитрий Марсович

Уставный капитал 76 тыс. руб.

ООО "ВЕГА-С" 

, Калининградская область, Гвардейский район, п. Ярки, ул. Поселковая, д. 3, кв. 5

Дата регистрации 24 октября года

Генеральный директор Костицын Андрей Александрович

Уставный капитал 11 тыс. руб.

ООО "ПОИНТСЛАБ" 

, г. Москва, ул. Веткина, д. 2, стр. 1А

Дата регистрации 30 мая года

Генеральный директор Рыбин Аркадий Сергеевич

Уставный капитал 15 тыс. руб.

ООО "ЭРИДАН" 

, Самарская область, г. Самара, ул. Красноармейская, д. , кв. 25

Дата регистрации 8 ноября года

Генеральный директор Котов Сергей Анатольевич

Уставный капитал 11 тыс. руб.

ООО "ФРИСТАЙЛ" 

, г. Москва, ул. Николоямская, д. 43, корп. 4, пом. I комната 6

Дата регистрации 7 июля года

Генеральный директор Большаков Максим Игоревич

Уставный капитал 20 тыс. руб.

ООО "ЛОТО 24" 

, г. Москва, пер. Колымажный, д. 7, стр. 2

Дата регистрации 5 августа года

Генеральный директор Лилин Александр Владимирович

Уставный капитал 12 тыс. руб.

ООО "СТИМУЛ" 

, г. Москва, ул. Вилиса Лациса, д. 9, корп. 2

Дата регистрации 13 января года

Генеральный директор Лебедь Олеся Григорьевна

Уставный капитал 40 тыс. руб.

Павел Шуф

(ВВЕДЕНИЕ В КАЛАМБУРИСТИКУ,
а также АФОРИЗМЫ И ПОЭМА-БУРЛЕСК)
*****
© Павел Шуф,
ISBN:
Нью-Йорк,


МЕНЮ
(Содержание)

МИНУС ПЕРЕД СКОБКОЙ (смеховые изделия)
Неглинка на Гудзоне (англо-русские одностишия)
Демократия на марше
"Ваш тост, господин хороший!.."
Репертуарная Тумба-лалайка
Конверсия языков
Едят же люди!
Возвращается мужик из командировки…
Напиткизмы
Шире шаг, Слово!
Смотрите, кто пришёл!
Из бывших
Словарь медвежатника
Занимательная инверсия
Бал Деепричастий (Рекомендательные Письма Истории)
Идя навстречу
Час Амура (поэма излияний)
"Он сказал Она сказала"
"А ну, ЧАпай отсюда!.."

КУННИЛИНГВИСТИКА (поэма-бурлеск)
Апология Ямба (речь адвоката Хорея Хореева)

"КАМЮ НА РУССО  ЖИД  ГО-МОЖО?" (автореферат)

Загадки для Хитрого Эдипа
СБОРНАЯ АФОРИЗМОВ и прикнувших к ним
С порт — в массы!
Солисты миманса
Практическая теория игр
Избранная йоголесица
Словесный портрет тишины
Афоризмы и неологизмы
************************

МИНУС ПЕРЕД СКОБКОЙ (смеховые изделия)

НЕГЛИНКА НА ГУДЗОНЕ
(англо-русские одностишия)
(One Line Poems)

"Были когда-то и мы Russian commi"
*
В себя бы не пришёл, когда б не Pill
*
Коль ты Поэт, готовься встретить Brick
*
Буржуйку заимев, садитесь на Coal
*
На завтрак Дракуле потребен только Coffin
*
Коль мужу — спальня, милому — Closet
*
Модель для новоросса — сущий Clad
*
Пантагрюэль и от цыплёнка Cackle
*
Спрячь кулаки, не то — сыграешь в Box
*
Один лишь у лягушек Bog — болото
*
Коль дама — ягодка, пригоршнями Berry!..
*
Довольный и кусочку — вечно Bit
*
Лежащий — не себе ль готовит Beg?..
*
Сократам невозможно без Beset
*
Без Boat промочит ноги и моряк
*
Из всех контрольных пунктов мил лишь Breast…
*
Оставим о сибирской язве Spore!..
*
Альфонс хорош, коль он — при даме Staff.
*
Плохой работник, знамо — долбоJob
*
Иной немой легко задавит Bus
*
Спешащие, какие же вы — Hurry!..
*
Порою и мудрец срывает Bunk
*
Увы, порою и философ — Can't
*
Всяк кутюрье пошил немало Gown
*
Гриппознику одна печаль — Nasal
*
Крадите наготу, когда вы — Wore
*
Интим Дракулы — яркий сарко-Fuck
*
Извечно Gawk положен злюке-суке
*
Нет, не жена нужна Клопу, а — Blood
*
Симфония! Какой волшебный Hark!
*
Бисексуалу, знамо — хоть бы Her
*
Что, Старче, улетели Pussy-лебеди?..
*
Боксёр ли карьерист, коль метит в Chin?..
*
Ещё в полях белеет Snake
*
Калифы — только о Багдадском — Worry
*
Не просто черепахам дать по Hurry
*
Любимая! Держи Bucket водяры
*
Жизнь двоежёнца вся — в сплошном Two Money..
*
И в дождь, и в вёдро — бродишь между Puddle
*
Когда вы — сейф, к вам, знамо, нужен Clutch
*
И это — Голос? Echo развезло
*
Лишь дрессировщик рад Parrot горячку
*
Два пальца в рот, и вот — заветный Puke..
*
Орех ли ты, чтоб дать Peanut себя?
*
Где Бен-Ладен? Знать, юркнул в тёмный Bush..
*
Антей перед Богами — только Ant
*
Больна Изольда? Выручит Dristan
*
Бурак, борщом не ставший — будет Beet
*
Прекрасен Leek твой сладостный, Порей!..
*
Вас умолять — пустое: Beg на месте
*
Любовь — кручина голого о Bosom
*
Вас окружу я прелестью Beset
*
Яга по небу сыплет мелким Besom
*
Голубушкою станешь, сладко Dove
*
Где ж Саскии, прославить чтобы — Draw?
*
Когда ты — Карабас, мечтай о Dummy
*
Прилива брат, и отступая — Ebb
*
Таиланд!.. Здесь мне любой подъезд — Brothel-ник
*
Неси же bread, дружок, когда ты — пекарь!..
*
Знай: дама без обмана — как без rook
*
Лисице Бог послал и сыр, и crow
*
Какая ditch — лопатой рыть канаву!..
*
Есенин, не топчи ногами dew!..
*
Над каждой i полковник строит dot
*
От петухов — любой курятник cackle
*
Щелкунчики грустят, пока не per nut
*
Муму! Не зря Тургеневым ты pet
*
Все грёзы кардиналов — лишь о Pope!..
*
Слезами ль — джентльмена путь polite!..
*
Не токмо Змий в эдемских кущах — Gad
*
Иной слабак имеет только — force
*
Всяк поросёнок — суть Грядущий Ham!..
*
Кому-то и Кощей — желанный ghost
*
Жуан доволен, утолив лишь glad
*
Метлой спешите gnat кровососущих!..
*
Gnaw первача, готовься сдать копыта
*
Так holy же ты — гей, отец святой?!.
*
Иным и завещать бы только — heir!..
*
О, ты, гарем — из чародеек sweet!..
*
Кок знает, что владыки кухни — pots
*
Меж серости — палитрой душу grey!..
*
И правду говорящему — never!..
*
Бедняга Гай, он — жертва сладких snow
*
Спидометр с инерцией не speed
*
Всяк merit славу лишь на свой аршин
*
Гордыню, брат - смирением obey
*
Безвестность ли — удел роскошных pop?..
*
Раввиново веселие есть — piety
*
Нужна невеста? В зубы лук, и — march!
*
Король на троне лишь — угоден sweetie
*
Судью, как петуха - ату на soap!..
*
Не из избы выносят soar Икары
*
Руси веселье — крепко pity дролю
*
Бард — канарейкой жалобно poet
*
Да Лиза ль — фраер, чтобы брать на pond?.
*
Вытряхивать потребно и Palace
*
Тацит — он славен знанием anal
*
И топором не вырубить, что — wrote
*
Чтоб вывезти, и я — бесстыдно wry
*
Остряк хорош, когда предельно — Swift
*
В ораторах —  разгорячённость tell
*
Не всё то torch, чем славен Казанова
*
Порой и безбилетница — ticket
*
"I fax you!" — сообщил с небес Гермес
*
Живот растущий многих swell с ума
*
Горгону ли любя, молить о stony?..
*
"Хай, мистер президент! Чего oral-то?..
*
Дворецкому в рот Palace — не клади
*
Лишь у Пегаса ль на Олимпе — stall?..
*
Вам, Суррогат, глаза не выест stead
*
Киркоров даже Алле — слишком star
*
Не Саския ль коснулась lap моих?..
*
Лишь разводясь, я счастлив в полной marry!..
*
Лишь венику для счастья нужен mud
*
На воду ль do you, сжегши молоко?
*
Скрипачке на ночь надобен — music
*
В любых портах — naval крутых морячек
*
В Париже — и порядок стоит  mess
*
Куда, Шагал, с невестою Parish?..
*
Для девушек отыщет скульптор paddle
*
В морозный день - на голову ль ты hood?..
*
И Пояс Верности готовит всем padlock
*
Боюсь, Пчела, meadow-ых уст своих
*
Товарищ Память, жаль, что ты — не dura
*
У кредитора — только хряк не borrow
*
Лишь тихий sap к нам немочь приближает.
*
Грозит ли speed любителю хайвея?..
*      
Зачем, Зоил, подряд со всеми — spite?..
*
Прямой мужик не думает о curve
*
Смелее tree, когда ты — Буратино!..
*
"Я Родине не wry!" — сказал Кутузов
*
Накат "Авроры" — просто письма с volley
*
Дам за корму хватает только ham
*
А комару — лишь кровушку бы gnat
*
Мадам, признайтесь, всяк ли — сходу valid?..
*
Давно в России толку нет от Wow
*
Кабак для уток?.. Это же — bar duck!..
*
Иосиф кучу snow видал в Египте
*
"Не пахнут dandy!" — рявкнул Император
*
Урологи — чего только не saw!
*
Кто б санитарам леса дал по hare?..
*
Хвала ведущим road свой — от Тропинки
*
Красотку-Монику изводит только rot
*
В искусстве кулинара важен — pot
*****

ДЕМОКРАТИЯ НА МАРШЕ
(Дочерние и внучатые отрасли)

Демократ — любитель подменить власть народа — властью над народом.
Демокрад — Народный Вор Республики.
Думакрад — матрос Железняк.
Дамокрад — Дон Жуан.
Темокрад — плагиатор.
«Дерьмократ!» — глас народа о своих назойливых радетелях.
Кратократ — революционер, лениво подбирающий власть, которая некоторое время любит нежиться в грязи.
Домакрад — вор-домушник.
Дымокрад — Насреддин Афанди, положивший лепёшку на жаровню с чужим шашлыком.
Крымокрад — сепаратист с Понта Эвксинского.
*****

"ВАШ ТОСТ, ГОСПОДИН ХОРОШИЙ!.."

Вечный Жид: "Ну, понеслась!.."

Мальчиш-Плохиш: "За всё хорошее!.."

Муравьёв-Вешатель: "Дёрнем, что ли?.."

Чикатило: "Даёшь пятилетку и семилетку, в крайне  случае — двадцатилетку!.."

Дракула: "Дай Бог — не последнюю!.."
*****

РЕПЕРТУАРНАЯ ТУМБА-ЛАЛАЙКА,
ИЛИ ТВОРЧЕСКИЙ ВЕЧЕР НА РЕЙДЕ ТЕЛЬ-АВИВА

"Бейцы вспоминают минувшие дни" (свободный микрофон ветеранов Возвратно-Поступательного Движения).

"Беершевянка".

"Гори-гори, моя звезда Давида"

"Жил наш народ в Каббале"

"Каббалица молодая" (художественные привороты, гадания и отвороты).

"Лейся, Пейсах, на просторе"

"Не слышны в саду даже готыню"

"Марш: "Закаляйся, как Таль"

"Ой, раввины кудрявые"

"Сама цадика садила"

"Циля Сциллу ломит" (цирковой номер женщин-
силовичек).

"Цель-Авив" — задушевный лирический марш в
исполнении оголтелых пацифистов Арафата.

"Штурмовые ночи Пасхи"

"Идите вы все нахэс!.." (идущее из пучины сердца конферансье — пожелание публике всяческих удач, а также — у заборов и в подворотнях).
*****

КОНВЕРСИЯ ЯЗЫКОВ, ИЛИ ВАВИЛОНСКАЯ ПАШНЯ

Eastребитель
Smellост
Drugoценность
Stopарь
Соldунья
Glueкоза
Breastская крепость
Guyморит
Westочка
Freeгидность
Kissтень
Проkissнуть
Pодимый cry
Тrооровозка
Yesтественно!
Sheetoвидка
Заsheetа
Филfuck
Fucktiчески
Whoдожник
Godoвщина
Bloodство
NOрмально
Тrееумф
CARтавый
"Человек Goda"
*****

ЕДЯТ ЖЕ ЛЮДИ!
(неприглядные факты мировой кулинарии, обнаруженные в наконец-то доступных архивах)


Ботвинья - 
жена чемпиона мира по шахматам. За столом не менее популярна, чем Капабланья или Каспарша.

Борщ -
идол партии. Чапай, к примеру, был пламенным борщевиком, а сталинские соколы - и вовсе твердокаменные б.

Бельдюга -
хороша, пока не станет отпетой пристипомой хариуса.

Бастурма -
Минздрав и сексологи предупреждают: бастурмация полезна не более двух раз в неделю. Даже Казанова разнообразил свой стол.

Бульба -
тайная вечеря казаков, собравшихся без Тараса.

Вырезка -
фрагмент газеты с рецептом блюда для гурмана-читателя. Подаётся с
телефоном редакции.

Ватрушки -
очки любого фасона, которые вы позволяете аппетитно втереть себе.

Гусь с яблоками -
важный начальник пришёл в гости с кульком фруктов.

Де-воляй! -
французский вариант шведского стола: бери закусон и отваливай.

Жареный петух -
суррогат, исполняющий обязанности Товарищ-Памяти.

Компот из клюквы -
развесистое обещание напоить вволю.

Компот (аббревиатура)-
пот коммуниста.

Картофель «фри» -
свободно связанный обстоятельствами огородный радикал.

Рис припущенный -
тарелка, которую едок-дискобол опосля употребил как снаряд.

Пассерованные овощи -
тарелка, которую футболисты метко передают за столом из уст в уста.

Пудинг -
пирог весом в 16 кг.

Пулярка -
разборка за столом. Перестрелка обыкновенная.

Расстегаи -
молнии и крючки счастливых владельцев соответствующих риз.

Ромовая баба -
Вам и это объяснять надо?

Сбитень -
женщинам особенно сытно осознавать, что в доме всегда к их услугам - мастер бодибилдинга.

Суп в горшочке -
унитазик, из которого вы сначала пообедаете.

Салат «Оливье»  -
увы, это жизнь!.. Лишишься титула лорда, и вот уже тебя едят!..

Суп-харчо -
к нему всегда отменно хороша стопка, как отхарчокивающее средство.

Спагетти -      
серёжки по-итальянски.

Селёдка под майонезом -
дискриминация порядочной рыбы по половому признаку.

Селёдка под шубой -
зимняя кража закусона в супермаркете.

Суточные щи - 
советское свободно конвертируемое ежедневное   пособие для утоления голода.

Тушёная капуста -
блюдо, в приготовлении которого принимал участие пожарный.

Утка в собственном соку -
домашнее пернатое, над которым хозяйка слегка всплакнула о своей неудавшейся доле.

Утка по-пекински -
деза из Китая. Осторожно дегустируется только для вида - в целях встречной дезориентации вероятного противненького.

Утка в попе Кински -
гипотетический кулинарный эксклюзив для фанатов и звёзд экрана.

Филейная часть -
милое дамам воинское подразделение, расквартированное в кутузовских Филях.

Фаршированный Перец -
политик после увенчания его дела "Нобелем".

Холодная закуска -
шашлык прямиком из холодильника.

Хрен столовый -
Казанова-ресторатор.

Холодец -         
одомашненный айсберг.

Чай! -
повелительная форма глагола чаять. Употребляется в значении: размышляй  - покормят или нет?

Черепаховый суп -
любой суп медленного приготовления.

Шаньги-          
воспеты фотожурналистом Вас. Песковым в лауреатской книге «Шаньги по росе».
*****

ВОЗВРАЩАЕТСЯ МУЖИК ИЗ КОМАНДИРОВКИ
(дюжина ножей в спину соперника)

1.
отпер дверь своим ключом, входит в спальню (дело было в полночь!), а жены-голубушки нет как не было! Да и откуда ей там взяться, если он, бедолага, вусмерть замотанный каторжной работой за гроши, до сих пор — холост?!

2.
..и сразу же зорко замечает, что его молодой женой страстно и, похоже, уже подозрительно давно — овладевает желание броситься ему в объятия.

3.
и слышит за дверью спаленки мерзкое хихиканье дражайшей половины. С колотящимся сердцем заглянул мужик в замочную скважину и видит: так и есть — его жена, которой он безмерно доверял, лежит навзничь на тахте, бесстыдно расставив ослепительно белые коленки, а между ними, крепко схваченный её нежными ручками — развалился толстенный "Любовник леди Чаттерлей!". Её любимая книга

4.
и с ужасом обнаруживает в углу ванной комнаты до боли знакомую расчёску, которую его любовница, похоже, неосторожно обронила здесь, когда жена — месячишко назад — и сама смоталась в командировку!

5.
а жена встречает его у дверей с изумлёнными глазами: "Как! Разве ты куда-то уезжал на целую неделю?! А я и не заметила."

6.
и с изумлением видит, что его, казалось бы, хорошо известная ему жёнушка, распахнув объятия и нимало не стыдясь (!) лежит в их супружеской постели с совершенно ну абсолютно — другим и вовсе не знакомым ему выражением лица!

7.
осторожно отпирает дверь и с ужасом видит, что сбылись его самые худшие опасения: на столе — зловещая записка: "Ушла на пару часов к маме, очень по ней соскучилась. Дорогой, если вдруг приедешь мне на радость — тотчас позвони, и я сразу же прилечу к моему котику!" Эх, тёща-разлучница…

8.
..а жена — в спальне, разумеется — не подозревая о внезапном явлении мужа, нежно гладит по спине подлеца-Ваську. Васька, сволочь, глазки закатил и прям-таки урчит от нирваны, что без хозяина на него накатилась. Но тут Васька узрел мужика, и ведь не испугался, а дико обрадовался. Соскочил с жениной груди и — хвост трубой! — к мужику. Любит хозяина, котяра пушистый!..

9.
а в прихожей, замешкавшись, стоит застигнутая врасплох и смущённая жена — ну абсолютно, аб-со-лют-но без денег. То бишь — в чём мать оставила их после взаимного всегдашнего похода в магазин. Поиздержалась, бедняжка, пока мужик катался по делам-проблемам.


осторожно повернул ключ в замке, тянет на себя, а она, стерва — не открывается, будто держит её кто аккурат в четыре руки. Тут мужик — не будь кретином — всё понял и вмиг озверел (на его месте осатанел бы каждый!), и давай колошматить ногами! Открывай, дескать, блудница — порешу обоих на месте!.. Но тут дверь сама и отворилась, а счастливый мужик с радостью в сердце сообразил, что в его-то доме дверь надо толкать от себя, а на себя — это же было у любовницы, от которой он, если честно, только что и возвратился к жене. Подлая память


и с радостью застаёт жену врасплох: то бишь — нежно целует её, мирно спящую в ожидании благоверного, который обещал быть ажно только завтра.


и с горечью узнаёт от бабулек, уютно устроившихся на скамеечке близ их подъезда — самое худшее. Что жена его, порешив клятву, всю эту неделю, нисколько не таясь, водила, да-да, водила домой новёхонькую машину, которую он ей подарил накануне, взяв с неё слово, что не сядет за руль, покамест он не поездит с ней рядышком хотя бы с месячишко.
*****

НАПИТКИЗМЫ

"Буд Вайзер!." — "Всегда Вайзер!."

Бухалтерия на три посадочных места.

Добрая водочка должна быть занюханной.

Кока-Кола Брюньон.

Кокаголик.

Лакатор — обладатель почётного чёрного пояса меж выпивох.

Один пивок — единица глотания.

Пепсихора — Муза прохладительных напитков.

Порой нет друга добрее и душевнее — мерзавчика.

Пепсионер.

Пепсильвания.

"По ком звонит Кока-Колокол?"

Эпос о пойле: "Ликёр-Оглы".
*****

ШИРЕ ШАГ, СЛОВО!

Гландыши — воспаление миндалин на этапе цветения болезни.

Гомерой — болезненное увлечение античностью.

Дреквием — дурно исполненное музыкальное приветствие свежему покойнику.

Дон-Гуано — Казанова в царстве птиц.

Дочка зрения — слепое чадолюбие.

Космополлитр — любитель спиртного всех
    времён и народов.

НоваторЪ — передовикъ нашихъ дней.

Соло не хлебавши — (вокалисту отказали).

Одетта — она же Раздетта в девичестве.

"Пейсняры" —  ВИА общины хасидов.

Суп-харчок — блюдо, приготовленное  туберкулёзником.

Трахедия — секстренный выпуск драмы.
*****

"СМОТРИТЕ, КТО ПРИШЁЛ!.."
(уголок герольда)

- Граф Дон Басс!

- Маркиз Дю Шанбэ!!

- Баронесса Фон-Танка!!!

- Падишах Гю-Листан!!!!

- Графини Де Флорация и Де Фолиация!!!!!

- Раввин Бен Дерры!!!!!!
*****

ИЗ БЫВШИХ

Экстаз — ныне миска.

Экспресс — ныне безволие.

Экстерьер — ныне г-н Шариков.

Экстракт — ныне тропинка.

Экстрактор — ныне лопата.

Экспозиция — ныне равнодушие.

Экстерн — ныне лавровый венец.

Эксцентрик — ныне периферия.

Экстрасистола — ныне рядовой бюст.
*****

СЛОВАРЬ МЕДВЕЖАТНИКА

Ворточка

Заслуженная накрада

Спёрстень

Военный атассше

Река Стибр

ВертуХаим

Пойти на мокрое тело

Мусоросборочный пистолет

Кастет-а-тет
*****

ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ ИНВЕРСИЯ

Набережные Члены

Персональный пенисонер

Одр деятельности

"Тора, подъём!"

Почётный Пердизиум

Плохотать об успехе дела
*****

БАЛ ДЕЕПРИЧАСТИЙ
(Рекомендательные письма Истории,
или - Теперь об этом можно рассказать)
*
     Во всём прямой как Аппиева дорога, Эзоп не любил, когда к нему обращались не прямо, а иносказательно, витиевато, и в таких разах всегда грубо, по-солдатски рубил: "Не рассказывайте мне басни. Оставьте эту рабскую психологию"

***
     Воспитывая в себе краснобайско-феодальные манеры, оратор Демосфен строго придерживался открытого им закона: "Чтобы хорошо молчать - наберите в рот воды, а чтобы хорошо говорить - наберите в рот камней".

***
     Любя во всём убедиться на собственном опыте, письменник Николай Гоголь одним из первых меж классиков сполна удостоверился в том, что рукописи не горят, а - превращаются в могучую кучку пепла.

***
     Будучи беспредельно мнительным по своей природе, адмирал Нельсон пуще всего панически боялся сглазить Победу, и поэтому предпочитал не расставаться с известной повязкой.

***
     Диоген справедливо презирал бочковое пиво, поскольку не желал, чтобы его место в истории было нагло занято другим.

***
     Беспредельно честный, блюдущий корректность во всём, кесарь Нерон, огульно обвинённый в том, что он, будучи любителем пиров, тем не менее заметно спал с лица, однажды в непритворном гневе вскочил на уставленный яствами и женщинами стол и возопил, ища сочувствия и высшей справедливости: "Неправду говорите, подлые смерды! Вовсе не с лица я спал, а со своей матерью и с жёнами сенаторов!.."

***
     В подтверждение своей доброты, Робеспьер любил расточать плаходеяния, не ожидая награды за свою щедрость.

***
     Будучи интернационалистом, Гитлер был безразличен к оттенку человеческой кожи на обивке своих автомобилей и кабинетов, равно как и на абажурах и перчатках челяди и паствы.

***
     На столетия опережая педагогическую мысль своего времени, богатый египтянин Хеопс первым разработал и предложил теорию и практику ставшей популярной в будущем детской игры - "Сложи пирамидку!"

***
     Уравновешенный, миролюбивый, спокойный, обожающий благолепие и тишину, Архимед ни на кого не рычал, но быстро терял присутствие духа, если кто-либо открывал на него свой рычаг, и тогда, чтобы не упасть, Архимед начинал панически искать точку опоры, чтобы перевернуть этот безумный мир.

***
     Прибыв в Россию проездом из суровых европейских будней и полюбив тутошную широту полей и душ, Казанова, посреди первых же подвернувшихся ему наутро степей, обратил восторженный лик к весьма дородным и заметно повеселевшим и запунцевевшим спутницам по карете, и с удовлетворением паркуя инструмент в гульфик, не сдержал восторга и возопил: 
- Какие неоглядные дали! А я-то боялся, что жирные не
дадут!

***
     С детства заметно для окружающих хромая по географии стран первого, второго и третьего экономического мира и не преуспев в мечетьско-приходском мектебе, юный Тамерлан стал усиленно припадать на другую науку - воинское дело, вследствие чего первая хромота со времененм стала менее заметной.

***
     До болезненности чистоплотный, но прежде всего смиренно подчиняющийся объективным законам и парадигмам физического мира, Гераклит, будучи однажды приглашённым друзьями сообща искупаться на троих в вялотекущей под Афинами речке, как философ - наотрез отказался от сего санитарно-гигиеничнского проекта, справедливо разъяснив:
  - Двенадцать лет назад я, помнится, уже купался, а дважды, как я установил, в одну и ту же реку войти всё равно невозможно.

***
     Ранее чуждавшийся светских манер, Архимед внезапно стал прямо-таки обожать всевозможные приёмы – после того, как удачный приём ванны вытолкнул его из безвестности - в Историю, с присовокуплением вопля: "Эврика!"

***
     Любя книгу, Геббельс вновь и вновь охотно подогревал это чувство на кострах, где сжигались второстепенные классики мирового значения.
   
***
     Не имея от рождения ни малейшей травмы шейных позвонков, Орфей и Эвридика в пору врасплох заставшей их половой зрелости вынуждены были мириться с тем, что их любовь должны быть абсолютно безоглядной - особенно при выходе из Царства Мёртвых.

***
     Справедливо стяжав лавры видного борца с крепостным правом, выдающийся раб древности Спартак, воодушевляя восставших соратников на победу, сформулировал концепцию виктории: "Убей в себе Цезаря!"

***
     Отличаясь завидной силой духа и тела, Гиппократ однажды торжественно принёс в Ареопаг клятву Эскулапа и аккуратно положил её в основу своей.

***
     Свято блюдя как нравственную, так и санитарную чистоту своего царственного алькова, Клеопатра приказывала челяди ежеутренне тщательно перестилать очередного любовника.

***
     Накануне отъезда в роковую дипломатическую командировку в Персию, пиит Александр Грибоедов по случаю оказался в объятиях Морфея, где и привиделась ему та самая упрямая Гора, которая не шла к Магомету. Каковая, осознав, что пришла в тревожном сне ажно к Грибоедову, попросила северное селебрити силою до V.I.P. - подписать Ей на память книгу, на что Пиит, и не простря десницы к стилу и с присовокуплением жеста, полного достоинства, протянул ходатайствующей о презенте Горе изрядно нашумевшую свою книгу "Горе от ума", скромно добавив к подношению научный комментарий: "Учти, это не название, а - посвящение тебе: ГорЕ - от Ума".

***
     Известный своей политической всеядностью, император Боккасса вместе с тем был и гурманом до мозга гостей, только что вручивших ему свои верительные головы.

***
     Тот же холстомаз Верещагин, будучи заодно и человеколюбивым пацифистом, чуждым крови, с превеликим удовольствием и усердием честно сложил головы народов, полководцев и солдат на своей знаменитой картине "Апофеоз войны", пафос которой устремлён к миру и к содроганию от катарсисообразующего ужаса.

***
     Тонко любя природу и всячески через то споспешествуя торжеству последней, царица Семирамида своей железной, а по совокупности и прелестной ручкой повсюду насаждала сады, причём некоторые из них были столь совершенным чудом света, созданным безымянными, но виртуозными Мичуриными древности, что, посетив в ходе туристического паломничества родину первых ее советов садоводам и огородникам и узрев рудиментарные останки былого сада, руководитель следственной группы Российской прокуратуры, специализирующийся на
наёмных убийствах, со знанием дела горестно констатировал:
  - Типичный висяк!

***
     Верный сукин сын своего порочного века, отдавшего щедрую дань изощрённому пороку в лице ювенофилии, Юлий Цезарь легко менял интимные привязанности. Однажды на невинный вопрос своего зампопылу: "Что решил жребий?", будучи в сей вопрошающий миг рассеянным на почве госраздумий, божественный Юлий, подумав, что смерд вопрошает о последнем отставленном любовнике Цезаря - славнопухлом вольноотпущеннике по имени Жребий, столь же рассеянно ответствовал: "Жребий брошен"; по каковой причине мальчуган и вошёл в историю с чёрного хода своего другого, более благопристойного объяснения.
*****
ИДЯ НАВСТРЕЧУ
трёхсотлетию Солнца Русской Поэзии (СРП),  Юбилейный Комитет выставляет на всенародное обсуждение нижеследующие предложения министерств, ведомств и заинтересованных товарищей -

ИЗО-ПОЛОТНА ПО ЛИНИИ Министерства Палитры:

"Маршал Будённый подводит коня к Вещему Олегу"

"Конь подло подводит Вещего Олега"

"Маршал Берия подводит Коня под статью"

"Запорожцы пишут ответное письмо Татьяне Лариной"


ОТ ДЕПАРТАМЕНТА ЧИСТОЙ КРОВИ:

Исследовать возможные еврейские корни Дуба, что у Лукоморья.

С учётом показаний СРП в его популярной докладной "Чёрная шаль", где Пушкин честно свидетельствует: "Коварную деву лобзал армянин" — вручить грозную ноту МИДу Армении.


ПО ЛИНИИ ГОСТУРИЗМА

Организовать всенародную Охоту к Перемене Мест не столь отдалённых.


ОТ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА

Капитанской дочке присвоить внеочередное звание "Генеральская дочка".


ОТ ГАЗЕТЫ "СОКОЛ ЖИРИНОВСКОГО"

Установить, что Царь ДоДон отныне именуется — Царь ДоТёплыхМорей.


ОТ ЮВЕЛИРПРОМА

Расплавить  Золотого Петушка и отлить из чушки золотое сердце славного пернатого.


ОТ ГОСАГРОПРОМА

В устаревшей строке "Поднимем бокалы" и  т.д. заменить "бокалы" на "урожай зерновых".


ОТ СУДА ОФИЦЕРСКОЙ ЧЕСТИ

Учредить традиционные ежегодные дуэли. Победителю вручается Переходящая Красная Девица Нана Крен.


ОТ ИНСТИТУТА ЯЗЫКА И ЛИТЕРАТУРЫ

Выражение "Брать на арапа" впредь употреблять в следующей редакции: "Брать на Арапа Петра Великого".

В ознаменование заслуг перед карточной игрой гр-ну Германну присвоить третью букву "н" — с правом носить её в составе фамилии крайней справа: "Германнн".


ОТ ИНСТИТУТА ИСТОРИИ

Переименовать событие, вошедшее в историю под названием "Ленский расстрел", в "Расстрел Ленского".


ОТ ТРЕСТА РЕСТОРАНОВ

Утвердить и обглодать прилагаемую рецептуру яства для гурманов: "Золотой петушок-табака".

Утвердить рецепт блюда "Гефилте-Золотая Рыбка".


OТ ГОСКОМСПОРТА

Ввести в Лукоморске в строй действующих следующий вид спорта: "Набрасывание годовых колец дуба на Дантеса".


ОТ РОСГИДРОМЕТА

Пролонгировать Болдинскую Осень и Египетские Ночи.


ПО ЛИНИИ МГБ

Пресекать попытки вывоза Медного Всадника, Петушка и Златой Цепи за кордон в качестве сырья цветных и драгметаллов.

С учетом умелого использования дупла в качестве тайника для передачи информации связной — вручить Дубровскому дуплом разведшколы и впредь считать его дупломированным специалистом.


ПО ЛИНИИ МИНЗДРАВА

Открыть специализированную гинекологическую клинику "Пиковая ситуация дамы".


ОТ МИНОБОРОНЫ

Присвоить Золотому Петушку юрисдикцию Станции Раннего Оповещения.

Заказать Академии Художеств круговую панораму "Битва за Жену".


В МИНЮСТЕ

Привлечь г-на Попа к судебной ответственности по статье "Эксплуатация человека в особо крупных размерах".

Привлечь г-на Балду к ответственности по статье "Мошенничество со взломом морских глубин".


ОТ ПОЛИТБЮРО В ПОДПОЛЬЕ

Убедить Курочку Рябу снести новую Берлинскую Стену.


ОТ ДВОРЯНСКОГО СОБРАНИЯ

Лишить Старуху титула Столбовая Дворянка, заменив его альтернативным: "Царица доказательств собственной тупости."

В дополнение к разбитому корыту оставить гр. Старуху ещё и с разбитым тазом.


ОТ ПЕРВИЧНОЙ ПАРТЯЧЕЙКИ СИНЕГО МОРЯ

Поставить дырявое корыто водки Старику со Старухой: на вид!
*****


ЧАС АМУРА,  ИЛИ  ИЗБРАННЫЕ ВЗДОХИ, ПОДСЛУШАННЫЕ НА РАНДЕВУ
 (Поэма излияний)


Баран: "Мадам, я сгораю от жевания!.."

Бабочка-однодневка: "Оставьте мне хотя бы далёкую
надежду!.."

База: "Мечтаю, чтобы вы понесли от меня"

Батут: "Готов прыгать вокруг вас, как мальчишка"

Бинокль: "Не скрою, что имею виды на вас"

Бодяга: "А вы, часом - не в разводе?.."

Vagina: "Меня пугают ваши далеко идущие излияния"

Вакуум: "Без вас я ощущаю пустоту"

Вентилятор: "Вы - моя отдушина"

Венера Милосская: "Вот вам моя рука"

Ветер: "Ужели вас не трогает мой порыв?.."

Веник: "Не отметайте с порога моё предложение"

Верблюд: "А на соперников я плевать хотел с высокого бархана!.."

Верёвка: "Хочу связать с вами судьбу"

Виза: "Любовь моя не знает границ"

Водка: "Я - в разводе, но - слегка"

Волчок: "Вы вскружили мне голову"

Гильотина: "Можете располагать мною в любое время"

Гроб: "Готов идти с вами до конца"

Дверной глазок: "Не могу наглядеться на вас"

Динамит: "Я просто разрываюсь на части"

Желчь: "Вы сидите у меня в печёнке"

Живая очередь: "Не поверите - вы у меня первый"

Замок: "Через вас мне открылся целый мир"

Зола: "Вы спалили меня дотла"

Карнай: "Зареву, если откажете"

Картофель: "О, как чудны ваши глазкИ весной!"

Кастет: "Молю, не ударьте  меня отказом"

Кислота: "Я готова раствориться в тебе целиком"

Колесо: "Да катитесь вы со своей нежностью!.."

Коньяк: "Ради вас готов разливаться соловьем"

Клетка: "Как было б славно - запереться с вами"

Кладбищенская решётка: "Сударыня, я сумею оградить вас от всех невзгод"

Клоп: "Ах, не тащите меня в постель"

Ключ: "Мадам, пора бы положительно закрыть этот вопрос"

Кобра: "Счастлива ползать у ваших ног"

Ковёр: "Вы потрясли меня"

Кокс: "Мысль о вас бросает меня в жар"

Ласточка: "Кажется, я залетела"

Магнит: "Учтите, я вас не тяну"

Маяк: "За тебя, любимая, я любому моргала выколю"

Мельница: "Вы подарили мне крылья"

Метиловый спирт: "Да за кого вы меня принимаете?"

Могильный червь: "Наконец-то ты целиком моя"

Мочевой пузырь: "Я весь переполнен Вами"

Мухобойка: "Трахнуть - это и я умею"

Мяч: "Неужели вы меня бросите"

ОВИР. "Я не переживу ваш отказ"

Паук: "Похоже, я крупно влип с этой мухой"

Петля: "Вы меня прямо-таки затягиваете"

Питон: "Так бы и сжал вас в объятиях"

Привидение: "Вы моё наваждение"

Пристань: "Отвалите, пожалуйста, сэр"

Прямая кишка: "Хочу поделиться с вами самым сокровенным, хотя мне и трудно будет выдавить это из себя"

Пуля: "Вот увидите - я вас всё равно уложу"

Рак: "Моим чувствам нет пути назад"

Репка: "Ах, не тяните меня замуж"

Розги: "Влупить - не самое главное"

Рой пчёл - другому рою: "Вот и встретились два одиночества"

Рыба: "Сначала я молчать хотела"

Самогон: "Прошу вас не гоните меня"

Сберкнижка: "Обладайте мною"

Свеча: "Угораю да и только"

Скальпель: "Обожаю вас в любом разрезе"

Словарь арго: "Я хотел бы сегодня же хорошенько послать сватов!"

Слова: "Хотелось бы сделать предложение"

Тень: "Ах, отбросьте меня!"

Трон: "Я - всецело в вашей власти"

Уретра: "Хочется излить вам душу"

Урна: "В вас счастливо собралось всё, что я люблю"

Хлыст: "В молодости я, бывало, порол и не такую горячку"

Циркуль: "Я окружу вас заботой"

Черепаха: "Я просто тащусь от вас"

Часы: "Шли бы вы, сударь, куда подальше!.."

Эхо: "Ты только позови меня"

Яд кураре: "Я отравлен любовью к вам"
*****

ОН СКАЗАЛ… ОНА СКАЗАЛА…
 (Просто анекдот)

-  Дорогой, а ты мог бы ради меня прыгнуть в прорубь?
-  Как, ещё раз?! Я ведь уже женился на тебе
                ***
-  Дорогая, как ты находишь мой новый кошелёк из   
    натурального крокодила?
-  Когда ты спишь
                ***
-  Дорогой, будешь со мной яичницу?..
-  А тебе-то зачем на сковородку? Хватит и яиц.
                ***
-  Милый, скажи:  как ты смотришь на новую соседку из дома напротив?
-  Это какую-такую?
-  Неправда, милый. Не - какую, а - в полевой бинокль!..
                ***
-  Не пойму, с чего ты взяла, что это следы от губной помады?
-  Нет, это - звук от губной гармошки!..
                ***
-  Дорогой, уходя, не забудь оставить мне деньги на новое платье.
-  Так и быть, упомяну в своё время и о них в своём завещании
                ***
-  С чего ты взял, что я сделала ему глазки?
-  Нет, я ослеп!.. Ты строила ему дачу! Причём - сходу
                ***
-  Дорогой, я просто в восторге от сегодняшней ночи. Ты был в ударе!..
-  Погоди, раньше так, кажется, называли то ли инсульт, то ли инфаркт?
                ***
-  Почему ты прячешь глаза, милый?
-  Ещё чего! Будто я не знаю, что от тебя можно спрятать ценности только в Швейцарском банке.
                ***
-  Дорогой, тебе понравилась моя японская шпилька?
-  Погоди, а я и не заметил, что сегодня ты переменила позу на дальневосточную.
                ***
- Дорогой, а ты не хотел бы сегодня вечером наконец-то сводить меня
(Перебивая):  - Если ты - пятно, то готов!
                ***
- Твоя мамочка могла бы, честно говоря, подарить мне к свадьбе что-нибудь получше.
-  Что за чушь! Я у неё - единственный сын!
                ***
-  Что-то мне, дорогой, сегодня не по себе.
-  Удивительное совпадение: и мне - по одному месту!
                ***
-  Дорогой, не обижайся, но у меня и сегодня, и завтра – физиология
-  Неправда: завтра у тебя - ботаника, а физиологию, я помню, ты сдала ещё в прошлом семестре.
                ***
-  А ты меня, и вправду, любишь?
-  И в "Известия", и в "Гудок" - тоже!
                ***
-  Ты так очаровательна, что у меня просто нет слов!
-  Вот   и   отлично!   Продолжай   играть в эту чудесную молчанку!
                ***
-    Вчера  я  за  тебя   опять   краснела. Ведь я предупреждала, что рыбу едят руками!..
-  Какая досада! А я по глупости подумал, что - ртом
                ***
-  Предупреждаю: если ты будешь так откровенно себя вести, я перестану приглашать своих подруг.
-  Какой же я идиот! Нет, чтобы приставать весь вечер к твоей мамочке
                ***
-  Как ты смотришь на новую шубку?
-  Шубки в сторону!
                ***
-  Дорогой, нет ничего на свете, чего бы я не совершила для тебя!
-  Ура! Значит, я наконец-то позавтракаю!..
                ***
-  Помнишь, какой сегодня день? Ровно двадцать лет назад ты просил моей руки
-  Ах, почему ты никогда не выгоняешь попрошаек?!.
                ***
- Я слышала, у тебя новая секретарша?
-  Да она просто отвратительна!
-  Как? Отказала тебе?..
                ***
-  Скажи, кто я по Зодиаку?
-  Конечно, Скорпион.
-  Ну вот А раньше называл "Солнышком".
                ***
-  Дорогая, наконец-то я могу вполне положиться на свою секретаршу.
-  Только попробуй, кобель проклятый!
                ***
-  Как, ты опять завёл новую секретаршу?!.
-  Никуда я её не заводил - у неё самой прекрасная приёмная.
                ***
-  И ещё, дорогой, пожалуйста, уволь меня от своих поцелуев!
-  Ах, "уволь"?!. Пиши заявление!
                ***
-  Дорогая, спасибо тебе за то, что ты есть!
-  Ах, всего лишь так? А кто же тогда у тебя - Трижды, Которая Будет?..
                ***
-  А теперь  признайся, что тебе во мне не нравится.
-   Когда ты при гостях задумчиво ковыряешь в носу заварочного чайника.
                ***
-  А ты бы мог втайне от меня соблазнить мою лучшую подругу?
-  Разве что - рассказами о тебе.
                ***
-  Дорогой, а ты пошёл бы со мной в разведку?
-  Понятно: хочешь узнать, что выкинули в ГУМе.
                ***
-  Правда  ли,  что  ваша  пресловутая  мужская верность - только сказка?
-  Ну что ты сегодня всё о жанрах да о жанрах.
                ***
-  Учти, дорогой, что я не переживу твоей измены.
-  А почему ты решила, что она будет такой старой?
                ***
-  Бездельник! Ты  пустил  по ветру всё мое приданое!
-  Право, лучше бы я так поступил с приданной - ему.
                ***
-  О как мне тебя сегодня не хватает!..
-  Ах, хочешь вдовесок ещё и любовницу?
                ***
-  Ты была мне неверна, пользуясь тем, что я ужасно занят. У меня есть верный свидетель.
-  Так введи же поскорее хотя бы его!
                ***
-  Ради тебя я пошла бы на всё!
-  Приятно слышать.
-  Кстати, если так, то отчего бы нам не сходить сегодня на эту скандальную премьеру Виктюка
                ***
- Дорогой, когда ты будешь уже на улице, не забудь послать мне воздушный поцелуй.
-  Ясненько!.. А к нему, небось, приложить чек на триста долларов?..
                ***
-  Знай же, негодяй, что отныне нас ничто не связывает!
-  Какое счастье! Значит, мы наконец-то свободны, чтобы любить друг друга?!..
                ***
- Спасибо, дорогая! Вчера в ходе раута ты произвела огромное впечатление на моих деловых партнёров.
- Вот и денежки теперь выдавай не как жене, а как совладельцу бизнеса!..
                ***
- Дорогая, на твоём месте я бы не стал
(Разочарованно перебивая): - Вот-вот! Ты, оказывается, весь такой
                ***
-  Каждый раз, когда у нас гости, ты  всегда публично смешиваешь меня с дерьмом.
-  Неправда, дорогая.  Ты сама демонстративно садишься рядом со своей мамочкой.
                ***
-  Признаюсь, дорогой: перед нашей первой ночью мною неудержимо овладела робость
-  Вот-вот! Я сразу почувствовал, что незадолго до меня у тебя кто-то был!
                ***
-  Я не хочу быть жертвой твоих измен!
-  Хорошо, будешь жертвой моей верности.
                ***
-  А ведь Лорена Боббит и не думала калечить мужа, отхватив ему пенис
-  Но ведь суд решил иначе
-  Думаю, что, желая развестись, она просто всё ценное поделила пополам.
                ***
-  Дорогой, отвези меня сегодня в истинно злачное место!
-  Дожди дороги размыли.
-  При чём тут дожди?
-  Но ведь ты сама только что намекнула, что хочешь провести со мной эту ночь в
   кукурузном поле или – во ржи.
                ***
-  Алло, дорогая! Если бы ты только знала, как мне тебя не хватает.
-  Признавайся честно: когда обнаружилась недостача?
                ***
-  Сознавайся, дарлинг, почему ты вчера так откровенно разглядывал эту эффектную
   блондинку?
-  Я всего лишь констатировал, как ей всё-таки далеко до тебя.
-  Ах, ты хочешь сказать, что она, как все белые люди, села в первом ряду партера,
   а я с тобой - в предпоследнем второго яруса?..
                ***
-  Дорогая, я задержался на собрании Правления всего лишь на два часа. Стоит ли
   хмурить брови?
-  Верно, давно пора хмурить веник, скалку, а лучше – сразу насупить адвоката.
                ***
-  И ещё, дорогой, мне понравилось, что в нашу первую ночь ты снял с меня всё
-  Всё, кроме подозрения, что я у тебя - не первый
-  Хам!
-  Дай   договорить!..   Не первый, кому ты призналась, что хочешь за меня
   замуж.
                ***
-  Дорогой, разве ты остался бы жить, если бы я внезапно умерла?
-  О нет, я бы тебе этого не позволил!
*****

А НУ, ЧАПАЙ ОТСЮДА!

-  Василий Иваныч, загадай горячее желание.
-  Загадал
-  Ах, вот оно что! Гражданин Чапаев, вы арестованы за планирование через 10 лет
   злодейского покушения на товарища Сталина!..
                ***
-  Василий Иваныч, а у тебя - "Маузер"?
-  И "Максим" тоже.
-  А у кого отдача больше?
-  Конечно, у тебя, Анка
                ***
-  Василь Иваныч, можно папироску стрельнуть?
-  Нет, Петь, давай лучше - вчерашнего пленного
                ***
-  Василь  Иваныч, а ты какими языками владеешь?
-  Каких разведка приведёт - теми и владею, пока в расход не пустим.
                ***
-   Василь Иваныч, а почему философы говорят, мол, в речку нельзя войти дважды?
-  Брешут,   контры!  Вон Урал под боком - утречком и попробуем
                ***
-  Василь Иваныч, у белых хутор отбили!
-  Молодцы! А - почки?.. А - селезёнки?..
                ***
-  Василий Иваныч, вопрос у меня стратегический Как занять господствующую
   высоту?
-  Иш-шо чего захотел, Фурманыч! Я тебе и червонца-то не займу, а ты - вы-со-ту
                ***
-   Василь Иваныч! Может, прекратим стрельбу? Там, глянь, мусульмане намаз
    совершают.
-  Кого пожалел, Фурманов?! Погляди - мы сухой хлеб жуём, а эти - аж с намазом, да
   ещё посреди боя!   
   Глянь лучше в бинокль: что   мажут-то: маслице или икорку?
                ***
-  Василь Иваныч, наша взяла: мне удалось выбить лимит!..
-  Молодец,   Фурманов! А из какой станицы выбили гадов? Пленных много?..
-  Бог с тобой! Из Штаба Армии выбил лимит на десять тачанок
                ***
-  Василь Иваныч, а кит - съедобный?
-  А ты спроси лучше: я китайское мясо пробовал?
                ***
-  Василь Иваныч, а правду сказывают, что ты даже первый класс пока не кончил?
-  Точно! Я же - как Ленин!.. Мы   с ним нонче класс помещиков и капиталистов
   кончаем. Кончим этот – возьмёмся за другой, неуч!..
                ***
-  Василь Иваныч, а ты часом не звёздную болезнь подцепил?
-  Да ты шо, комиссар! Разве ж я вчера звезду трахал?!.
                ***
-  Василь Иваныч, Анка залетела!..
-  Идиоты! Я же предупреждал: не подпускайте её к ераплану.
                ***
-  Василь Иваныч, Анка опять маху дала.
-  Маху, говоришь? Где ж она тут еврея нашла?
                ***
-  Василий Иваныч, к нам айсберг плывёт!
-  Анка, живо возьми его на мушку. А ты, Петька, окликни да спроси - за кого
   жидяра этот - за большевиков али за коммунистов?
                ***
-  Василь Иваныч, вчера на скачках лошадь Будённого пришла первой, опредив меня на
   пол-корпуса.
-   Хорошо ещё, Петька, что не на пол-фронта. Знатный кавалерист!
                ***
-  Василь Иваныч, а что такое коэффициент полезного действия?
-  Смотря, Петька, на какую бабу - полезного
                ***
-  Василь Иваныч, а ты кого охотнее всего рубал с плеча?
-  Картошечку с салом и селёдкой.
                ***
-  О чём размечталась, Анка?
-  Очень, Василий  Иваныч, хочется дожить и своими глазами увидеть победный конец!
-  Везёт тебе! Считай, что  дожила.  Запирай блиндаж, покажу.
*****


КУННИЛИНГВИСТИКА               
(Поэма-бурлеск)
   

"Какими языками владеете?"
              (из Анкет)

               
"Solus cum sola, in loco remote,
non cogitabantur orare "Pater Noster"*.
______________________________
* О мужчине и женщине, которые  уединились,
никто не подумает, будто они читают "Отче наш!"(лат.)


          1

Любя языки популяций и рас,
Скопил я солидный словарный запас.
Но совесть имея,
      признаюсь сей миг:
Словами владею -
          в лице прорвы книг.
До новых дверей,
         свежий беженец нищий,
Послал словарей -
        (приблизительно) тыщу.
И трака водитель Бен-Арие Клейнер -
Доставил мне кайф
             А точнее - контейнер.
Кулибин рукастый!
         На рожу - Габен!
Что кантор горластый!..
          Короче - Big Ben.
Кто парня сработал - аид или Russian?
Бен-Моня! -
         Куратор грядущей мамаши:
Подъехал Бен-Моня,
           ермолкой дрожа,
И выполз,
    клаксоня,
           Пахан гаража.
До выводов рано
        Но ясен финал:
За Дона-Жуана
        сей хлопец канал.
Где ни появИтся
         пленительный хахаль,
Летели девицы,
        как мухи на сахар.
(Коль в первой главе -
        спич о полчищах мух, -
Хай сладко живе
        Всенародный Петух!)
Ах, Гойя!
     Любила б такого пирата
Тобой обнажённая
    Маха
        (бхарата!)
Теперь, когда сага
          о Клейнерах спета,
Скажу на бумагу
        За падлу-Анкету.
Товарищ Анкета!
      Вопрос твой не прост:
"Каким языком я владею at first?.."
Какой, извините,
        в словарь не косит -
Свободно на нити
          алмазной висит.
Я вызван Анкетой - как прежде в горком
(А, кстати, каким я-таки языком?..)
Какие в Анкете отмечу я подчерком:
"Лишь со словарём, и вовсю - с переводчиком?"
Какими ворочаю после Ульпана,
Какими - лишь возле второго стакана?..
Какой поутру -
       как анализ мочи,
Какие беру -
      как разведчик в ночи?
Какой не имеет, как тёщин, мослов,
Какой - неразборчивей песни без слов?
Анкета мне, кстати,
                дала сверхидею:
Скорей загибайте,
       чем-таки владею


          2

КОНЕЧНО ЖЕ, РУССКИМ! -
            и хором, и сольно.
К тому ж, за границей - свободно довольно.
Когда я на родине в кляпы дудел,
Свободно я им лишь на кухне владел -
Поскольку чины - при погонах и деле -
Моими словами синхронно владели.
Не понял, друзья,
      в те премилые дни,
Владел ли им я,
      иль владели они?
Впрок - не для испуга -
        вкачу вам перкЕ:
"Язык и супругу
       держи на замке!
Ты их не догонишь,
       храпя на печи,
Ты их проворонишь,
       ослабив ключи -
От тех, кто, любя
      дым соседского плова,
Стоит за себя,
      и - лежит за другого.
Признаюсь вам смело:
      В раскладе таком
Хорошее дело -
      владеть языком.
Родимый язык,
      ты меня береги,
Когда от грозы
      опухают мозги.
Явись мне Кораном,
      Ригведой и Торой,
В краю иностранном -
      толчковой опорой.


          3

КОНЕЧНО, АНГЛИЙСКИМ! -
           Кувалды
              Шекспира
Лупцуют по фалдам
      текущего мира.
Полк леди -
    в двенадцать секунд
                охмурят,
Ведь доллар и фунт -
          лишь на нём говорят.
Вчера в Мангаттане, собравшись обедать,
Решил я с гёрл-френдихой пиццы отведать.
Добрёл до "Пиццунды",
      И что было сил -
С акцентом от Бунда
      поесть попросил.
Сказал, исполняя желудка каприз:
"Абиселе пицца
     Беринг,
     Would you please!*"
Отбрили меня, как тореро - быка:
"Спырва научиться болтать языка!"
Пальнул как из танка,
       прогнав от дверей,
Породистый янки -
       бухарский еврей.
(Пожалуй, я с гёрлой слегка поспешил,
Когда в Мангаттане попиццать решил.)
Готов заявить, на английском горланя:
Престижно владеть языком в Мангаттане!
А также престижно - за кассой сидеть,
Пиццерией  -
      хоть на еврейском! -
              владеть.
_______________________ 
* Макароническая фраза: "Немножко (идиш) пиццы
(всемирн.) дайте (узб.) пожалуйста (англ.)!"


          4

КОНЕЧНО, УЗБЕКСКИМ! -
        Язык Алишера
Для пришлого брата
        стал высшею мерой.
Но я не о том, что сменился карат:
Из старшего в младшие выбился брат…
Страна - ну и ну! -
       спать ей было невмочь,
Пробиться ко дну
       нам спешила помочь,
Чтоб знали свой прах
       и почтеннейший пост:          
Быть в первых рядах,
       замыкающих хвост.
Зато - с Государственным в правой руке -
Я первый джигит во любом кишлаке,
И благословение спляшет
                налой -
Меджнуну, что кашу
       сварганил с Лейлой.
Любимая, мир бы летел кувырком,
Когда бы твоим я владел языком!
Надёжно и прочно
      люблю на века -
Дымящийся, сочный
          шампур языка.
Он - с горочки сани,
     он - компас в лесу -
Во дни испытаний
     - его я сосу.
Учтив я на нём
     как джигит Де-Грие:
"Рахмат!.."
   "Кечарасиз!.."
      "Кутагини йе!"*
Забыв про Рассею
      свихнувшись маленько,
Шепчу колбасе я:
      "Салями алейкум!.."
Услышал я эхо -
     (клянусь на каляме!):
"Нам тут не до смеха
      Маленько б салями!
Пришли нам пока
      О, Америка-ненька! -
Сырьё шашлыка,
      да язЫков маленько!
Но только, смотри-ка -
      не спутай при этом
Языки с Языковым -
      русским поэтом.
Пусть пишет как Бог -
      Как обед сотворить? -
Ведь мы не Боккасса -
      Поэта варить.
Господь Император
      (из Узи б скосить!) -
Любимым народом любил закусить
Допустим, и сварим,
      и в танце закружим:
Кого мы зажарим,
      простите, на ужин?
Ведь эдак - покуда
      goalma.org дойдёт -
Писателей груда
      в кастрюли сойдёт"
К тому же, еда -
      приведённой подобная -
Народу всегда
      была малосъедобная.
И счастью вкусить их дела и тела -
Он предпочитал закусить удила.
___________________________________
* "Спасибо", "Извините", "Соблаговолите откушать фаллос!.." (узб.)


           5

КОНЕЧНО,ЕВРЕЙСКИМ!..
(Хотя, право слово,
Известно, что нет в ПодХашемной такого.)*
Иврит или идиш -
     тут дело другое,
"Евреи ж - как Китеж -
     топить рады гоя,
Раздев и согнув,
     оставляют в кальсонах
Любую страну -
     Черти-жидо-масоны!..".
Кончается мрак -
     как Ильич в своих Горках.
(Где дело - табак,
     там и слово - махорка.)
И удочки в кучу
     швыряет рыбак -
Великий, могучий
     Советский слабак.
Гренады ковать?..
     Век безумия сгинул -
Чтоб НЕ воевать - я все хаты покинул.
Порожний,
     унёс лишь пустой окоём,
Оставив таможне
     проблемы с жильём.
Ушли мы бочком -
     через дырку для пара
Но кто же ответит за новые свары?
То знают - потеха!
     и Бобик, и Брем:
"Евгей, что уехал,
     без наших пгоблем",
Делитесь моим недобитым добром"
(В краю нееврейском - еврейский погром!)
_________________________________________
* Хашем - одно из имён Бога
         
           6

Обут босяком,
     исполняю с портвейном
Любимый макОм:*
      "Lomir Ale in Eynem!"**
Давай хоть теперь своего не упустим -
По рюмке и гейше скорее пропустим,
Давайте смеяться, что доля горька,
Давай штурмовать Эверест языка.
Давайте забудем
     обиды и беды,
Которые людям
     приносят полпреды.
Давайте  в былое
     не станем плевать,
Давайте построим
     бездомным кровать,
И прежде, чем в гневе скандалы месить,
Припомним: язык богом дан - ПРИ-КУ-СИТЬ.
Пусть новые рейсы
      ОВИР не сгубИт,
Утянем за пейсы -
      кто рабство трубит.
Пока мы не рядом Но боже, налей нам
К молитве святой: "Lomir Ale in Eynem!".
Прорвётся плотина,
      и хлынет река -
Шальная путина -
      Язык языка
(Читатель, ты завтра
      готов заявить,
Что надобно автора
      живо словить,
Коль явно влеком
      мановением вражьим,
А те - языком
      его кормят го-вя-жьим,
И, множа свой бзык,
      он освоить готов
Горячий язык
      мартианских котов!..)
_______________________
* Маком (узб.) - классический душеразрушающий напев - силою до катарсиса.
** Еврейская застольная песня: "Давайте дружно прополощем на посошок наши луженые аидише глотки!"


         7

Пройдя через муку,
      узнаю хулу:
Любимая, руку!
      держи пиалу!
В хмельную любовь ничего не берём,
Оставим себя - лишь с одним словарём.
Вскрыв сейфы святых поэтических тайн,
С друзьями я дринкен а-биселе вайн.*
На исповедь к узкому гряну врачу -
С ней, русской - на русском
      вовсю помолчу.
И в Консульство звякну - в отдел срочных виз:
"Как вызвать узбекский шашлык?.. -
      Would you please!"
С Зоилом  болтать -
      это проще всего,
Взгляд будет метать
      стоэтажный арго,
Поможет толмач кавалер де-Грие
Шептать всем Зоилам:
      "Кутагини йе!"
Живи, арго-навт!
   Мавзолей без поста
(Есть тёмные даже у света места.)
_____________________
* Пригублю немного вина (идиш).


          8

Заполнив Анкету, на улицу вышел
Бен-Арие Клейнера - "Вейзмир!"* услышал:
Куда только делся весёлый запал -
В аварию Клейнер с разгона попал!
Командует босс
      Бен послушно внимает,
КОПЫТА передних колёс
      воздымает
Принайтовил фал
      (вот - и тракам везёт!) -
Крутой Буцефал
      с вожделеньем ползёт,
И - как Анжеликин
      Жофрей де Пейрак -
С подъёмом великим
ТРАК
  тракает трак.
В трудах без бивака
      вздуваются шины -
У Клейнера трака,
      у босса машины.
Неясны лишь роли
      по этим атакам:
Его ли Её ли -
      поставили траком?
Хлад, сердце покинь,
      коль скулит у дверей
Срыватель бикинь -
      резвохромый Жофрей.
(Но жаль:
      к эпопеее
         сих траков -
           сношенье
Графьёв -
      не имеет, увы, отношенья).
____________________
* Вопль отчаяния (идиш) - находится между "готыню" и "геволт".


        9

Войду по росе
     в озарение хора -
Мне дороги все
     языки без разбора
Румян и красив -
     как поджаренный в гриле,
Великий, могучий язык суахили.
Согласен с тобою, дружище Раззык:
Велик и могуч и узбекский язык.
Храню я в блокноте алмазы-улики,
Что идиш с ивритом - взаимно велики.
А русский - могуч и совсем без улик
А рядом - грузинский прекрасно велик
Подать кока-колу и порцию виски
Прошу на предельно могучем английском.
Красотке пою на испанском могучем:
«Покрепче целуй меня: "Бесаме мучо!"».
Охотно конфузясь
        с молчуньей Китая,
С ней в Гордиев узел
        язЫки сплетаю.
С японскою гейшей Бен-Мойше гундосит,
И словно Жофрей - тянет клещи к фундоси.*
На хинди великом фехтуя словами,
Общаюсь я с ними,
        а также со Свами.**
Со Свами срубав в ресторане бурду,
Полдня на Урде я брехал на урду.
К Хеопса гробнице тараща стропила,
Молюсь на великую клинопись Нила.
Спущу паруса - до кормы и до нитки -
Увидеть бы только Кумрановы свитки.
Еврейская совесть по-русски чиста:
Я в Новгород ездил - жива береста!
Я рад языкам
        Я от слова балдею
Но только одним в совершенстве владею,
Один в моём сердце не знает границ:
Секретный язык твоих губ и ресниц.
(Признайся, Жофрей:
      тебе тоже знакомы
Любимых, желанных очей -
      идиомы?..)
Коль чаю -
      витает в глуби их тирада,
Мгновенно читаю
      метафору взгляда.
Духмянней Сольвейг
      и нектара Кахетии -
Раскаты бровей
      и ресничек фацеции.
Люблю я твой грех,
      и отпор быстротающий,
И девичий смех -
      в женский перетекающий
Я - словно сержант
      королевы Марго -
Тех губ, что дрожат -
      понимают арго.
И - рифмы грудей И -
      Молчать, остолопы! -
Ведущие
      к Явному
        Тайные
           Тропы
На них мы сведём языки и уста
(Простите мне - тёмные с виду места).
Поймём свой каприз
Лишь друг - другом горя:
Без слов
        И без риз
Да и без словаря.
_____________________
* Фундоси (яп.) - набедренная повязка.
** Свами (хинди) - духовный учитель, наставник.


        10

Когда б в Мангаттане
     вот так объясниться -
Неужто, гортаня,
     сломали бы пиццу?
Неужто еврей,
     добрым словом политый,
Не стал бы скорей -
     Архи-космополитом?


         11

Болтая без толку,
     я дам* заслужил -
Вздохнул, и на полку
     язык положил.
По случаю - Клейнеру надо вручить,
Чтоб лясы помог в мастерской наточить.
Ах, лясы! Струмент безобидной забавы!..
А в целом - пустое:
     ни водки, ни славы.
___________________
* Дам (узб.) - отдых. (А не то, что вы себе вообразили).

    
        12

Плейбои!
    Похоже, затею я скоро
Бороться с собою
    за право сеньора -
Чтоб лечь,
    в объективы упорные глядя,
На фоне
    красиво
      развёрнутой  **я*и -
На ложе - прекрасной,
    в застолье - гудящей,
Как знамя - и красной, и переходящей.
Жофрея ж, реликта -
      лупи кирпичом!..


        13

(I am sorry!..)
     язык тут совсем ни при чём.
А кто же "при чём" -
     кроме жирных котов?..
Готов заявить:
     "Заявить не готов!"


        14

А ВОТ МОЁ ХОББИ -
     (колюсь, не мурыжа):
Любовное лобби
     в кнессете Парижа,
С любимой "Бирлик"*,
     а с друзьями – "Бейтар"
По-карски шашлык -
    (то бишь поданный в car).
И - мат трёхходовый на Пальма Майорка,
И малые губы Большого Нью-Йорка.
(Тут с Пальмою - кризис:
         утопло в воде -
Как Бедная Лиза -
       Богатое "Де"…)
Лакомый кусок
       для друзей  выбирать,
На сотне досок,
       как Каспаров, играть,
Умение - точку
       поставить, где надо,
Взяв в брачную ночку
       губную помаду.
Взять сотню Бастилии.
       Но - бес мне в ребро:
Чтоб досточки были -
       рельефней Монро.
А жёсткий кусок
       мне жевать не с руки,
Заместо досок -
       перейду на станки.
Маленько строгаю
       Но рано кадить:
Ведь Шорт его знает -
       Смогу ль победить?!
В пылу пертурбаций,
       Флажок -
          мой товарищ -
Стоически б клацал
       в цейтнотах флагалищ.
Что б мне повезло
Чтобы стрелкой не прядал.
И - НАТО назло -
       как Советы, не падал.
Люблю:
   Твои паузы Как только сразу
Как волка Мюнхгаузен -
      вывернуть фразу
Имею мечту
      и в дальнейших  строках:
Бельдюгу во рту,
      пристипому - в руках.
Ещё я -
      зловеще люблю простоквашу,
И - белые вещи
      у Чёрного Саши.
Люблю твои позы -
      в нюансах мельчайших,
Как сладкие грёзы
      пропойцев горчайших.
Умел ли у рук ты
      похитить испуг,
Сняв спелые фрукты -
      зелёных подруг?..
Люблю заряжённую визгом пилу,
Люблю холостую секс-бомбу Лейлу.
В гостях - самовар со своею Тулой,
И - месяц медовый с весёлой пчелой.
И - род свой спасать,
      выбираясь из плена,
И - локти кусать
      до седьмого колена
И - свежесть преданья
      И веру в удачу,
И - хлев ожиданья
      До пасхи ишачьей.
Со стилем боренье
     И правду под дых
И слог - с точки зренья
     его запятых.
Люблю, когда мэтры
    садятся на клизму,
Плюя в рожу ветру -
    в лик поцреализма.
И пишут в нарсуд, и
    (Барков, не балуй!) -
Супругам несут
    перед сном соцелуй.
Такому соседству
    ужиться не просто:
Я родом из детства.
    Вы родом - из ГОСТа.
Не вешайте нос-то!
    Есть к мщению средство:
Я родом их ГОСТа
    советского детства.
Люблю ненавидеть
    тщеславие фронта.
Стихи, что Овидий
    слал девочкам с Понта,
И понт, на который берут простаков,
Не тот, где армады плывут моряков.
Ходьбу
   по местам
    славы громкой и ратной.
И Зыкиной стан -
   без минуты прокатный.
Люблю по росе
   попасти порося,
С опаскою на синагогу кося,
И, тяпнув "Сучок",
   мчать в метро, словно шкет
Свиньи пятачок
   запихать в турникет.
(Измазал я китель?
   попал не в струю?
Друзья, не кормите
   кошерным - свинью!)
Люблю,
   дев целуя от пят до бровей,
Под дудку чужую -
   плясать на своей.
Старейшей молодки
   курировать плоть,
Гидравликой плётки -
   горячку пороть.
Люблю, когда скачет
   Негода известная,
А бабки судачат
   про кары небесные.
Люблю, когда пишут
   о Маленькой Вере,
В "Плейбое" открывшей
   Советскую эру.
Теперь не боится
   Советский любой
Оттяпать страницу,
   раздевшись в "Плейбой".
Да жаль, что журнал -
   не базар в Лужниках,
И каждый, кто снял, -
     не пребудет в веках.
Пора бы уменьшить
     разливы скорбей,
Открыв (не для женщин!) -
     рассейский "Плюй-Бей"!
Заводов "Рено"
     уважаю вираж.
В разливе вино, а не Политшалаш
Виват подмастерьям
     заплечных делишек,
И ножкам,
     которым не ведом излишек -
Забраться на плечи,
     готовиться к прениям,
Поскольку весь вечер
     сучат с нетерпением

Читатель, покуда тебя я не мучаю?..
_____________________
* Бирлик (узб.) – единство. А заодно и имя оппозиции, начавшей в конце х  борьбу за народное счастье героической битвой с вредоносно-крупнокалиберным языком "оккупантов", оскверняющим ареал своей инвазии в Туркестане подозрительной лингвой Пушкина.


        15

Послушай про чудо
    по этому случаю
Словил раз Бен-Моня
    (Его не забыл ты?)
Рыбчонку в ладони
    (Никейву Гефилте).*
В соку и красе,
    туком - божья коровка
И Сорок второго шоссе
    фаршировка.
Забудьте про майсы**,
    Бен-Моня в обиде:
Той рыбоньки лайсенс
    он тоже не видел,
И вздрагивал тоже,
    учуяв повидло -
Не лайсенс, похоже,
    ему предъявила,
А нечто -
    повидла послаще и мёда.
(Супруга ль обрыдла?..)
    не чувствуя брода,
Судьбину
    руками Бен-Моня сгубил,
Когда плавниками
    к молодке забил.
Задёрнуты шторы
    развязаны губки
Разбиты заторы,
    и спущены шлюпки
И дымки портов
    улеглися на мель,
И спиннинг готов
    выходить на форель.
Потеют ладони,
    гася маяки.
С красотки Бен-Моня
    срывает крючки,
И - парус на мачте
    и, где-то зверея,
Пытается смачно
    обнять Бом-Брам-Рею.
Вдруг слышит Бен-Моня
    в разгаре движенья:
"Товарищ любовник,
    гони уваженье.
Картину не смажьте
    в напоре таком,
Как спикер - уважьте
    меня языком"
Бен-Моне ль не любы
    пороги восторга,
(И малые губы
    большого Нью-Йорка!),
Присутствие духа
    в разгаре ламбады,
И каждая шлюха
    из Ленинабада,
Истерики
    жён на подушках из пуха -
Тетери,
    оглохшей на среднее ухо?
Бен-Моню колышет -
    куда всё канает:
Как Родина слышит,
    как Родина знает,
На всех парусах
    рад себя он свистать
(В каких небесах
    предстоит пролетать!)
В заветные стоны
    ступил языком,
Он лучше Сталлоне
    с альковом знаком,
Шепнул куда надо -
    лизун и жокей,
Красотке - отрада,
    и Бену - о-кей!
Обряд облизанья,
    что дан Демиургом.
Ах, не наказанье
    евреям и туркам!
Приветствуют петтинг,
    крепя год от года,
Все взрослые дети -
    времён и народов.
Он - в вёдро пригодный,
    в ненастье - резонный,
И международный,
    и демисезонный.
Короче:
    запрос депутатский утешен
Язык-губосос
    у Бен-Мони подвешен.
Амур свои стрелы
    в язык не метал,
Пока он с дебелой
    Дебилой болтал.
Взяла, что хотела?..
    Замолкни, покуда
Я стану Несмело
    про редкое чудо
Поверить в такое,
    друзья, шапито
Со времени Ноя
    не сможет никто!
____________________
* Фаршированная шлюха.
** Майсы (идиш) - пересуды.


       16

Вдруг - стук!
    С расстоянья короче парсека -
Как в Полном Собраньи
    топор древосека -
Раздался
Бен-Моня
    Не рад уж трудам -
Не то что Сталлоне
    Не то что Ван-Дамм
В подкорке смешались
    иконы, и судьи -
Толпою сбежались
    и кони, и люди:
"Апостроф ли простынью просто захлопал,
Апостол ли -
    по столу остолопа?"
Потом разыгралась ужасная ода:
Язык
    (Исполнявший обязанность мёда) -
Проглочен злодейкой,
    пленён повсеместно,
Хотя сверхидейку
    решал с ней совместно -
Когда целовал он её оголтело,
Когда добывал наслажденье из тела -
Из шурфов -
    вдвойне
      путь к которым был крут,
И во глубине
    полных трепета руд,
Где обогащал он - себе на беду -
Радушно отверстую счастью руду.
В раю рудника цокал звонкую оду,
Попутно лаская
    пустую породу
Кто знал, что велик
    ему выпадет тест:
Посажен язык
    под домашний арест,
Блестяще посажен!
    И зря утешать
Товарищу даже
    не просто дышать.
Знавал ту беду
    ветеран Гиппократ,
Зовётся недуг:
    "Арестованный гад".
Что - драма в Вероне!
    Шекспира миры!
Когда у Бен-Мони -
    язык вне игры?!
В таком положеньи
    раз плюнуть - связать
Позор!
   Униженье!
       И - нечем сказать!
Всё как на ладони
    Лингвистик азы:
Беда у Бен-Мони -
    отнялся язык.
Испуг победил,
    поступив оголтело -
Язык угодил
    в инородное тело.
А не из ЦК ль
    ты подослана, баба -
Взяла языка
    по заданью Геншатаба?
Но впору визжать:
    если ворог в руке -
Гуманно ль держать
    на голодном пайке?
Скажи, Гиппократ:
      есть ли шанс на поправку?
Язык не работал на полную ставку,
Его не связать
    и с масонскою ложей,
Он, можно сказать,
    лишь случайный прохожий.
Провалена явка -
    к восторгу всех злящихся
Пропал -
    по заявкам
       и письмам трудящихся
Как Буонапарте
       при Березине -
Увяз Бита карта
    по стука вине.
Вот так и не верь,
    что беду и в ночи
Приносят в закрытую дверь
    стукачи.
Ведь в области дамы,
    забившись в кровать,
Способны себя мы
    и арестовать,
Поскольку редактор
    и вор - разумеют:
Лишь фактор
    внезапности
       силу имеет.
Гиннес
    оторвал бы такое с руками,
Success:*
    Ведь молчунья - с двумя языками!
На камень -
    коса так чудесно нашла:
Четыре часа
    двуязычной была!
Хоть наша подруга -
        в раскладе таком:
Владела, хапуга,
    чужим языком.
Взгляните ж
    на этот сюжет через призму -
ВСЕ - British,
ВСЕ - Руссиш любви к билингвизму.
Отрезать?..
    (Вэйз мир! - Топору наплевать!..),
Иль - через ОВИР
    вновь язык вызывать?
Готовить мужей
    из Содружества Наций -
К сверканью ножей,
    к плацебо ампутаций?..
Как нам отщепенца
    на волю вернуть,
Как невозвращенца
    свободой пырнуть?
Не лучше ль - в воде
    иль - спустив все курки
Чем, чёрт знает где -
    распускать языки?!
Помочь им скорей бы -
    чтоб мир не услышал:
«В пространство Никейвы -
открытое -
       вышел
Бен-Моня!..»
Я - прав? Нет - так сходу отбрей -
Почти космонавт
    Суть - залетный еврей!..
__________________
* Успех (англ.).


        17

Ушли стукачи
    Посмотрите ж, кацо,
Анализ ночи,
    что лежит налицо:
В числителе - тёлка:
    которую тратили,
И - сваленный с толку
    еврей в знаменателе,
А между - начинка,
    красотке - съедобная
Вот в целом - картинка,
    Биг-Маку подобная.
Суровая ролька,
    колюче ежа ты:
В беде, и не только! -
    Вагинавожатый.
Синхронно я плачу,
    бит дамою пик:
Собрался на дачу -
    заехал в тупик!
К тебе я пришёл,
    Михалкова эпоха:
"Скажи: хорошо,
    если кончилось плохо?
Работал. Старался.
    брёл ленинским маршем.
Но вдруг оказался -
    лишь в рыбе и - фаршем"
И снова я - кроха
    И снова смешон:
"Скажи, разве плохо,
    Когда хорошо?"
Кусаю я локоть -
    в раздумьи таком:
Он, может, поцокать
    хотел языком?..
А, может быть, массы
    сзывает мужик,
Коль в колокол мяса
    ударил язык?
Не верится даже:
    Бен-Моня в беде,
Проглочен под стражу
    Увяз в борозде
Башка ходит кругом
    Не время дремать
Нашёл же,
    где плугом
      сверх-зябь подымать!
Эх, подлая рыба!..
    Сто тысяч чертей!..
Аллаху спасибо -
    язык без костей


        18

Уйти с головою
    в такую работу
Приятно и гою,
    и даже в субботу.
А кто-то,
    любя это дело ударно
Готов - за себя
    и за скромного парня.
Я тоже - работник
    Стартую просить:
Меня на субботник -
    Схоти пригласить.
Спеши, дорогая,
    не смазать картину,
Ведь в мире
        любая -
      того же схотина.
Вздыхаю,
    скорбя по кончине порядка:
Видать,  у тебя -
    преотличная хватка.
И виден разбег
    Ах, капканы набыча,
Такая - вовек
    не упустит добычу.
Такой бы - да рост:
    По-Горкомить со смаком!
Тебя бы поставить на Пост,
    а не !*
Есть порох у бабы,
    есть взлёт у орлана:
Мгновенно дала бы!..
    (За месяц три плана).
Раздвинула б детка
    (у нации шири),
Обняв
    (пятилетку - за недочетыре).
Медлительных баб
    тут бы вмиг поприжали,
Тортиллы всегда б
    за неделю рожали.
Вы против, кончено?
    что ж, no passarana -
Великому
    встречному женскому плану!
Эх, зря помешали
    в стране Первомая
Они бы рожали -
    и не зачиная,
Они б выдавали
    и метры, и литры -
Пока поспевает
    Младенец in vitro**,
Запомнила койка
    доктрин упоенье:
Твои Перестройки
    Мои Ускоренья
И жизненность
    самых активных Позиций
Пошедших по БАМам
    В селе и в Столицах.
____________________
* Знак Зодиака в творительном падеже, аппетитный гужевой соратник Лебедя и Щуки.
** In vitro (лат.) - в пробирке.


        19

Кацо в нашем спиче
    уже не поможет
Бен-Моня ей тычет
    на трубку у ложа.
Та всё понимает Белугой ревёт
Но трубку снимает
    и помощь зовёт:
«Большая угроза!..
    Спешите скорее!..
Поймала занозу
    Короче - еврея»
Сирена и шина
    проспекты крушит:
Deux ex machina*
    на помощь спешит.
Забавен ГУЛАГ
    Налетевшие боги
Берут бедолаг
    на пору
       и поноги.
А двух понятых,
    что, виляя, балуют,
Два парня крутых
    грозно в лифчик пакуют
Спасла их бригада -
    Дай бог ей здоровья!
Лия куда надо -
    лекарство коровье.
Наш Бен заливался
    почище Карузо -
Впервой молочка нализался
    от пуза.
Решили задачу -
    почище детанта,
Из ножен горячих
    прогнав оккупанта.
Недуг поразив,
    завершили фиесту -
Язык водрузив
    в первобытное место.
Я ж - мчу в новом гите
    Но - вспыхну на миг:
_____________________
* Deux ex machina (лат.) - Бог из машины.


        20

Друзья, берегите
       отцовский язык!


        21

Девица ж - коварна.
    Отродье Яхны*:
Задержка у парня -
    а ей хоть бы хны.
Ведь вздрогнешь - как глянешь.
    Понятно ежу:
Язык не потянешь -
    как Репин баржу.
Лежит в обороне,
    раздвинув крыла -
Как будто Бен-Моню
    сей миг родила.
Хорошее брутто -
    до сотни кило -
Становится будто
    уже на крыло.
Танцуйте гавот -
    крупный мальчик у вас.
Язык только вот
    в поповине увяз.
(В такие-то годы -
    и так одичать
Закончены роды -
    так можно кричать?)
Виват, Бен-Отец!
    Медицина, ура! -
Ядрёный малец
    поступил на-гора!
____________________
* Яхна (идиш) - ведьма.


        22

Но сердце - не ком:
    нелегко усидеть,
Когда языком
    вдруг приспичит владеть.


        23

Сотрутся все даты
    Но вспомни финально -
Как бойко когда-то
    болтал вагинально.
Как сердцу мигало
    Дыхание Ада,
(И не помогала
    губная помада.)
И как ты орала
   (как в челюстях Рекса!)
Срывая забрала
   орального секса.
Аз, Буки и Веди -
   куда ты ведома,
Чтоб знали соседи,
   что мы уже дома


       24

Хвалю за Контейнер -
    без лжи и подвоха
И всё же вы, Клейнер -
    а гройсэ пройдоха!
Возможно, и грубо -
   (как ноги на плечи), -
Берёза от дуба
   летит недалече.


       25

Вас не огорчу,
    коль, весенней порою,
Я плюс получу,
    если скобки раскрою?
Ведь плюс получили,
    похлопав по попке -
Как только раскрыли
    Гефилтовы скобки
Любители баб!
    в рамках дачи на лапу -
Поставьте хотя б
    эскалоп Эскулапу!
Вы - в творческом раже
    Аж сыплет мука
Они же - на страже
    (порой - языка)


        26

А милые девы -
    Лолиты и дылды,
Задумайтесь:
    где вы сегодня - гефилте?


        27

Вас, взрослые дяди -
    евреи и не,
Прошу, Бога ради,
    сидеть на коне -
Когда вы водитель-
    писатель хороший
И, даже, простите,
    рабочая лошадь.
Я ж - не за медали
    Поймите меня:
Когда вы видали
    Гефилте коня?
Пусть сказка - брехня
    на потребу векам,
Простите меня -
    я пишу мужикам.
(Намёк мой прозрачен -
    налейте маленько
С закускою смачной -
    Салями алейкум!)


        28

Суровый Зоил,
    импотенцию вытаращив,
Поэта б сгноил
    за подобное литрэче.*
Ему б для молодки
    Хотя б для фасона -
Пол-литрэче водки-
    кило закусона!
И -
    в пику хоть мне! -
     тексты не отгрызать,
А - ближе к луне -
    и язык развязать.
Но этот художник
    не тронет палитры
Без ста всевозможных
    вердиктов «Главлитра».
Сгноит, как пиранья -
    никак не иначе -
В Пруду
      Ожиданья
До пасхи ишачьей.
____________________
* Literature (англ.).

 
       29

Закрыты сюжеты
    Закручены гайки
Уснули поэты,
    и девы, и байки
И этот дастан,
    так похожий на кляксу,
Мчит в Барханистан
    по горячему факсу -
В страну, из которой
    исторгнут я вилтом*
Поскольку был Торой
    предельно гефилте.
Малыш, ты велик!
    Вновь влезаю по локоть,
Чтоб чей-то язык
    загорелся поцокать.
И чтоб обретали
    штаны санкюлоты,**
И чтобы глотали
    слюну полиглоты.
Чтоб брови 3оилов,
    сведя переносицы,
Забыли чернила,
    и сейфы, и ножницы.
Вам - Каббала текста,
    места его тёмные,
Гонители секса -
    смурные и томные.
А мне бы - услышать,
    как плещется Рыбка,
Как бродит по крышам
    любимой улыбка,
Когда неодета
    И мною пылает
И микросюжеты
    в мой сон посылает.
С тобой я суров
    и уже спозаранку
Армадою слов
    маскирую молчанку.
И эта попона -
    любовная месса
Из реакционных
    портфелей прогресса.
Язычники мне подсказали сюжет.
Довольны?.. Вполне?..
(мне ж пора на обед.)
____________________
 * Вилт – смертельная болезнь хлопчатника.
** Санкюлоты (франц.) – буквально – без штанов, бедняки, революционеры.


  30

Хоть песня испета,
    но ропщет клавир:
"Отдельно б - котлету
    отдельно - гарнир!.."
Слагаю, что велено,
    бренча на жалейке:
Салями - отдельно.
    Отдельно - Алейкум!
Пусть двинется в путь,
    разбивая оковы -
К какому-нибудь
    юбилею Баркова.
Забавные вести:
    абсурд беспределен -
С тобою мы вместе -
    поскольку раздельно.
И голос твой слышу,
    чернила сутуля -
Ночами На крыше
    во снах карауля

                Нью-Йорк,
                , октябрь.

**********************************

АПОЛОГИЯ ЯМБА

Речь адвоката Хорея Хореева на процессе века «Г-н Пушкин Александр против г-на Четырехстопного Ямба»

Это ж — крах!
Любому  крышка —
Против Пушкина пойти

Но взмолился Ямб-братишка:
"За-щи-ти!..
Стопы мне лобзают плети —
Кровь лупцуя с давних пор
Это — тяти, тяти сети
Притащили приговор

Прискакал я из Европы,
Ямб — Руси себя вручил.
Был о четырёх я стопах,
Но — подсечку получил.
Брат Хорей!
Ведь Судьбы наши —
Дамбы рвать
Слагать пути
От былой любви Папаши -
За-щи-ти!"

"Господа присяжные заседатели! Братец мой — Четырёхстопный Ямб — соблаговолил оказать мне, Четырёхстопному Хорею, превеликую честь — защищать невинно попранные интересы его. Спешу поделиться смятением неподдельным. Солнце Нашей Поэзии — мир праху его и — вечная лета творениям! — внезапной и гневной филиппикой однажды выжгло очи пасомому чаду: "ЧЕТЫРЁХСТОПНЫЙ ЯМБ — ВНЕ ПОЭЗИИ!.. " Но по какому Департаменту прикажете отнести его же, Солнца, опровержения самого себя? Не Пушкин ли сложил и сие величественное здание: "Для берегов Отчизны дальной / Ты покидала край чужой "? А прочие перлы, одетые в ризы ямба?.. Так не сочтите за труд, господа, заслушать посильные мои соображения о братце-Ямбе, кои посчитал я за благо изложить на родном хореическом наречии"

Прочитал Вердикт.
И робко
Притушил галопа съём.
Первача четыре стопки
Скачут на листе моём.
Снова резвый цокот Ямба
Гонит гонит кровь мою —
Правит бал
(Не так ли дамба
Регулирует струю?)
Шепчет Сердце — первый Рабби:
"Цыц — Великий Прах мутить,
Чьи Живительные Хляби
Дамбою не укротить!"
Ямбу* рад — как Пан толстушке
Лью — ну словно дьяк — елей
Выпьем, споря! Где же Пушкин? —
Скерцо с перцем веселей!
Иль, в Элизиуме рея,
Взора к нам не окунёт —
Там хлебнёт меня — Хорея,
И Анапесту плеснёт?
Тень Аи,
Что Дельвиг любит —
Отщипнёт, хваля стишок?
Амфибрахий — и пригубит,
И черкнёт — на посошок?
Брысь, квадрига! Сгинь, толстуха —
Мне вердикта темь ясна:
Для тугого тела Духа —
Ямба грация тесна.
Ямбы берег призывают,
Воздух бьют раскатом грив
(Дамбы Пушкины взрывают,
Раньше дамбы сотворив?..)
Но почто — смекни поди ты —
Порох и глаза — сухи?..

Вне Поэзии — вердикты,
В Ней законны лишь стихи!
Порот Ямб Но папу смачно
Защищают сыновья —
Ямбов Пушкина внебрачных
Гениальная семья.
Дышат вечностью страницы,
Миру — мирро дум струя:
"Вне поэзии б ютиться —
Как Отец и Судия."

Ямб норовисто брыкает
Солнце с неба льёт перо,
И шпицрутеном ласкает
Жаркой ямбочки бедро.
Хлопнув пуншу спозаранок –
(Это ж надо — где добыл!),
Бойких девок-хореянок
Тятя тоже не забыл
____________________
* Ямб — сын нимфы Эхо и бога Пана (греч. миф.)


*****

КАМЮ НА РУССО ЖИД ГO-МОЖО? (Автореферат)

Долгая и жаркая ночь анахоретa перед сдачей кандидатского минимума по Истории Мировой Литературы


"Доверяй тому, что у тебя между ног, и всё будет в порядке".
            Генри Миллер
*
"Он роняет мелодии, будто пишет гениальные фразы. Но движения тазом выходят у него не такие складные, как работа руками" .
            Жорж Санд о Франце Листе

1.

Коротич: когда от долгого чтения Книжника перед Сноу (он же Храпченко) — померк Светлов и стало Чёрный перед Глазковым, я пораскинул Умновым и живо Думбадзе (он же — Наумов), что неплохо бы Лежнев малость Храпченко, пока Смертина меня не Достоевский. От усталости я совсем Клюев Носовым. Вовсю Зевако Бах я на Спинозу, укрылся Тряпкиным, закрыл Глазкова, и сон меня Моруа (Он же — Мориак).
Взошла Луначарский и по-французски подмигивает: "Шер Шелли Фамусов!.."

2.

Коротич: в небе — Солнцев, а я, покинув свой тёплый Хоум, Шагал не по Улицкой Арбату, не сел в Карр, а Шагал по Лескову и Пескову через Гор, прямиком к Бродскому через гиблого Заболоцкого. Не найдя Бродского, снял Штанько и пустился в Плавт к Рощину. Вдруг, Эбботт Моэм косточки, вижу сквозь Мариво: на Бережкове скромно Стоянов с подойником явно Чарская и Сладков роскошная Бабель и Дойль Коровина. Тут я рот Радзинский: Эко Попель! Вот это Бабрий (он же — Генис чистой красоты!.. А я, братцы, ужасно Голодный, верен Жене и давно не Бегун на Левченко (он же — Леви). В смысле — давненько не Пихоя Тудэв, куда надо. Словом, Седов в Бородулина (он же — Бородин), а Бес в Реброву. К тому же — сошлись наши Путята!

Тут я Смеляков сделал к Бабелю широкий Шагинян, и давай её своим Лапиным очень Нежный Гладков (он же — Загладин), Касарес, Щуплов, Ласкин, Щипачёв, Теренций, Помяловский и Щекочихин. В щёчки и Перси я её Киссинджер как янки — аж до Синявский, а затем хитро ей Моргулис и шёпотом Мелвилл ей Тройский речь насчёт Первенцева с ней амурного ТураМол, Усама лично смой Гримм с Рылеева и живо Сыма с пышного Телешова всё, что от Кутюрье: Брики с Кантом, Штанько, Чулков, Юпп, кружевной Лившиц из Клочков, затем — Майкова, Чалмаева, Федр-овую шляпу, Кушак, а Коротич — Тряпкина, а также Кунья Унт с Голенищевым, и останься Голон (он же — Голиков и Голявкин) и Босев и быстро Замойский свои Перси, Жо, Шейнина, Носик, Ушакова и Ножкина в Озерове, пока я тебя страстно Хотимский. Оноре любви и не говорю! Это — во Первенцев!.. Спеши, пока мой Фаллада (он же — де Кок и Кокто) быстро Ростан и достаточно Лонг, вполне Высоцкий Стоянов (он же — Стаут) как Дубов, Коллинз и Стальский (он же — Желязны), сильно Апухтин, а не позорно Жуховицкий как у дремучего Кэролл Лир — не Падерин Ницше или не свалился Набоков, и не Маасик (он же — Смолл), и не Хилл. Словом, не Храпченко и не Тютюнник, а способен и Воскресенская, и Вознесенский, и не Коротич, чем у Казановы. Словом, пока он крепок как Стендаль, Штейн и Тургенев, как говорят и на Востокове, и на Западове про мужскую Сталь. Что Верн — то Верн!..

Тут она и треснула как Сладков Арбузов и, за-Хмелевская, Сигал в мои объятия. Ясно: Губерман — не Дуров! Где Видал такое? В сообщении Тассо (она же — Тэсс?) Но Стасов толку мало Вижу, Радищев-радёхонька капитану Грею. Да и у меня — Прибой. Подобрал-таки к ней Ключевский. За меня будь Спок!

3.

Коротич: Привалов мы не на Глинку, а на Травкина на луговой Стерне — это куда лучше, чем на Капоте у Доджа или у Волгина на Кардано. Я — Верховский, она — Нижник. Достоевский я Фалладу (он же — Членов) из Ширяевца, и когда он, вовсе не Хилл, а Остер, Толстой и Кручёных, жадно Вулис на свет — живо Введенский и Засулич (он же — Сунь) куда надо, чтобы без стука Заходер, Колетт и Проперций от Сю до Сю, Туде и вдоль По! Чисто по Камю-сутре. Аж до Рубцов!.. А какой у неё Нагибин — всё Ницше и Ницше) Какой Пас! Не баба, а — Вирта-лёт! Вот это Харрис (он же — Ибсен!) Аж четыре Раскина подряд! А она мне: "А я Ошо хочу, давать Панова!.." Ошо так Ошо! Бать мои косточки!..

4.

Коротич: Укачин на Славкина! Пошёл тут у нас Весёлый Шпильгаген с взаимным страстным Стоуном во всю Иванов Сперва взял Разгон оральный Секст (он же — Сакс): мне это дело никогда не Приеде — умею Державин свою высокую Маркес (он же Маркиш). Шишков-то будь здоров, не Маасик, не Мальро, а — Божидар. Да и Тётка давно Поспелов, хоть и Целищев и Новиков. Достал я Бабелю сначала Додэ, а потом аж до Маткаримова — даром что от страсти у Кобылина начался сезонный Гончаров! Тётка ужасно Запаренко, но дико Обрадович: ей лишь бы совершить По-ловое Сноу-Шейнин, в смысле — Полевой д-Актиль, Случевский, Харитон, Хармс, Жариков, Надира,
Соснора, Засодимский, Драч (он же — Проперций). Но по мне — Шота, что эта. Низами-нимых нет!.. Это же Брет (он же — Брэдбери), это же Диккенс какой-то! Театр Апт-сурда!
Коротич: до вечернего Зорина я свою зазнобу Хейердал: кровь-то, слава Бо, в жилах у Буланова Кони вовсю Бурлюк (он же — Бурлацкий). А конфетку — попробуй Олбери! Пустился Кони в Карре. Чисто Твист! Да и дело Благоев Так мы с ней и Поволяев от души, пока Шторм не перешёл в Штильмарк и стал Кроткий. Жарко — как Братская Гессе — мы Горелик с нею — аж до Золя. Сплошной ля-Мур! А что: Гиляй пока Младенов, а не Стариков и Дедков. Причём, с Младенов Задорновым. Сразу поймёшь — Камю на Руссо Жид Го-Можо, если ты Кинг или Кумок Королькову!

5.

Но тут она — в Слёзкина в три Ручьёва: "Большое Мерсье вам! Гроссман спасибо за уважение, но мне, увы, дороги были мои Целищев и Честерфильд, которые вы у меня Боровский. Вы, сударь, ко мне Домогацкий и Приставкин как болотная Пиаф."
"Ни Зульфия себе! — думаю. Эх, не Павезе так не Павезе! Горин ты моё Эти её обидные Словацкий для меня прямо как Борн кислота в Похлёбкине, или Вудка без закуски. Удар ниже Поцюса. Горький мне стало: "Сама, говорю, виновата, Гнедич ты Кобылина! С Жириновского бесишься. Нечего было вызывающе Драч Подольский и сходу Данько первому встречному. Выпятила, понимаешь, Поповкина (он же — Поповский), вот я и goalma.org мой Голодный Херасков (он же — Бегун) Радун (он же — Обрадович) всему, что у тебя Шевелёва. А у тебя, кстати, из Вулф и из Занд-ницы — сплошные, пардон, Пукк, Ветров, Клопшток, Блох, Урин и Регул с кровавым Ювеналом (они же — Белль и Белинский). Так и прут из твоего бездонного Вульфа и Мандельштама. Ты, часом, Сеф не подцепила? А — Шанкар? Хотя бы Мазох сделала, ну ты и не-Ряшенцев! И рот у тебя — Щербаков, мурлым-Марло. Горин ты моё" Тут она на Травкина и Валишевский. "Зови, — кричит, — Доктороу! У меня Герцен останавливается." Ни Хайям себе! Полный Бенцони! Опять судьба схватила Захер и Маккалоу меня в дерьмо. Ой, Тойнби ещё будет. Гари всё Огневым!

6.

А вокруг — лепота! Красавкин фауна из разного Зверева, Рыбакова и Травкина: и Зайцев, и Гиббон, и Воробьёв, и Курочкин, и Дрозд, и Лебединский, и Шмелёв, и Козлов, и Слоним, и Кузнецов, и Галкин, и Соболь, и Жуков (он же — Жуковский), и Бобров, и Орлов, и Соловьёв, и Мошковская, и Червинский, и  Бакланов, и Соколов, и Воронов, и Гусев, и Ершов, и Карпов, и Лосев, и Волков впереди Волкогонова, и Сурков, и Муравьёв, и гроза шерсти —  Мольер!..  От   птиц — сплошная Цвирка. Словом, обретённый Райнис! КАМЮнизм! Хоть пляши и Брянцев Кастанедами Но я-то чую, что с этой Тёткой не буду Богат, а получу от кредиторов как никогда Крупин Билль-Белоцерковский на пару Сотник Франко, Рэ, Йен, Маркесов, Крон или израильских Шекли. Крупный выходит Цыферов: придётся брать Грант в Бонке. Пропаду ни за Грин, да и служебному Росту пришёл Конецкий: был Суворов, Юнг,
Старшинов, потом Майоров, но теперь прощай жезл Маршака — Манн небесная! Сыпанули мне Перец в Ануй - прямиком в Задэ. Горит Огневым, а чем прикажете Гашек этот Жариков? Вопрос — Пруст как правда

7.

Гоббс—стоп! Тут она, Сукачёва, весьма Лихачёв Свистунов, и в один Мигель откуда ни возьмись быстро Приходько, чтобы со мной Воейков, вся её родня — огромная Масс (он же — Кампанелла), нерушимый Блок, весь Табун: Батюшков (он же — Батеньков, Папюс и Бать), Мати (они же — Мамлин и Мамин-Сибиряк), Кумок, Кумач, Дедков, Тётка Товарищи по Хорунжию. Все — Злобин Косински. Все — сплошные Боксер, а Мэрдок как у Рембо. И у каждого на лбу предупреждение: "Во Дворжецком — Злобин Собакин!". Взяли меня, ой Плятт! - в Кольцова и давай Крылов трёхэтажными Маториным и Битов до Смертиной. Чуев тут Моэм сердце: решили они с законным Оденом на Арест (он же — Аристотель) через желдор Пиррон отправить меня по Шпаликову в Лагерлеф и Засодимский в архипелаг Гулак-Артемовский, чтобы усадить на Желязны Наровчатов за Толстого Решетова. Похоже, вволю Нострадамус я от них. Кристи на них нет! Вот это Полонский! Незавидная Ю-Дольд Низко же я Падерин. Похоже, пора Рытхеу себе глубокий Ямпольский для Могилевский и объявлять трёхдневный Трауберг
Тут я выкинул белый Флакк и всерьёз Трухановский, стал Седых, и у меня Слёзкины потекли Ручьевым. "За что вы меня так, Парни! Я же не Грах народа, не Скотт! Люди, Ау-эзов!"
Вдруг её Батюшков быстро Досталь из кармана многозарядный Вальтер, а за ним — Танк, Руже, и Пушкина. Совсе дело Шварц! Неужели, Прибытков мой Конецкий (она же — Капутикян) и пора скоропостижно Померанцев? Рано же я Лазутин на Рожнова и Даль Дрозда. Боголюбов — Шельмуфского метит!
И тут Бать в упор Стрелянный в меня разрывными Пулитцерами, чтобы отправить в Дантов Адлер на чёрном Воронкове. Строчил он как Зингер, но, к счастью, без Толкиена: три пули ушли в Тевье-молочника. Промазал, Слепцов и Косых! Совсем не Метченко Но сколько в нём Злобина! Аж Бурлюк, аж Кипиани! Но обошлось даже без Фофанов
Коротич: разожгли они затем Костров, чтобы в его Огневе-Смолич и Ожегов мою Кожинову. Не вышло! Пробовали они Убилава меня и намыленным Петльованным. Пытались и Дефо-лиацией. Чуть не стал Косых на Леви Глазкова А Дедков подзуживает Батюшкова: "А ну-ка Апдайк его кипятком. Cунь Перро под Реброву!" Но Спасский я и от Сучкова, который остро Колет.
Стоило ли им огород Гароди, да Тацит на меня Зубова, если у них голова не Варела? Ну и бандиты!.. Налетели как Кочетов на Плетнёва. Гребневым (он же — Чубайс) трясут, Крыловым бьют, а Клюевым больно Лупан по темечку. А Гулак у каждого — пудовый!.. Я бы их за это Палкиным или Прутом (он же — Прутков) хорошенько Эбаноидзе (он же — Трахтенберг и Бах) по Головенченко, и —  на Крюк, или Распэ их на Крестовском или посадил на Островой Коллоди (он же — Коллинз). Что-то одно: Ли Бo —  Ли Бо Узнали бы — По-чём фунт Лиханова. Не надо Хамид, Парни! Я вам не Фрайерман!
Коротич: я живо им объясняю, что она мне вполне добровольно Данте (он же — Данько). Но Стариков Каргапольский вопит: "А кто её затащил в двуспальную Пестель и Ставский Ракшей (он же — Нагибин) — лбом в Тополя, а потом и в Каменского? В наше время не было, чтобы Шпильгаген и Харрис не спереди, а — Саади! " Тут уже все зашумели: "Мы тебе Неверов (он же — не-Вергелис). Ты — Лиходеев и всем нам беззастенчиво Солженицын. Тебе Кнут нужен. И — Коваль, как Прометею. Конецкий тебе Привалов и Прибытков! Лебединская песня! Отделим тебе Голованевский от Шейнина — и Гораций с плеч!" Словом, третья мировая Войнич. Вот те Клейст. Такой, понимаешь, Айни наслушался
А Батюшков её — Сорокиным Верещагин и, словно Мильтон из околотка, приговор читает: "Смертина тебе милый Друк Друце (он же — Кацов). Ах ты, Жид Пархомовский! Это ведь твой горячий Семенихин — и Лейс, и Стеклов в её девичье Телешов. Это ты надругался над её девственной Вагиф, и Ломидзе (он же — Рушди и Ламарк) деве Целищев (она же — Плевако), и теперь она явно слегка Пузанов (он же — Брем) от тебя и Несин Младенов от твоих Каплер, а не за Горацием и Рождественский (они же — Родионов, Родосский и Роден). Будет не до Смехова, если она Родари горластого Лялько от Тиберия. Тебе и Смертиной мало! Думаешь, Недогонов тебя наша суровая Карамзин! Напустим Мор на тебя!" — и кажут, как на фиесте, на Быкова: "Торо!.. Topo!.." Короче — Бойко мозги Эбботт
Весьма Странник Мысливчик у этого дремучего Хамзы. Этот Шагинян их явно не Красильников. Антисемиты! Выходит, опять — "Бейль Жида — Спасский Руссо?.." Не надоел стране Бек в мешке?
— Шолом, — говорю, — Алейхем! — Астафьев-ка меня в покое! Что Буало — то Буэло Но я и мой Поцюс, по правде, её Любимов. Весь её Телешов. И Ножкина, и Глазкова (он же — Зенкевич), и Кожинова, Спинозу и Крупскую (он же — Крупин), и Рылеева, (он же — Рыльский) и Носова Я хоть и Бедный, но — Щедрин, и моей Кохановской завтра же Дарвин (он же Даррелл) к свадьбе и Жемчужников, и Алмазов, и Золотинский, и Рубину (он же — Рубинов) и букет Цветаевой, а на её нежную Шейнину одену нитку Коралли Буссенар. Расколюсь по Слуцкий торжества! И это — только Основьяненко Будет и вам жирный Наварро (она же — Наваррская)! Разве мало за один Случевский, (он же — Пихоя), да ещё наспех? Я же готов официально Свифт с ней гнездо, а не аки Татищев в нощи. Будем ещё дружить Дюма-ми!..

8.

Коротич: Голиков, как известно, Хитрово на Думбадзе. Вот я и завопил Благоев Матвеевой: "Погодин Стрелянный в меня! Спрячьте Танк и Пушкина, завязывай Стрелкову! Посудите, Парни, сами: не Ананьевым (он же — Сухорученко) нам с горячо Любимовой заниматься на Старостине лет! Или нам в Монахова — Писемский! Кто вы, Парни! Руссо (он же — Руставели) или Герман, Булгарин, Греч, Цыгановы, Евреиновы (он же — Жид)?.. Что за Лажечников! Да и что вы тут Визель своими бесстыжими Зенкевичами-Глазковыми? Какие же вы тёмные не-Вежиновы! Вот вы её Державин за Ножкина? Кто Маяковского держал? Верн говорю? То-то Ну и Рудаки же вы! У нас Секста нет — одна любовь!. Давно бы Даль от вас Драпкина и Стрекача — вовек бы меня Недогонов, никто бы до меня не Успенский Дабижа. С кем Сфорим на сто Гринов? Впрочем, Ги Де у вас сто — вряд ли имеете больше Тэна, Твена (он же — Цвейг), или Драйзера. Да и те —  в позорных Рублёвых и надёжно спрятаны в Стальский Сефе".
Батюшков, тряся от смеха Бородиным и не заходя в тёплый Сартр, аж Уссаев и Поссе в Штанько. А после Саккаки — начал Весёлый Шоу со своей Бабаевской! "Нечего было Кассас её своими Лапиньш! Разве ты Незнанский это, когда Волошин её в Кусто?.."
И давай снова Поливанов меня отборной Матвеевой —   аж весь стал Багрицкий (они же Розов и Красный): женись, мол, дворовый Собакин (он же — Барбюс)!

9.

Коротич: Эразм крепчал. Зря я Надеин, что они Верченко моему честному Словину. Вот Приставкин — как Клейст! Выходит, моя Тётка со всеми Ширяевец, а я — женись?!. Не Солон хлебавши? Нашли Шраера (он же — Фраерман)! Остановитесь! — кричу напоследок. — Я же — Евреинов, а она — аж Руссо! Или — Украинка, или Немцов, или Франс, или Американец, или Поляков, или Грекова (они же — Греч и Грек), или лихой Козак — Казаков, или — угрюмый Финн, или мятежный Чехов-Словацкий. Эх, Стенька Расин! Выдь на Волгина — чей Стоун раздаётся?.. На Брайтоне все — Раши!..
— Чем докажешь, что ты Жид Ашкенази, или на худой конец — Сеф-Ардов? Разве Фалладу тебе в детстве Соммерсет-Моэм не Резниченко (они же — Резник, Резниковский и Срезневский)? Был ли заметный глазу Сократ Фаллады в области Головко? А ну-ка, живо Достоевский из Штанько спорный вопрос и Казанцев свой Поцюс всем!.. — как Батюшков Римский при восшествии на святой Тронский!
Такой вышел Конфуций. А нам — Сирано!..
Коротич: стал тут я совсем Смеляков и отважно Паперный на них — ну прямо Буровой и Слонимом. Возьми тут и Брянцев этому Гандону и Поцюсу Батюшкову: "Да Псёлл ты отсюда вон! Катулл-ка ты от двух Барто в угол! Да и Шолохов бы ты в Поповкина и Задэ! Кому мозги Ибаньес? Плевако и Чхеидзе я, Парни, на всех вас в розницу и Аптом с Высоцкого Тополя (они же — Вербов, Дубов, Виноградов и Соснора) — как верблюд в Урнов. Все вы моржовые Поцхишвили. Не с Мей меня Лапиньш! Шелли бы вы в Сад! Я и не таких Фраерманов Визель на своём веку". И добавил: "Я ведь, Парни, не токмо гетеросексуал, а ещё и Голубев (они же — Гомо Жо, Гома, Гейне, Гейко и Гейченко) —  Распутин до предела. Пассивный Пиндар, словом".
Но этот Орач снова явил миру свой некошерный Цюй и обильной Мочо - Пассар (он же — Пассос) прямиком в Урнов и звонко Смехов: "БРЕХТня у тебя выходит, Плутарх!" Анекдот твой — с Бородулиным. Художественный Свистунов. Да и Камю ты пытаешься Солженицын?"
А Баббеф моя тем временем Верченко (он же — Вертинский) как на Сковороде или Огневе — прямо Вознесенский в Райнис. Не мудрено: я не могу Любимов и Владимов сочным Бабелем Абэ как. Не мой это Стиль (она же Стилл). В огне Бродского нет. От Добролюбова Добронравого не ищут. Ни на Югове, ни на Северцеве (он же —  Северянин), ни на Западове, ни на Востокове. Да и на Языкова я весьма Остер.
Батюшков — ей: "Съешь Лимонова, хоть он и
Горький, а не Сахарнов!" Она матерно отрезала: «А Нахуцришвили это мне?»
Бедная Лиза: от такого Горького она бы Сигал не в Старков и заросший тиной Прудон, а в свежий Новопрудский.
Батюшков — мне: "Пора и Чейз знать А ну быстро Платон (он же — Платов) ей за всё!"
Но и я не так Пруст: "Да у меня, братцы, Николаева, ни Дворецкий. Я — Голиков как Соколов. Гольдони перекатный. Зри в Корнель (он же — Корней)! Я же абсолютно Ницше — без Рублёва в Сундукяне! Видать, не по Сенкевичу Шапошников"
Но тут я глянул на свою Бабаджан, и вижу: хорошо с ней будет и в Рощине, и на Пескове, и на снопе Сенеки, и в Шатрове, и на Тополе, и на Луговском. Майн Герцен мне не Солженицын, я сердечку свято Верлен. Да и своя Галеви есть на плечах.
Я вам не Князев Мышкин из романа "Элиот" Достоевского! Эх, если Гор не идёт к Магомедову
Кричу: "Веди, Батюшков, в Храмов (он же —
Регистан) к Попову (он же — Мулладжанов)! Зови Шаферана, выписывай с Тибета Галлай-ламу, ибо клянусь Апостолом и Серафимовичем — женюсь! Звони Крон-принцу и веди нас, Поп, к Налоеву — пора Обручев! Давай вечное Перро — будем Катаев (они же — Писемский, Райт, Катон, Катулл и Катков) брачный Письменный контракт! И обменяемся Золотусским Кольцовым. Надеин, теперь мы — Квитко? Хочу с моей Бабур законно Житинский Полевой жизнью. Миру — Мирзаев, Конецкий — Войновичу] Мир — Хижняку, Войнич — Дворецкому! Забудем про баев, и Проханов и будем тихо Aрдов-аться жизни. Ле-Хайям!.."



Херасков мне в Роттердамский! Вот так, под Скриб Перро, и вошёл я в Роллан жениха. Как последний Манн да вошка. Выдавил я из себя Рабле по Каплеру. А заодно — Рабиновича и Рабиндраната. Это раньше я был Немченко (он же — Мовчан!), а теперь — Орач. Ликуй, Израиль — дуй, раввин, в Шафаревича! А ты, скука, Пшавела прочь в Даль!
Слыша это, Батюшков так и Брик на Песков и не Шевелёва. Причём, от него Вовси Несин густым Потье и Фукидидом. Сплошное Андрэ от кутюрье Зайцева. Ничего, Горбатова Могилевский исправит. Будет Житков! Как Гиппократ говорю. Но анализ Калинина и Мачавариани не повредит: надо исключить основные болезни: Осповат, Холендру, Ракшу. Мужик он крепкий — из Бальзака. Булат, словом!



Коротич: не хмурьте Челлини! Замятин я скандал, и закатили мы Пиранделло (он же — Пирон) на весь Миртемир (он же — Мирный), удобно Сеф на Стуловский в Кабакове. Гулям так Гулям! Что-то стало Солодарь!.. Из Сервантеса быстро Ставский на стол бездонный Прудон Киреева: Винокуров — Ручьевым так и Льоса, сплошной Потоцкий Бурлюк. Веселись, Бомонт — ещё не Флетчер!
Хорошо сидеть в Кабакове и Пьюзо всей Кампанеллой. Рисовая японская Саккетти — Ручьевым Льоса в стаканы из керамического Видрашку от Гончара. А заодно каждый Лиль в стакан и нашу крепкую рашен-Вудка и Ваксберг — весь набор: Старков, Аракел, Брагинский, Смирнов (он же — белый Киршон), Гамзатов, Вишневский — море Вайнера! Вот это Кирсанов (он же — Кириевский), вот это Пильняк (они же — Бухараев, Наливкин и Алкей)!
Не иссякай, Чарквиани! Кир Льоса, а мы его в рюмки Лем и Лем Про чай и Прокофьев тоже не забыли. И они не Исикава. Выпили целый Дон, а может, и Нилов плюс Озеров Рицос. Батюшков, Мати, Дедков и Кумок были в Эзопа пь-Яны: спиртного они Лакло аж до Бялый горячки. Видать, допустили Сучкова (он же — Ершов), а в итоге — до утра в унитаз — Блаватская. Пришлось дать каждому Асприн. Эко развезло!..
Но было и что вкусно Ельцин: Омар, Перец, Шишков, Коркия от Караваевой, любой Грибачёв для Грибоедовых — Боровик и Лисичкин, затем — Груздев Виноградова, немецкий Бэкон, чугунный Казанцев украинского Борщаговского, российский Сырокомский, каспийская Чёрный Икрами, Салман, Гоголь-табака, Ушинская с Перцовым, Лавровым и пахучим Куусом Бородина Хлебникова. Далее — Гусев и Бакланов горячего Коптяева, а Баранов — Холодного. Затем — картофель Фриш, рыба-Китс в томате, свежий Пастернак, Лукиан (он же — зелёный Лукницкий и Лукиан-порей). Затем Кулиш, и под конец — заливная Рыбас-Фиш из Карпова, а не из Сига. Разумеется, торт "Пьянов-Вишня", Коржаков (он же — Корш) и душистая Молина к чаю. Ясно, от Медведева не просто мёд, а — Архимед! От такого меню можно Писемский Кривиным! Шамиссо и Чавчавадзе — что надо для Голодного: на любой взыскательный Куус.



Коротич: Во! Но мясо не кошерное, а — Трееф, любой Куусбург — Трееф. Только это слегка и Шугаев нам Кафку. Зато все Живаго и Чавчавадзе аж до Рыгор и до Блие, затягиваясь "Кентом".
Под конец — тост тамады Кравчинского: "Ле-Хайям!" А после Похлёбкина для Пущина Веселовского весь Бомонт отличился: каждый с Грехэм пополам сплясал танец с Кастанедами, отстучал на Барабаше или дунул в Сакс и весьма Лихачёв Збанацкий на Баяндур-трёхрядке. Хором спели: "Не слышны в Саади (он же — Садовяну) даже Шорохов" И — "Стерн да Стерн кругом"
Эх, и хорош же был Хруцкий солёный Пикуль к Вудке! Давно так не Гавел! Славный вышел Ленч. Тут — ешь, а Тампей! И по Уссаеву текло, и в Роттердамского попало. А вы сами-то разве Межелайтис утречком стакашек Островского Расула от Пикуля после ковша Брагинского, который вы на Троицкого (он же — Троцкий) вволю Пиляр накануне? Особля, если заодно намяли Нежный Боккаччо целому Драйзеру клёвых Бабелей системы Тётка, которые потом добровольно и страстно Адалис вам Ракшей, Стояновым или на худой конец — Лежневым?..



Важная Ремарк: Авторханов этого моего Храпченко перед экзаменом — бодряк Бессон. Ну и Ржевская! А вам — не Веселовский? Ну и Шуф с вами! Здоровеньки Булычёв!
(P.S.: @ копи-Райт имеется, так что Воровский — исключён!)
***************************************

    ЗАГАДКИ ДЛЯ ХИТРОГО ЭДИПА

1.   Чем отличается лав-стори от лав с виги?
2.   Почём фунт килограмма?
3.   Стоит ли бить тревогу коваными сапогами?
4.   Можно ли держать зло на сберкнижке?
5.   Поможет ли Кривая вывезти отходы  производства?
6.   Можно ли потрясти воображение любителей  оперы толстой мошной?
7.   Приведите пример политической корректности убийцы.
8.   Есть ли будущее у смертельного номера?
9.   Есть ли предел отсутствию наличия?
  Кто стоит на страже важных неохраняемых объектов?
  Со всяким ли поваром можно сварить кашу?
12   Кот какой породы успешнее съел собаку на мышах?
  Можно ли цинично надругаться над мерзавцем?
  Можно ли пить мёд устами немого?
15   Знает ли болтун тайну хранения словоохотливости?
  Верно ли, что лежачего не бьют в колокол?
17   Каков курс флагманского корабля на Межбанковской валютной бирже?
  Можно ли в капусте найти доллары?
  Комфортно ли валять дурака в дёгте с перьями?
  Знает ли Минздрав об опасности курения фимиама?
  Умеет ли моль щедро тратить деньги?
  Можно ли выть на обратную сторону Луны?
  Следует ли законодателю, наложив табу, тянуть рукоять сливного бачка?
  Как вручить победный кубок - Сороконожке?
  Как симулировать притворство?
  Можно ли склонить к сожительству несгибаемую большевичку?
  Когда   смертельный недуг становится здоровым стимулом?
  Можно  ли обрести первую любовь со второй  попытки?
  Как получить громкое общественное   признание недееспособным?
  Приведите пример отходов производства в старшие офицеры.
  Поможет ли окулист - косой сажени в плечах?
  Кто в Бермудском треугольнике играет роль обманутой жены Посейдона?
  Верно ли, что между тайными любовниками и стенами Иерихона общее то, что они
     зело не любят лишнего шума?
  Почём опиум для ненавидящего наркотики?
  Может ли река забвения Лета быть - Многая?..
*****


СБОРНАЯ АФОРИЗМОВ и примкнувших к ним


С  ПОРТ — В МАССЫ!

Адама хлебом не корми — дай попотеть ни за понюшку изгнания из Рая.

Богатырю злодея прищучить — что две палицы обмочить.

Буриданов asshole.

Блудливая   жена  говорит  одно,   а  делает   —   с другими.

Basic instinct Скалозуба — инстинкт продолжения рода войск.

Влагалище — удачная конверсия ножен.

"Витязь на Распутине" (изополотно в гей-баре).

Главная нота в сексе — "до", в экономике — "рэ", в кулинарии — соль", в вертолётостроении — "ми".

Девиз блудодея: "С порт — в массы!"

Дизайнеру вдвойне приятно то и дело со вкусом оформлять отношения с дамой.

Добровольная радостная аскеза — продукт слома в программе физиологии души.

Дом — властитель дум дам.

Для блудодея нет ничего медвянее чужого дёгтя.

Для   показухи  застёгивается   на   все   пуговицы только стриптизёрша.

Если благопристойная кобыла не станет вилять хвостом, он-то и будет сверхнадёжным поясом верности, обогнуть который не по жеребцу.

Казанова — цепной пёс свободы от поводка.

Лилипуты в рост не берут.

Мачо только и делает, что сокрушённо расписывается в собственном бессилии  воздержаться от очередной амурной авантюры.

Молодёжная клубная тусовка — "наука в пабе ж дать".

Мужчина отличается от дилдо не только наличием счёта в банке.

Обладать   женой — значит, в худшем случае, обладать ещё одной недвижимостью.

От Золотых Рыбок Старики всегда возвращаются на карги своя.

Потерпев серию неудач, она объявила что лимит её терпениса исчерпан.

Пламенного геометра по-настоящему способны разволновать лишь широко раздвинутые ножки циркуля.

Президент, объятый страстью нежной, круглосуточно озабочен бурным развитием экомоники отечества.

Разные расстояния разделяют участников пары, где один влюблён, а второй — равнодушен.

Ржевский: "С кантала — не оберёшься!.."

Ретроактивным бывает и педераст.

"С дам — в аренду. Недорого. Альфонс."

Такие редкие экземпляры, как Гобсек и Башмачкин, не валяются на дорогих.

Ценность месторождения и вагины определяется глубиной залегания.

Чтобы молниеносно стать златоустом, займитесь пассивным оральным сексом с Мидасом.

Эрекция — из неопасных болезней роста.

Чтобы застукать Кувалду с Молотком, увы, мало быть Киянкой.

Эксклюзивный гомосексуалист — прежде  всего высокий професси-аnal.


СОЛИСТЫ МИМАНСА

Архитектора подпирает построенное им.

Бандит бандиту — седьмая вода на кистене.

Взятка безнравственна уже потому, что ею нередко покупается несвобода.

Везунчик уже в первой попытке сходу получает шанс испытать судьбу ещё раз.

Возрастные изменения безразличны только трупу.

Всепогодным бывает только покойник.

Взлётное достижение Глупости — в нашей благодушной готовности распахнуть объятья зело нашкодившим, и потому лишь на мгновение съёжившимся Тискам.

Горе-аналитикам, скачущим по теме галопом, не поможет и приказ спешиться.

Гиперобидчивость  —  прерогатива патологически неблагодарных.

Голодной рыбе любой червячок — клёвый.

Гнев развязывает руки даже тому, у кого их нет.

Голубей корми — небом.

Гурман: "Яйца всмятку — это круто!.."

Для успешной карьеры юному политику необходимо быть не только верноподданным, но и верно поданым.

Для начинающего провидца главное — вовремя понять, что пора попытаться пораскинуть мозгами.

Да не отсохнет рука дарящего протезы!

Дураку закон не суров.

Дело сейсмографа — рутинно работать, а вовсе не испытывать потрясения.

Если вы хотите большей гармонии и справедливости миру — ещё решительнее защищайте лично свои интересы.

Если бы вам не нравился тот, кто вам постоянно активно не по душе, вы бы и вовсе не знали о его существовании.

Законопослушный, даже собравшись бить баклуши,   не превышает пределы необходимой лени.

Зайцу не по зубам челюсть волка.

Интеллект    куколок-дамочек    впору    измерять величиною Барби-Q, а не IQ.

Индивидуалист, исповедующий пресловутую формулу Луи, полагает, что государство — это личное местоимение.

И в домашней собачонке жива такса по родине.

Иного    правдолюбца   отличает его активная жизненная позиция — в очереди на социальное пособие.

Иная правда колет глаза хорошо заточенной ложью.

Иной штиль — уже стихия.

И мизантропия — род связи с общественностью.

Индифферентный тоже принимает участие в революции — в форме жертвы её.

Ключ не объявляют диктатором лишь потому, что он только и творит, что закручивает гайки.

Клёвая жизнь плоха только для рыбы.

Контрфорс только тем и хорош, что — упорствует.

Кабина   бульдозера   —   последнее   прибежище обитателя разрушенной им хижины.

Кто не снами, тот — бессонницей!..

Каждая секунда с нетерпением ждёт своего часа.

Когда сушит обида, стрингуляционная борозда остаётся на сердце.

Легче всего привязать к себе — сожжением верёвки.

Лежачий камень наращивает лишь отёчность.

Лгут, чтобы позже лгать уже и о желании защитить от боли, которую несёт правда.

Ложь и предательство всегда больше того минимума, на который вы заранее радушно рассчитывали.

Ленинский Совнарком — Правительство Народного до-Берия.

Миксеру трудно не помешаться.

Мало радости в знакомстве накоротке с собственной памятью.

Мим громко заявляет о себе виртуозным молчанием.

Мои связи с социумом — и есть мой Павлик-Рилейшен.

Мгновения, когда мы ведём себя по-свински — это и есть Час PIG.

Многообещающим вполне может статься и немой.

Не всё то фельдмаршал Паулюс, что угодило в котёл.

Не суйте нос в чужие ноздри!

Непревзойдённая доблесть древнееврейского героя Онана — завидное самообладание.

Не радуйся, когда в твою голову внезапно приходит мысль. Просто у неё не было оснований вбегать.

Непобедим лишь заведомо готовый проигрывать.

Не всякий еврей — копи царя Соломона, но всякий — рудокоп мудрости его.

Неумеренность и жадность побуждала едва ли не каждого хоть однажды в сердце своём согласиться стать душепродавцем-Фаустусом.

Недопустимый предел глупости и недальновидности — уйти из жизни безвестным, лёжа на толстом матрасе, набитом алмазами потенциальной славы, которую вы не пожелали либо не сумели вовремя выставить беспроигрышным лотом на Аукционе Бессмертия.

Нередко в рамках спешной ликвидации своих профессиональных огрехов ваш недотёпа-хирург станет раз за разом радушно резать последствия своих ошибок, а по инерции — и ваш гроб тоже.

Нередко стена молчания воздвигается из кирпичиков чьих-то воплей.

Не терять собственного лица должна уметь и задница.

Ничто так не уязвляет, как однажды обнаруженное нами чьё-то нежелание обидеть нас.

Навязчивость близких вынуждает нас упрямо грызть гранит докуки.

Ничтожество — это без пяти минут секунда…

Не всякий обладатель пещерной психологии спелеолог.

На то он и нож, чтобы примазываться к будущему бутерброду.

Нет предела готовности ограничивать себя.

Нужны ли тебе пресловутые 15 минут славы, если ты — Час, Сутки или аж Год?

Наличие врагов прекрасно уже тем, что стоит усилий выжить и в безысходной ситуации, дабы доставить супостатам досаду — своей непотопляемостью.

Опустошённая бутылка соображает за троих.

Основным массовым движением является Одиночество.

Обжоры слабы на переедок.

Орлом взмывает герой, а не монета.

Обезьяна во власти способна лишь на сплошную приматизацию.

Предателей всегда и всюду - хоть Брут пруди.

Плохой водитель — ездарен.

По походке легче всего узнать не безногого, а безголового.

Поступки Хама - и есть его красноречивая характеристика.

Пологие и тупые затачиваются на крутых поворотах истории.

Плутоватый Серп ловко косит под Комбайн.

Пузатый обжора — добрый, но оч-чень обедчивый

Перспективы роста не имеет только гиря.

Проиграть жизнь — значит положить на лопатки мать-сыру землю.

Пассивный   самобытен   уже   тем,   что   активно инициирует безволие.

Память, увы, многим больше возможности быть счастливым.

Предел бесстрашия и любви к острым ощущениям — Бездна, которая ходит по краю Пропасти.

Сложнее пройти огонь, воду и — медные гроши.

Сотворивший себе кумира — саркофаг его.

Своего угла не бывает только у транспортира.

Стоит ли быть Шекспиром, чтобы в итоге — вызвать споры о самом факте своего существования?

Сверлу до  зуда хочется  вертеться,  когда,  увы, иссякает ток.

"Сударыня! Если вы меня оставите, впредь мне будет некого бояться потерять".

Трудная победа понимает только из-под Калки.

Терпеливый и вежливый — сундук гвоздей внимания, на которых он зело рад развесить все наличные уши.

Только путь вправе бежать впереди паровоза.

Только ключ не способен вести замкнутый образ жизни.

Только носовой платок не способен расчувствоваться.

Увольте себя от скрупулёзного высчитывания срока годности заведомого брака.

Урологи   —   активисты   Фронта   Освобождения мочевого пузыря.

У фаната светской жизни — семь пядей в балу.

Угодив в беду, не скорби о её пришествии, но —с благодарностью и пытливостью спокойно размышляй о верных упредительных мерах, своевременное принятие каковых помогло отодвинуть сроки явления несчастья.

Факт твоего пребывания на посту второго уровня — есть вице-прецедент.

"Хочу быть глубоко самобытным, ибо уже в этом я — такой же как все".

Хоттабычу не под силу лишь быть борцом, ибо тут-то жизненно необходимо умение — уползать с ковра

Чтобы воровать вагонами и составами — надо быть паровозом.

Чтобы вас постигла невостребованность, надо всегда быть выше малейшей угрозы иметь кого-либо над собой.

Человечество делится на тех, кто делится, и остальное большинство.

Я — каждый из Вас, покуда уважаю Вас.


ПРАКТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ИГР


Атакующий - это тот, кто решительно ушёл в глухую оборону своего намерения - наступать.

Атомы - братья наши меченые.

Альтруист - это олигарх в сфере избиения баклуш, вовремя приватизировавший нежелание что-либо иметь.

Анаша для героина - Встречный план.
("План" - вид анаши в Азии).

Анархисты - это лица, власть имущие во все выходные сопла.

Бандерлогам - Каапут!

Банк - суть ссудилище.

Балет из жизни истопников: Бойлеро.

Бритоголовый - это то же, что и англоцефал.

Букингемский Дворец: "Всем лучшим во мне я
обязан кингам".

Верный друг - Кацо взаимопомощи.

Вор с брегов Днепра - уркаинец.

Война - шанс мира.

Варан - сувенирное издание крокодила.

Вокал - Song Разума.

Взяточник - Кавалер Ордена Подмазки.

Вдохновение -  плащ, которым нередко прикрывается небезгрешная совесть.

Вампир - прахтически здоров.

Гроб - результат смыкающихся крайностей.

Ги де Чойбалсан.

Дети - чтиво отца своего.

Демьян, усердно потчующий вас без меры лишь пловом - террорис.

Демос - конь Буцефала.

Допрос - это оральный сыск.

Девиз перфекциониста: "Ни дня без недели!"

Журнал олигархов "Хочу-всё! Знать".

Жуан и Казакова - евробейцы.

Злопамятность - напильник, которым точат зубы на давнего обидчика.

Зловещая тишина - это вопль на пенсии.

Золото партии - её оппозиция.

Завтра - это неотвратимо надвигающееся прошлое.

Золото - любимая фигура умолчания банкиров.

Зомби - ловкач, который ищет и находит выход из положения во гроб.

Звук - последнее слово тишины.

Знание - Сцилла!

Иуда - неподражаемый висельчак.

Из музыкальной Ленинианы: Антанта фуриозо.

Историк инженерных войск - Геродзот.

И друг степей - Комбриг.

Иммигрант - это душа, умерщвлённая родиной.

И one - дурак!

Истмат - наука о ненормативной лексике в разрезе эпох.

Искомый следователь.

*****
ИЗБРАННАЯ ЙОГОЛЕСИЦА

Сухой пайог.

«Ой ты йог еси, добрый молодец!..»

Подругу йога украшают пышные йогодицы.

Враг йога – йогодяй.

Баба-Йога.

Татаро-монгольское його.

Долбойог.

Дездемону погубил афроитальянец – коварный Його.

Въйогалище.

Йогоносец.

Пийог с яблоками.

Вайогра.

С кем йогшаешься?

Имя-йогчество.

Пьйограмма партии.

**********************

Крикун — мелкий оришка.

Король Литр (он же — русский царь-батюшка).

Кража — это благородная и успешная попытка избежать убийства обладателя предмета хищения.

Крупный сионист — Синагоголь.

Киллер — профессиональный оптимист, который на зависть легко теряет интерес к жизни заказанной ему жертвы.

Кентавр Хирон — коньгениален.

Коммунизм   —  это война со зловещим миром  капитала до комбедного конца.

Космос — мавзолей потухших звёзд и одновременно — колыбель тех, что покуда теплятся.

Как дядя Сэм транскрибировал русскую речь:
       That's it — дед сыт.
       Two pizza — тупица.

Кредо Будетлянина: "Past порву!"

Карьерист — муж чина.

Китайский болванчик - Чайна-Даун.

Клакер — это тот, кто вышел в улю-лю-юди.

Любимый ностальгический напиток пламенных сталинистов и будённовцев: РККАцители.

Любимый романс Тарзана: "Пью горечь ту, Берроуз".

Ленинский Совнарком — это правительство народного до-Берия.

Личность — спонсор Истории.

Люстрация — много содержательнее иного письма.

Лютующий на трассе автоинспектор —  Змей ГАИныч.

Лесть — цукаты правды.

Лук — эффективное очегонное средство.

Личный гараж — альма-миттер автомобилиста.

Любознательность —  Карацупа границ компетентности.

Любимый напиток бандеровцев — Горилка с пейсом.

Льстивый пиит — одонапорная станция.

Мостовая — Минобороны пролетариата (по Шадру).

Маятник — качок без мускулов.

Мнимое покаяние — форма добычи амнистии.

Мужичок-с-нахапок.

Марья-Экскьюзница.

Морфей у древних евреев: Храппопорт.

Марафон — сочный плод древней войны  до победного гонца.

Монарх, прежде всего, — дворческая личность.

Мешок из-под шила.

Мозжечок-с-ноготок.

Маниакально-депрессивный Синедрион.

Мемуары Бензопилы: "Труды и пни".

Метафора — это ЦУП: Центр Управления Поэтом.

Мир — World в законе.

Мысль — meals философа.

Мозговой штурм — это когда менеджер проекта решительно берётся за ум мобилизованных для этого высоколобых.

Мозговой штурм — это ещё и умение биться головой о стенку, будучи не в силах взломать её иначе.

Международное положение во гроб.

Мемуары алкаша: "Незапиваемое".

Неоконсерватизм.

Неудача — компонент бурного анамнеза успеха.

Наглость — есть завидное умение упреждать соответствующую чужую справедливость, обращая последнюю в свою пользу.

Неудобья — оазис для мазохиста.

"Новое русское слово о Полку Игореве".

Нытик — всхлипмейкер.

Неподъёмная пустота.

Нервотрепка — резьба по менталу.

Назарет туманной юности.

Ненависть — это на любителя.

Образ — рыцарь печального Сервантеса.

Отец ветеринарии — Гиппопократ.

Обязанности — права забвения.

О пресном сообщении: Информаца.

Облака — крылья неба.

О Африка, бивней Слондайк!..

Оккупация по-русски: "Кремлёвская вводка".

Общество — отбросы индивидуализма.

Обращение к одесскому торговцу: Ваше ПРИВОЗходительство!..

Об асах дезинформации: информахеры.

О безуспешно пытающемся издать свой опус: "Гладиавтор".

О положении кратковременного успеха: "Иногдаун".

Птицеводство — это курс на кур-с.

Пассивное курение — дым терпимости.

Пламенный борец с обжорством — едокол.

Пианист — исполнительный директор рояля.

Проект совокупного псевдонима мастеров кисти: Ван-Бог.

Плевок туберкулёзника — Коха- Кола.

По пьянке и поп — янки.

Правда — есть квазиложь.

Поливное земледелие  — задача особой государственной влажности.

Палаческий кружок «Умелые муки».

«Передаём Канцер по заявкам его друзей — Лебедя, Щуки и Телеги».

Перечень услуг ремонтной фирмы — есть её repair-туар.

Пир по-русски: Едовое Попоище.

Песня Сольвейг — Григ души норвежцев.

Пунктуальные часы — надёжное Информбурэ.

Приветствие монархиста: «Царям — алейкум!»

Песок — шаловливая вода в царстве камней,

Половик — дитя порога.

Пустыня — самый прочный фундамент безводья.

Паника —  это неуправляемый взрыв стадного чувства одиночества.

Плуг — полеутолящее средство.

Притча — это анекдот, защитивший докторскую по педагогике.

Пустыня — занятная песочница, в которой любят играть миражи.

Парламентский кризис — похвальный способ стравливания издержек здравого смысла.

Пеструшка — русскояичная курица.

Приветствие украинского челнока: "Здоровеньки баулы!"

Подарочный набор слов.

Пост — инструмент создания базы для безбедного существования вне него.

Ритуальный танец банкрота — краховяк.

Разведка?.. Тайна CIA многая есть

Работа — не волк, а — гиена.

Русское телевидение в Америке — США-боловка.

Рубрика "Уголок Овала".

Рассвет — ночегонное средство.

Рюмаха-парень.

Русский этнический кабак "Шти отца своего".

Размышления — материальная база внедрения.

Серость — жертвенное дитя буйства красок.

Сайт алкаша: goalma.org

Сайт Зоила: goalma.org

Сайт Бомжа: goalma.org

Солдатик — это прежде всего стойкий оловянный взгляд.

Самогон — Кола Коммунизма.

Слоган на спине: "Чеши отсюда!"   

Скороговорка: "Араб-раб не бара, а — Ра и арбы".

CIA есть — ума не надо.

Стартовая наивность демократии внушает ей уверенность, что всего-то и нужно для тотального счастья — обуздать стремя.

Сельпомена — муза трагедии коллективизации.

Смерть — не вызов, а отказ в продолжении.

Сепаратор — акушер масла.

Слоган Налоговой Службы: "Такс держать!"   

С гордостью об Отечестве: "Есть такая патрия! "   

Стольный град Поэзии, по-видимому — Лас-Пегас

Сердце — суть ненасытное алкалище.

Сионист — суть антисемитофоб!

Смятение — это ситуация, когда страх нетерпеливо поселяется в душе незадолго до того, как из неё успевает предупредительно съехать радость.

Спирохета — бледная копия большого оригинала, сподобившегося обзавестись ею.

Сократ — и есть похвала глупости остального мира.

Сказочник — вракодел.

Соломон — юридическое лицо еврейской национальности.

Сутки — оборотный капитал планеты.

Самообман — это желание разглядеть эхо, отразившееся в зеркале.

Символ веры Вороны — Сыр Божий.

Тайфун на излёте сил — порывистый ветеран атмосферного движения.

Тоталитаризм — это процесс "Народ против самого себя".

Улыбка — испарение акватории горя.

УРАлогия — наука, изучающая природу клаки.

Учебное пособие "Занимательное одалживание".

Успех — время собирать гимны.

Фантазмы Мюнхгаузена — соврание сочинений его.

Цезарь — это везунчик, который пришёл, увидел и победил того, кто успел всего лишь придти и увидеть.

Что такое «холостой пробег»? — Женихи разминаются

Читатель — на Лого плательщик.

Человек — санитар санитара природы.

Чайник — Гермес, несущий воде письмо от огня.

Чучхедер — корейско-еврейская начальная школа.

Чужая беда — гуманитарная помощь альтруизму, ищущему повод содеять добро.

Шолом — шашлычнику: "Добро пожаривать!"
*****

СЛОВЕСНЫЙ ПОРТРЕТ ТИШИНЫ

Автократическое государство — пиратская копия отсутствия власти.

Антимонархист вправе кичиться хотя бы тем, что живёт без царя в голове,

А как прикажете высокомерному на всё плевать с высокого дерева — будучи в тундре или пустыне?

Алкашу может придти в голову любая кирня.

Альтернатива выпивохи: либо — алкоголь, либо спиртные напитки.

А что, если бы и Река философски заключила де нельзя дважды войти в одно Море?

А как называется та Луна, под которой и она сама не вечна?

Богатство — крадообразующий фактор.

Безумного кандидата всегда поддержат его преданные шизбиратели.

Баран прошёл на блеющем

Без крючкотворов не мыслит жизни лишь рыболов, промышляющий на удочку.

"БТР определяет сознание" (эпохеза Скалозуба).

Битые стёкла раму не имут.

Боевые соколы Жириновского — товарищи по орущему.

В любом предмете — метафора явления.

Временем излечивается даже пространство.

Всякий  Хаос облагораживается лишь для того, чтобы превратиться в более совершенную, утончённую Неразбериху.

В могилу сводит всё, кроме — кремации.

В ногах нету правды костылей.

Вскладчину можно даже отрицать.

В строке главное — стопы, в поэтессе — лодыжки, в поэте — верность шага и к первым, и ко вторым.

В лесу раздавался запор дровосека..

Все могильщики — земновводные.

Высокая цель самогонщика: догнать и перегнать всё и вся.

В тройке бойких купцов — воспаление среднего ухаря.

Во имя рабов своих божьих Демиург Египетский из кожи вон Ра стараться.

В отсутствие жены тайком приводил:
—  сантехнику в порядок
—  аргументы в пользу верности.

В творчестве иного солиста превалируют вокаловые массы.

Вполне по заслугам находится исключительно на руководящей работе с первой секунды карьеры лишь переводчик языка жестов глухонемых.

Гарант конституции биомассы — позвоночник.

Гипнотический сервис для коммунистов: "Ленин снами!"

Даже у самой совершенной бритвы не растут борода и усы.

Девиз кровника: "Береги месть смолоду!"

Демосфенам в рот камень не клади — дай переговорить.

Для шпиона, как и для фотоплёнки, главное — не засветиться.

Для графомана умение рифмовать — виршая математика.

Доказательства всегда валяются под ногами. Но чтобы их подобрать, нужно осмелиться отбросить оперативные костыли, которыми всегда заняты руки торопливого полемиста.

Для садиста лучшим ток-шоу является созерцание конвульсий гостя электрического стула.

Два удава в бизнесе — это уже Кааператив.

Диагноз обанкротившегося взяточника: "Практически с даров".

Дабы изловить говорящую щуку, поспеши за тридевять Емель.

Дружба — дружбой, а товарищей — врозь!

Держитесь зубами за хорошего дантиста.

Даже если пресс — мазохист, сей деятель, желая причинить себе боль, всё одно кого-то давит.

Дирекцию металлургического завода куда логичнее именовать — Плавительством.

Если вам  то и дело изменяет память, попробуйте бросить неверную и уйти к другой.

Есть третьи, которым вовек не сыщешь такого же второго.

"Ев реи не омолаживают". (Зловещая шутка палача).

Если вас жестоко обидели — срочно напишите гневное письмо негодяю, и, дав посланию отлежаться…— вовсе не отправляйте его адресату.

Если у олигарха куры денег не клюют, значит, они предпочитают рацион, более привычный для домашней птицы.

Если что и гложет саму тоску, то это - отсутствие повода жить.

Если весь песок пустить на часы, будет некому интересоваться временем в пустыне.

Если офтальмолог не сводит с вас глаз, значит он решил, что лучше им и впредь оставаться у вас на лице.

Если справедлив постулат единобожия, то и у монголоидной расы в креаторах — всё тот же совокупный Yellow-хейну, а у мусульман - Аллахейну.

Если вы мечтаете о чёрной сотне, опустите в дёготь соответствующую купюру.

Если существуют лжепророки, то в едином пространстве веры и нигилизма должен орудовать и Лжесатана.

Жизнь хороша возможностью сделать что-либо для неё.

Желая выйти из Египта, держите Pharoah* сухим!
_____________
* Фараон (англ.)
_____________

Затем Родина и затевает оргии интернациональной помощи чужим землям, дабы своих героев поскорее нашла Заслуженная ограда.

За ушко — да на Ван Гога!

Зонг Разума рождает Брехта.

За ошибкой правосудия нередко неуклюже скрывается его же преступление.

Зевс: "Я так хочу, чтобы Леда не кончалась!.."

Истинную жажду поймёт лишь испарившаяся вода.

И важняк Диоген был в детстве всего лишь кадким утёнком.

"Из славных сыновей Украины здесь, на Западе, выросли Вакулы Капитализма".

И мухи не обидит комар, только что вволю налакавшийся крови какого-либо другого движущегося пищеблока.

Истина весны рождается в sparrow.

И в Академии Анархии должны присутствовать обязательные дисциплины…

Идеал чистоты — это когда замели даже дворника.

И какой русский не любит быстрой езды в Израиль?

Идеал "челнока" — бумеранг: зашибает и возвращается.

Изготовители чудо-подушек, набивающие изделия дарами птицеводства — акулы пера.

"Из искры возгорится Ян Гус, Бруно, Жанна Д'Арк"

И огородник, и начальник тюрьмы имеют дело с посадочным материалом.

"Извините, но Хозяин сейчас не один: он имеет честь принимать Решение"

Интернет в Москве совсем об goalma.org

Истинный барбудос посвящает Отчизне души прекрасные Карибы.

И По этические слёзы

И у фатума есть рок годности.

Идеология то и дело выпекает всё тот же пошлый исторический фарс: "My Russia отравилась".

Идучи по стопам покровительницы муз Флоренции, Башкортостану следует открыть галерею "Уфимцы".

И в ГРУ сходя, благословил.

"И славен тот, кто изменяет Родине — дурное настоящее её!"

Из всех социальных животных  для нас важнейшими являются домашние.

Из заявления: "Готов к труду И.О. Бороны".

И всё вокруг родное,
И всё вокруг — майор!..

Идеальное попадание в десятку,  это  когда все десятеро сражены наповал.

И Маяковский начинал с болезней РосТА.

- Что же вы в вашей лодке имели на обед?
- Кормовое весло.

Когда ты загнан в угол, для начала — измерь его.

Кинолог — кинологу: "До сворой встречи!"

Концепт ГУЛАГа: "Душа обязана трудиться — на Стройках Большой Химии".

Коммунисты неприхотливы, ибо согласны довольствоваться алым.

Кто к нам с мячом приедет — от мяча и проиграет!

"Как философ, он разве что — Конфузий!.."

Корабль — кораблю: "Ты что, совсем со стапелей сошёл?"

К стукачеству приводит неожиданный Видок судьбы.

Королева сидит в пешчонках у партии в шахматы.

Кому нравится поп, а кому — Попова клетчатая клоунская кепка.

Конфуций: "И назовёт меня всяк сущий в ней Ян-Цзык"

Когда евреи научатся отвечать антисемиту безмятежным хохотом, а не аргументами самозащиты, они наконец-то станут не глупее англичан, которые, согласно известному яркому слогану экс-лидера британцев, чужды антисемитизма, ибо не считают себя глупее евреев

Как часто скоропалительные тумаки достаются от нас актёрам, которые всего лишь послушно озвучивают чужие тексты.

Кривая дорожка бывает и ковровой.

Крепче всех прочих умеет держать слово, ясное дело — диктатура. Слово это, разумеется, чужое…

Клиника Кащенко — глубокоэшелонированная псих-бойница Кремля.

Кий, вышибала и поршень — продукты пихания.

Колун всегда способен проявить к благородному дереву особую душевную чуркость.

Конура нужна даже "Псам войны".

Когда говорят опушки, урманы молчат.

Кто — в лес, кто — под рава

Кредо   оптимиста:   "Ничто   не   вечно   и   под надгробной плитой!"

Кихоты стойко перебиваются с хлеба на мельницу.

Кукуруза волку — не в коня корн.

Кровь для комара — скромный донорар за усилия.

Каннибал: "Человек — это шкворчит вкусно!"

Каждому пространству — своё время.

Когда на Земле переведётся сыр, лисица ловко обведёт ель вокруг верхнего комля, уговорив, чтобы та обронила ей ворону.

Кришнаиты поют, чтобы испытать мантраж.

Как ни крути, колесо — не белка.

Кто не с нами, тот — мы.

Кому же ещё ходить в соболях, как не Тайге-матушке?

"Кто не с money, тот против нас!"

Когда умрёт  Солнце, галактяне и его рутинно предадут земле.

Кредо сварщика: "После меня — хоть Паттон!"

К одноклеточным относятся ещё и комфортно устроенные пользователи услуг пенитенциарной системы.

Когда вы приступаете к изучению любых начал, вы — азыат.

Любимый завтрак метателя — буттердротик.

Любой подельник вора — Сокрад.

Любое уважающее себя казино мечтает о пострижении в Монако.

Людоед, как узкий специалист — гурман до мозга гостей.

Любая идеология — версия приглашения на казнь.

Люди идеологии гибнут за ментал.

Лето   резко   наступает   вслед   за   зимой,   если экстерном сдаст весну.

Лауреат мочекаменного недуга — Рыцарь  Печального Арбуза.

Лобовое решение — путь киллера.

Лицо — надежный тыл зада.

Льстивый пиит — одонапорная станция.

Любой повар — супподрядчик.

Любитель восточных единоборств мудро бережёт ушу живу.

Лозунг на сортире: "Добьёмся мы освобожденья!.."

Лучший пакет — контрольный.

Ленинский Мавзолей заразил Россию некрофилией.

Любой пресс — передавик в своей отрасли.

Лежачего не бьют в набат.

Лучшая поп-музыка — церковное пение.

Мазохист страдает самолютованием.

Мичурин был ярым вольтерьянцем уже потому, что рьяно следовал призыву неистового Мари-Аруэ: "Возделывай свой сад!"

Металлургу, чтобы качественно отлить заготовку, нужно иметь соответствующую уретру.

Мозг, ошпаренный нестерпимой обидой, художник остужает леденящей нетленкой.

Мемуары Шила: "Дороги, которыми мы выпираем".

Мясники тоже отбрасывают копыта Но — чужие

Мужчина начинается с желания научиться пользоваться огнетушителем.

Многое в поведении горгоны Медузы выдавало её с головой — тому, кому она позарез потребовалась.

Морда просит импича.

Мавзолей — могила исправит.

Маразм,   в  который  в  конце  жизненного   пути впадает Река, называется Морем.

Меню русско-японского кабака морепродуктов:
1."Суши!"
2."Вёсла!"

Метеорологи-патриоты бдят, дабы не задули на родной сторонушке жидо-муссоны.

Министр культуры — Государственный Муз.

Моисей потому справился с дорогой без драйвер-лайсенса, что бесшабашно снижал скорость движения.

Мало что способно запутать так, как дебри ясности.

Матч низших: Спорная грибов против спорной водорослей.

Мифу нужен встречный миф.

Мечта Скалозуба — увидеть небо в лампасах.

Мёд — пасека следующего поколения.

Милосердие нередко продолжается до той поры, когда, ещё вчера бездыханная, десница опекаемого окрепнет настолько, чтобы найти в себе силу отвесить благодетелю заслуженную (или сразу же — народную!) пощёчину.

Мир выжил, ибо поступи он иначе — выжили бы его самого.

Меткости следует учиться у Гамильтона! Ибо из всех президентов, даже великих, лишь он один попал в десятку. Долларов

Мафия эффективно отмывает не только деньги, но и банкиров. На дне реки

Мефодий: "Жив, Кириллка!"

Маринист Айвазовский вполне мог бы организовать группу "Могучая качка".

Мюнхгаузен — заклятый врак правды.

Многословие теософии однажды становится Bla-Bla-Блаватской.

Мир даёт бой долгому покою.

Мудрость Лежачего Камня — в умении вовремя остановиться.

Миротворческие оборонительные союзы то и дело зарывают трубку войны и раскуривают топор мира.

Меж осуждённых правит свой суровый Зэкон.

Мыслитель страдает скудоглупием.

"Молчуны и тихони, шире Ша!.."

Музыка — больше инструмента.

Миролюбие воинственно целит в лук и стрелы.

Меж скоробогачей деньги делятся пачкованием.

Минуй нас, доблесть — утирать нос гриппознику!

Мародёры не несут потери.

На пути к праху самое достойное — хладнокровное созидание памятника его сырью.

Начав с малого, вы рискуете сходу прослыть педофилом.

"На работу в банк требуется шофёр со своим вэном и кассир со своими деньгами".

Неровен час?.. Так — подровняй!..

Не задаётся вопросами только восклицательный знак.

Не мнётся только Утюг.

Не пьёт только сама водка.

Нижний Новгород без евреев — это уже город Гойкий.

"Наша лёгкая промышленность играючи утрёт нос их носовому платку!"

На врага и посмотреть люто-дорого.

Наилучший промоушн для ног — отсутствие калош.

Нежные побеги радуют сердца жвачных, но они же портят жизнь конвоирам.

Нормальный стул должен быть не раз в сутки, а в рамках прочей нормальной мебели.

На крапиву не ходят с огнетушителем.

"На твою ли на приятну шиацу!.."

Нечем крыть только черепицу и шифер.

Непревзойдёнными спецами в области раздвоения личности были виртуозы шашки рубаки-кавалеристы,

Не всё то золото, что бриллианты.

"На заре она сладко так с Pete"

Не   имеющий  медстраховки   закономерно страдает недержанием уролога.

Не пойман — не whore.

Невозможно оскорбить народ, если он не оказывает тебе уважения.

Настоящего тарификатора отличает процентное выражение лица.

На то он и набат, чтобы вести себя вызывающе.

Неповоротливая в своей слоновости, давящая всё живое пресса — это уже МАЗ-медиа.

На хрестоматийной картине Репина тяжкую лямку тянут типичные представители баржаазии.

На Пьеро негде печали ставить.

Не терпящая возражения Целесообразность — Главнокомандующий оборонительного блока НАДО.

Не боги веруют в себя.

Не в деньгах кошелёк.

Не сами чернила — властители дум.

На старте жизни и деятельности гения математики число пи-пи важнее просто числа "пи".

Неплохо, если у вас есть что-нибудь за душой, кроме парочки скелетов в шкафу.

Новообразование — это когда выпускник института отправляется во второй вуз.

Невозможно следовать букве закона там, где не чтут его алфавита в целом.

Начались парламентские слушания храпа в зале заседаний.

Ничто так не возвышает рыцарей печального образа, как крылья мельницы.

Не болит горло лишь у сквозняка.

Нынешний поток детективов — сель По.

Нетерпеливый палач — топорыга.

Наилучший вождь — всемирное тяготение.

Не продаётся вдохновенье?.. Попробуйте придать ему более товарный вид.

Неудачливый киллер — король контрольных осечек.

Нептуну не по душе напряжение в сети рыболовного сейнера.

На чью мельницу Сервантес лил Дона Кихота?

Навязанная вера становится веригой.

"Насильно meal не будешь" (о несъедобном).

Осердясь на землян, Бог навёл на них потоп, обрекая на гибель не только двуногих грешников, но и сухопутных животных. А что же — водоплавающие и рыбы? Почему они-то были обречены жить? Чем их грех был менее наказуем, неужели вина сухопутных софаунщиков?

Остаточные явления народу его слуг.

Образцовым землячеством является любое кладбище.

Обмен мнениями работает на эволюцию лишь до поры, пока их не начинают менять на хлеб.

От неудобного кресла — одна ass-комина.

Отправляясь на бальнеологический курорт, знать совершает престижный тур из князей — в грязи.

Отбрасывая приличия, вы рискуете угодить ими в ни в чём не повинную душу.

Отними у фанфарона пафос, и от него останется только ржавеющий речевой аппарат.

Однояйцевые близнецы дружат до мамы.

Отличие вышки от пожизненного лучше других ведомо Прометею, которого Зевес привязал долго жить.

Основная руководящая должность пророка Моисея - Заветующий.

Охота пуще отсутствия дичи в урмане.

"Октябрь уж нас тупил"

Очень хороший дантист — не стоматолог,   а тысячематолог.

Оскорбляет ли бревно прутик, обозвав его дубиной?

От Валдая до Каспия - рекой подать.

Образчик хорошо налаженного бизнеса с прогнозируемым результатом - стезя Сизифа.

Образцово покладисты лишь топор и плётка: они-то всегда с радостью готовы взять себя в руки.

"Онегин — добрый мой предатель".

Охотнее всего на стенку лезут обои.

От коромысла густо несёт вёдрами.

Огромные деньги легко отмывают любого банкира.

Оч-чень старый настенный светильник — это уже бра-дедушка.

Обращение к пугалу: "Ваше Огородие!"

О неказистой хохотушке: "Хихимора!"

Ортопед: "Ноги — мои боссы".

Промочить глотку можно и путём отрезания головы.

Подражание природе человеческих отношений — наилучший из художественных методов оригинального творца.

Пат вам обеспечен, если вы сами - Паташон

Потеснитесь, лучники всех времён: в стрельбе из лука ярче и мудрее всех Вильгельмов Теллей преуспел Джанни Родари - оружейник, соорудивший "Чипполино".

Подножный корм духовных пастырей - небо.

Приветственная телеграмма композитору: "Мир Вашему "до"!

Прозаик грызёт гранит бумаги.

Полиграфисту курсивом жить не запретишь.

Поперёк байки не лезь в быль.

Приказ по Палате Мер и Весов: "Йота, подъём!"

Петля Нестерова оставляет больший шанс, чем столыпинский галстук.

Пару тыщ часов у голубого экрана, и вот уже ты -вполне TV-лизованная личность!

Проголодавшийся пеленгатор-контрразведчик счастлив в обеденный перерыв на скорую руку перехватить шифровку врага.

Перманентно суровая свекровь - снохсшибательна!

Пара чистых, как и пара-нечистых — это пара Ноя.

Посади журналистов сразиться в домино, и они поспешат забить козла в чужие ворота.

Поверка абсурдистов: Будь Годо" — "Всегда Годо!"

После драки машут не кулаками, а — полицейскому, реаниматологу или патологоанатому.

Поправка к Гераклу: есть реки, в которые нельзя войти и единожды, к примеру — та, что послужила Гераклу для дезактивации Авгиева энергоблока.

Пошлину при экспорте революции Молох взимает жизнями тех, кто сей товар и не помышлял заказывать.

Пожалуй, первым ностальгическую фразу "Вернёмся к нашим баранам!" произнёс дипломат Шашлык.

Поделом  в ору и сиплость.

"Перемелется — Дон Кихот будет"

Повторение срока царствования — это реинкоронация.

Пантагрюэль умер, но дело его - живот!

Пиарщики бегут впереди цинизма.

Проснувшемуся вокалисту - sоng в руку!

"Приму в Дар прижимистость".

Провинившуюся верёвку не приговаривают к повешению.

Прогневившая Яхве перепись населения, учинённая Давидом, как и похищение им Вирсавии — жены верного его воина Урии — это уже, извиняюсь, никуда не годный shit Давида.

Плохая группа — всего лишь коектив.

По итогам чревоугодия, сластёна погребён под
плитой шоколада.

Подвиг бессребренничества требует немалых денег.

Плохое настроение? Шерше ля хам!..

Предел перфекционизма - справившись с шероховатостями мира, приняться "на посошок" неистово строгать уже и сам рубанок.

Перчатка дуэлянта ведёт себя вызывающе.

Пушкинскому Попу — всё по Балде!

Плохая песня — тоже пойло.

Паштет сидит в печёнках.

"Профессиональный алкоголик, в рамках передачи опыта — охотно поставит на кирло перспективную молодёжь."

После меня — хоть Карма!

Пахнуть — не вонять!

Пессимист подрывается на мине, оптимист и в этой ситуации, перестроив сознание, справедливо ощущает себя — на взлёте.

Пчела пчеле — близкая ройственница.

Похититель   еврейских   головных   уборов   свято верен Клятве Кипокрада.

Патриот предпочитает продукцию русскояичной породы куриного племени.

Пяточная шпора не грозит лишь шагающему экскаватору.

Пётр Первый был Биллом Гейтсом своего времени, прорубив Windows в Европу.

Предел вуайеризма — самосожжение Храма Артемиды.

Рука руку рубит.

Регламент сауны: каждой твари — по пару!

Рядом с титанами юмора начинающие хохмачи чувствуют себя весьма не-жванецки.

Революционные поэты — товарищи по Барбье.

Реклама — двигатель возможности издавать газету.

Рождается ли истина о безопасности населения — в спорах сибирской язвы?

Рапира тореадора препровождает быка - Кордове под хвост.

"Рисовать не умею, но способен совершить намаз..

Рыбак забивает косяк затем, чтобы было на что закурить.

Реклама — двигатель телезрителя ещё и к другим программам передач.

Разобравшись при содействии меча с веревочной загадкой Гордия, Македонский сплёл Истории ещё один узелок на память о себе.

Русские кутюрье прошли солопом по Европам. Стройная методика есть и у анархии.

Сколько ни смотри в лес — волком не станешь.

Серпом — по сенокосилке!

Самым ловким ковёрным был, ясное дело — Старик Хоттабыч.

Славянофилу западло даже ветер, если он  — западный.

Строители железных дорог занимаются вдохновенным стыкосложением.

Среда обитания Робинзона — Пятница.

С точки зрения Нечётных Чисел, все прочие — чёт те что!..

Сознание новорожденных Ротшильдов — "табуля касса".

С точки зрения обжоры, вначале было — Swallow.

Свобода Слова — ещё и гарант анархии.

С точки зрения буквалиста, главное — не принять пустышку за плацебо.

Слоган Дракулы: "Хочешь жить — умей воскреснуть".

Скорость удлиняет жизнь.

Средней руки детский писатель - седьмая вода на Кассиле.

Сила гласности - в скрытых резервах

Сизиф вечен, ибо его смерть - не за горами.

Сколь ни клевещи фольклор на лежачий камень, а сей потенциальный трудоголик незаменим в качестве гнёта на квашеной капусте.

Справедливо облаять собаку может только кинолог.

Самый заклятый враг Бахуса вырос на Ставропойле.

Сальери к Моцарту был нежностью объяд.

Только Родина не бывает патриотом.

Только графоман добывает свой насущный bread в поте не лица, но — руки.

Только экскаватор никогда не наступает на одни грабли дважды.

Товарищ Сложный! Уплатите за простой!

"Тщательно мойте воду перед едой!.."

Только те "измы" верны, которые — true-измы.

Третий Рим спасли гусли.

Томительное ожидание — оптимизм Смерти.

Убойная сила есть и у миролюбия.

У каждого Геродота — своя История.

У шиза никогда не поздно.

Убивая жертву, питон поступает по-ужски.

У китайца гордость — паче China.

Уникумов почти не бывает, но порой случаются незаменимые сменщики.

У зла нет пола.

Узел, центр мудрости революции — свернувшийся змейкой Кундаленин.

У малоимущего таланту писателя - ни Кола, ни Брюньона.

"Утопить собаку? Да это же Муму непостижимо!.."

У негодяя и автомобиль - "Мерзедес".

У ножа нет группы крови.

У классиков пера и титанов мысли широк разлёт всевозможных ссылок: от Аристотеля и Монтеня — аж до Шушенского и даже до Турухашцины.

У думающего политика — социума палата.

Угол, загнанный в угол, даёт кавычку: ».

Усиленное питание иллюзий.

Умрёт ли Кощей? Держи саван шире..

У каждого раввина - свой ребертуар.

Фильмы ужасов?.. Голливуд ими прямо-таки монструирует!

Ходовой частью механизма является прежде всего его конструктор.

Художественное открытие казачества: "Золотое сечение розгами на площади".

Холодильник — хозяину: "Cold платежом красен".

Художник слова, утративший упоение самодостаточностью — беглый РАПП*.
_________________
* РАПП—Российская Ассоциация Пролетарских Писателей.
_________________

Хороший психиатр — чертовски менталантлив.

Хуже всего с наступательной идеологией в пустыне: нечем промывать мозги.

Цель следует ставить даже перед мишенью.

Чтобы быть Зюгановым, нужны соответствующие Гены.

"Чужого гоя не бывает!" — сказал подобравший его.

— Что-то Ваньку твоего давно не видать.
— Усваивает клетчатку.
— Сколько можно обедать?
— Да он в тюряге сидит!

Чемоданное настроение — перманентное состояние серийного убийцы после расчленения тушки очередной жертвы.

Чтобы перестать дрейфить перед вульгарной выбоиной или пошлой щелью, необходимо однажды всерьёз наклониться над смрадной пропастью.

Чтобы яблоко стало наливным, следует с помощью ножа сделать в нём искомую ёмкость.

Чтобы стать златоустее, людоеды-Боккассы набивают рот не камушками, а — Демосфенами.

Человек вылеплен из глины, но при этом на 90 процентов состоит из воды. Выходит, прах — форма существования воды, его тушонка?

Что есть наколка, пирсинг? Телограмма

Чтиво — это не тексты, а компендиум уважаемых персон.

Чтобы обезглавить гильотину, довольно убить палача.

Чёртова дюжина неизбежно становится шестёркой, когда внезапно остаётся без семи.

Чапаевым — комфортно, ибо они и в вуз не дуют.

"Что сочинил Ленин? Эссе, сэр!.."

Шпиль-Балалайка получается, когда музыкант изловчится приладить струмент на купол Адмиралтейства.

Шлягер волана: "Чому я не соккер?.."

Шунтирование — не просто именины сердца, а скорее — его юбилей.

"Яму другому не рой!.." — талдычит замшелая мудрость, не терпящая возражений. А что, если бескорыстно помочь немощному соседу углубить осыпавшийся колодец?..


Я ХОЧУ ВАМ ПОДСКАЗАТЬ

День, как политик  - явно меньше-week

Фригидная ищет обеспеченного спутника жизни с небольшим английским или русским. Знание языка - тоже не будет помехой.

Рыба гниёт с Посейдона?..

"Если вам нужно наскоро перекусить, приносите вашу колючую проволоку в нашу слесарную мастерскую".

"Познакомлюсь с красивой девушкой для серьёзных отношений к своему здоровью".

Нарастающая   необъяснимая   независимость   в поведении подчинённого быстро низводит ярость босса до пугливого любопытства, высказываемого в форме воздержания от репрессий за дерзость.

Чтобы крючок лучше ловил рыбу, и его следует взять за жабры.

Иное крохотное вложение — много больше чемодана, в который оно помещено.

Для  того Пётр неутомимо прорубал в Европу окошко, чтобы было куда выпрыгивать, спасаясь от пункта назначения, когда Европа сама шагнёт в дверь россиян.

Приводя веские аргументы, нужно крепко держать их за руку, дабы они не перебежали к оппоненту.



VOTUM SEPARATUM*      
_____________
* Особое мнение (лат.)


Апостолы приватизации России не без успеха для себя провернули Тайную Ваучерю.

Атеисты — Раму не имут.

Америка добыла жанр триллера в По лица своего.

Азбука заядлого любителя табака — "Куриллица".

Автомобиль — сборная узлов.

Английский сверхаристократ — это пэр горой.

"Are you — моё Отечество, Республику мою?"

Агентство жёлтой прессы — "Уни-ТАСС".

Аббревиатура широкозахватного Объединённого бала: "Объе-бал-маскарад".

Англо-русский Крылофф, видимо, написал бы: "Asshole, козёл и косолапый мишка"

Базовая философия ракетчика — Сопломат.

Беловежская Пуща превратила Родину в гордые собой страны Россияния.

"Блуждающие birthday" — именинники, родившиеся 29 февраля.

Брать "Зимний" — метать Питер перед свиньями.

Времён связующий нытик.

В стриптиз-баре состоялся вечер по заявкам телозрителей.

Восторг травматолога: "Гипс-гипс ура!"

Ворон, занявшись бизнесом, открыл "Кар-р-р сервис".

"Всем! Всем! Всем! Будьте осторожны: в тексте — беглые гласные!.."

"Водки так много, что можно и чокнуться".

Военные приготовления пищи.

В груди дипломата горит ООН желаний

В России что ни лидер — демокрах.

Вечным заочником является только мозг.

В норме радист должен вести себя вызывающе.

Вусмерть обиженные расходами на учёбу, американские врачи принимают всерьёз лишь основные страховки, а отнюдь не Клятву Гиппократа.

Время от времени История ставит Россию к Стеньке.

Ван Гог?.. Его пример — другим по ухо

Восток — тот же Запад, но на две буквы больше: Западня.

Всё те — чёт, Нечет!

Версия Бержерака: "Человек рождён для счастья, как крылья — для носа".

В каждой жестокой правде — дуля шутки.

Внимательно смотри себе под ноги, иначе не заметишь, куда упадёшь, когда на голову внезапно свалится кирпич со строительных дубрав.

Взахлёб глотать третьеразрядные детективы писательского индпошива — это удар ниже По

Взрослые в своих воззрениях и деяниях абсолютно всегда пра-правы.

Воспитанный агроном никогда не выносит сорт из избы.

Ветеран обжорства покрыт жравчиной.

Ворующий избранник масс — народный депутать.

Вечерок напоследок —  after-ский вечер.

"В two money скрылась милая Одесса"

В горючем есть нечто отталкивающее ракету от Земли.

В   богатеющей  Америке  даже  лихорадка  —  и  та золотая.

Все портные — пришейцы.

Вандалы, посягающие на картины — изоверы.

В искусстве мужественного воздержания от опохмела главное — всего лишь поянство.

В части умения мудро распоряжаться наличными камнями поболее прочих преуспел златоуст Демосфен: его рот — его Магдалина периода штудий.

"Враки сожгли родную хату"

Власть предержащий гомик в пароксизме коррупции вымогает взадку.

Внезапно появляющийся на политической арене радетель за Демос — это закадычный Вдруг Народа.

Всякому уважающему себя производителю Второго Хлеба нужна для серьёзного ведения бизнеса изящно оформленная Визитная Картошка.

"Водочкой балуюсь только по пьяздникам"

В лесу раздавался топор — дровосекам.

"Ваша шляпа, пардон, испускает фетры"

В бедах клиентов "Чары" и кознях Властилины виновны прежде всего фараоны Хеопс и Рамзес — ведь это они первыми придумали строить пирамиды.

"В этом крике — жажда Пурим"

"Все   —   на   выборы   решения   воздержаться   от голосования!"

Вакх, ваша карта — пита!

В   пароходстве началась Эпоха   первоначального накопления капитанов первого ранга.

Впал в дерьмотное состояние.

Власть пытает иллюзии.

"В смешанном разряде ещё пары не стартовали, но уже вышли на исподние позиции".

В стране нет коррупции. Но это только на весьма поверхностный взгдлян.

"Ваше благоуродие!"

Воспитанный милиционер: джентльмент.

Возбудить дело о разводе племенных бычков.

Вор в Законе сохранения материи.

Вулкан: "Сочтёмся с лавою!"

"Встречный план по расставаниям".

"Возьмите над нами гешефтство, господа спонсоры!"

Впал в белую раскорячку.

Высшее звание: "Капитал первого ранга".

В поле ярко загорелся сноп-сигнал.

"В жизни всегда есть место встречи изменить нельзя".

Ворчание брежневиста: "Ох, грехи наши цацкие!.."

Волга во время наводнения: Волгалище.

"Всем лучшим во мне я обязан книгам о вкусной и здоровой пище".

Высокие идеи Лилипутии.

Ворошиловский Шейлок.

"Осенняя пора — харчей  очарованье"

Возложил на обязанности.

Взопрели Азимовы.

"ВЦИК" зажигает огни.

Вперёдсмердящий.

Вопросительный Зак.

"Ваше Перевозбудительство!.."

Встречный клан.

Вязанка дроф при ягдташе.

Ваши кадры биты!

"Ваше Скоровводие!"

Гаргантюа: "В груди горит огонь жеваний!.."

Гимн индейцев: "Молодым везде у нас — пирога!.

Голгофзияма (совместное горное предприятие).

Генерал на тёплой пенсии: Главнокаминдующий.

Главная контора мытарей: Налогово.

Где искать пропавший Стол находок?

Глаз вопиющего в кабинете офтальмолога.

Главный раввин: ребевладелец.

Гольф перекатный.

Гнус прожитых лет.

Густопсовая кошечка.

Группенфурия.

Гормонавты.

Горечь отрад.

Гадание на кофейной плантации.

Генераритет.

Градус северной широты души.

Гомерический горемыка.

Главное профессиональное достоинство мясника — широкий крюкозор.

Густопсовый антисемитизм — средство массового поражения тех, в ком евреи и не ночевали.

Где хвост виляет собакой, там и собака виляет языком.

Гидропоника — непорочное зачатие пищи.

Гурманы холят не концепцию, а точку съения.

Где реализм без берегов, там и реки без воды.

Главный медведь в англоязычном урмане — конечно же, top-тыгин.

Главные атеисты с большой дороги начали с грозной критики God-ской программы.

Голосуй, иначе голосунет другой!

Градобоям ведома схема разделки туч.

"God bless А'Жмеринка!.."

Где покоится Земшар? В колыбели ли космоса, в могиле ли его?..

Грамотность велит строго блюсти букву Алфавита.

Голову первоклашки венчает бант-формирование.

"Грузите апельсины лицами кавказской национальности".

Гроссмейстер — Человек Хода.

Гимн эскалаторщиков: "Сцеп да сцеп кругом"

Гашиш — опиум для героина!

Гимн вулканологов: "Готовься к великой щели, а лава тебя найдёт"

Гроссмейстеры склонились над досками, с головой уйдя в партийную работу.

ГКЧП — Горбачёву: "Ты виноват уж тем, что хочется мне путча"

"Головушка ты задовая!.."

"Гринпис" определяет степень   профнепригодности производителей впечатления на природу.

Густота стояния на своём.

Гимн жертв изжоги:
    "Есть я и ты, а всё что кроме —
     Легко уладить с помощью "Zontag".

Депутаты! Все на выборы электората!

Дальневосточник Раппопорт Артур.

"Даю на отсечение голову колонны!"

Девиз императора Боккассы: "Не отвари себе кумира".

Диаметр дальнего радиуса действия.

"Доверьте нашей транспортной компании свой бесценный груз прожитых лет".

Депутатский запрос шофера Козлевича: "А был ли матчиш?"

"Да гори эти их китайские вонтоны синим пельменем!.."

До неприличия пьяный — скверносолов.

Диагноз горла Шаляпина: карат верхних дыхательных путей.

Дальневосточный торт "Зефир Амура".

Даже успешный бегун, аки карьерист, стремится подсидеть действующего чемпиона, силясь наставить ему украшение в виде приставки "экс".

Драма о нелёгкой жизни новатора: "Каменный ГОСТ".

Демиург по лёгочным недугам — Астмодей.

Доллар чисто визуально ($) с точки зрения патриотов национальных валют — оборотное "г" на палочке.

Декрет Полишинеля.

Доходягилев.

Друзы семейные.

Дегенеральный Штаб.

"Декрет о Мымре".

Древнегрейческая печка.

Диссидентал-офис.

Дивертисминет.

"Дед Банзай и тайцы".

Бренное Останкино.

"Девочка на Шадре".

Дырка от бублика — это и есть та ворона, что уступила лисице кусок сыра с очень вкусными дырками.

Далека ли Япония?  А туда Макар и  "Тойот"  не гонял

Для кандидата, неспособного к подтасовке бюллетеней, любой блин — Избиркомом.

Девиз мастера восточных единоборств: "Пока джиу — надеюсь!"

Для хозяйки, выставившей знатное угощение, даже гениальный застольный тост или цветистый и вполне содержательный спич гостя — многократно ничтожнее благоговейно жующего рта записного Ксенофонта или Демосфена. Для кухарки любого ранга, увы, вначале была Котлета, а не чуждое её уху слово Цицерона, приглашённого на праздник выделения желудочного сока, а вовсе — не максим.

"Доставлю своим грузовым вэном любые хлопоты".

Дипломированный списывалист.

Демонстрировал бездонную поверхностность.

Друзей моих прекрасные черты оседлости.

Девиз выпивохи: "Где наше не припадало!.."

Долговременные огневые дочки короля Лира.

"Да пошёл бы ты на поправку!"

Девиз конкурса кулинаров: "Снедью снедь поправ!"

Диагноз природы благосостояния закоренелого взяточника: "Практически с даров".

Девиз птичника: "Перьестройка!"

Демонстрантов остановила конная поллюция.

"Да у него грыжа поехала!"

Дульсинея Тобольская.

Деньги — не пах

Древнеегипетский кабан: Свинкс.

Дивясь на могучую квадратную челюсть шефа банка: "Ну и моргидж!"

"Дуче над городом встали"

Дракула: "Ты — моё сукровище"

"Да у него же морда просит Ильича!.."

Девиз Сомнения: "Подвергай всё Карлу Марксу!"

Диагноз: трепанация языком.

"Даёшь борьбу за передел уже поделённой шкуры неубитого медведя!"

Девиз честного вурдалака: "Лежачего не пьют!"

Диагноз: "Ветровая эрозия прямой кишки".

Девиз окулиста: "Глазность!"

Еврейские торговые ряды: "Сейл-Авив".

Еврей-радист  телеграфирует  Штирлицу  сугубо  на азбуке-Мойше.

Еврейский отель: "Кошератон".

Еврейские народные цветы: Эдельпейсы.

ЕВРЕЙСКИЕ ДИАГНОЗЫ:

"Он не сумасшедший, просто у него — Миши гены."
***
"Девушка, прежде чем лечь в постель с сэром, нужно тщательно бат-мицва".

************

"Патронаж на дому. Доставляем патроны на стол трудящихся".

Если ваши ряды стремительно тают, совсем не обязательно, что вам очень жарко.

Есть ли американская мечта у славянофила?

"Едят тебя мухи творчества!.."

Ёж всегда одет с иголочки.

Есть такая пария!

"Есть ещё порок в пороковницах!"

"Единственное, на что либералу бессмысленно закрывать глаза — это его Очки".

Европейсы.

Жил в Париже как де-голль — перекатная.

"Жара, как тебе спалось ближе к зиме?"

Жалоба Зерна: "Совсем заклевали!"

Заклятый классовый флаг.

Записки быка: "Повесть племенных лет".

Зона повышенного рыска.

Зеркалка жизни и смерти: "Война mirror".

Забор кузницы пестрит призывными слоганами: "Куй!"

Зооветский Зооюз.

Зэкрома Родины.

Затюканный верблюд.

"Златая цель на средстве том"

Закадычный тварищ.

Зяма тревоги нашей.

Звезда пленительного "ШТАЗИ".

Зона Вечной Мерзоты.

Зад ожидания.

Зуд первой инстанции.

Заботодатель.

Западня Востока.

"Записки неграмотного".

Злаки препинания с агрономом.

Заплечных дел слово.

"Записки старого юнната".


ЗАКАЗ НЕТЕРПЕЛИВОГО И ИЗОЩРЁННОГО ГУРМАНА:

"Отварите мне темницу"
     ***
"Отвари потихоньку калитку"
     ***
"И  в  рагу никогда не добиться,
Чтоб склонилась твоя голова"

****************

Завсегдатай бордвока — о качестве   борща из банки: "Бул щи!"

Записки сумасшедшего: "Шизбранное".

Заслуженная накрада нашла героя приватизации.

Закон рынка: всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, когда её хотят купить.

Захватчик прошёлся по городам и фейсам.

"Здесь вам не раввины, здесь климат иной"

Заповедь лизоблюда: Шарк вперёд — два шарка назад.

Звезда мирового "Экрана успеваемости".

Звание отставника: "Отмирал Флота".

Заставить чётко работать городские службы могут только принятые к ним очень крутые мэры.

Запрет, подпираемый силой — вето, а беспомощной обидой — ветошь.

Землю — крестьянам, или крестьян — земле?

Заклёпка хотя бы не страдает заворотом болта.

Закону преемственности всегда next-кстати.

Зачинщик  бунтарских  острых  реплик   —   Стенька Фразин.

Зачем Петру потребовалось Окно в Европу? Чтобы иметь виды на Россию.

Золото партии — мат, серебро — шах, бронза —пат.

Заставить еврея застыть в твёрдом мнении — одно, что искать седьмой угол во Звезде Давида.

Заповедь любителя отечественного вокала: "Чти Отса своего!"

Итогом продвижения НАТО на Восток, того и гляди, явится новый город — Стерлипотомак.

Из инструкции огороднику: "После вскапывания лопатой комья следует хорошенько ограбить".


ИЗ ЦИКЛА "МАРКСИМЫ":

"Единство и пальба противоположностей."
***
"Беспредел уже поделённого мира."
***
"Борьба за сосущее ствование."
***
"Посрав-нению с м годом"


ИЗ МЕНЮ ОБЩЕПИТА:

"Щи Давида"
***
"Щит суточный"
***
"Ссала ты на любой вкус"
***
"Суп-Харчок"
***
"Турнепс по Чёрному Морю".
***
"С пелёнок табака"

************

Из записок взяточника: "А утром я с удовольствием получил очень большую сумму алкалоидов, содержавшихся в стакане крепкого чёрного чая".

Их нравы: "Циркулярная пила, а кусачки — закусывали".

Игорных ангелов полёт

"И что же вы в вашей лодке имели на обед?" -"Кормовое весло".

И какой русский не любит в бистро еды?

"Ищу работу.  Абсолютно свободно и без акцента говорю по-английски фразу: "Язык совершенно не знаю".

"Идущие на снедь — приветствуют тебя!.."

Иисус: "Не сыпь мне соль на прану"

Игра в настольный пенис.

"И будешь ты царицей кира!.."

И овцы сыты, и овсы целы.

И Дрын Отечества нам сладок и приятен

И  вновь  наша доблестная  Армия  перешла  в решительное наступление. На грабли

"Итак, вернёмся к нашим баринам"

История прядает эпохами и веками.

И на болоте — комарилья!

Исходные данные Моисея.

Из стенограммы: "Начались перения сторон друг на друга".

Из протокола: "Начались парламентские слушания храпа в зале заседаний".

Из цикла "Огни большого города": Ягода-Манила.

Иерейское счастье.

"И вновь продолжается пой!.."

"Израильтянут — потянут, вытянули Большую Алию".

Искомый следователь.

Искра бомжая.

"История одного множества".

Исчадие лада.

Интригангстер.

"Иду на гюрзу!"

"И судорожно сжав пшеницу в поле"

"Иван да Мойра"

Испытательный stroke.

"И восходит Закат!"

"Из России — с любою!"

Капитан дальнего плевания с высокого деверя.

"Космонавты! Зарубите себе на НАСА!"

Космонавт уволен по сокращению Шаттлов.

Кресало: "И ты, трут?!"

Как много дум наводит ООН.

Каннибальская—задушевная: "Маруся отварилась".

Клиент столовой: суп-подрядчик.

"Качественно обиваю пороги".

Корова: "Ум — хорошо, a My — лучше".

Капитал дальнего плавания.

Критическая масса трудящихся.

Как чай душист с малиной — воровской!.

Как  с гуся "Авода".

Кар-вошь.

Коп со смыком.

Каменный "ГОСТ".

К хвосту: "Ваше Вилячество!"

"Как мне всё это остоприятно!"

Ковёрный Старик-Хоттабыч.

Клятва еврейского Шалаша: "Сукка буду!"

Какой замычательный бык!

Крёстное Отечество.

Кит: "Планктон мне друг"

Кредо шахтёра: "Всё своё ношу в забой".

Копыта отбросили сомнения.

Компрачикосноязычные.

"Книга о вкусной и здоровой тыще".

Корова набычилась, курица распетушилась.

Козёл отпущения грехов.


Клубок Змеев-Горынычей.

Клика моих лапушек.

Кафедра Истерического Оптимизма.

Команда овцам: "Свистать всех на перх!"

Колхоз "Зеро Коммунизма".

Кредо сверхнового русского: "Пришла беда — открывай товарищество с ограниченной ответственностью типа Пирамида".

Команда капитана-монетариста: "Пр-раво рубля!"

Курок не впрок.

"Катись колбаской, вегетарианец!.."

Калипсо  предавалась  отпущению  греков  лишь  на седьмом году.

Куда my car телят не гонял

Конкурс на замещение вагантной должности бродячего студента-барда.

Кредо пожара: "Главное — не раздувать огнетушитель".

Кокетливо передёрнув затвором…

Краюха пропасти.

Каков радиус порочного круга?

Кацо маслом не испортишь (присловье "нового грузина").

"Как бы чего не вышло!" — подумала Прямая Кишка.

Караульный заступил на трудовой "Ахтунг!"

Козам: "Чтоб вашего пуху здесь не было!"

Клеопадла.

Культя личности.

"Кондомоводство" (из новых дисциплин).

Кацманавт.

Кардиолух.

Кабернетик ( о виноделе).

Кафешайтан.

Карданный фал.

Круговая баруха.

Ку-Клукс-Гдлян.

Коброта душевная.

Колчерукий.

Китайский пистолет системы "Маозер".

Костюмированный кал.

Кравчий: дозайнер.

Кайф-о-клок.

К тёще на белену!..

Козырная кварта выпивохи.

Креадура умника.

"Кир дому твоему!"

Кяфир на час (ВРИО "неверного")

Конференц-зад..

Караван-Сара

Клака в мире шоу-бизнеса — хитобойная флотилия.

Комары — разносчики индустрии инсектицидов.

Кох — туберкулёзу: "Кашелёк или жизнь!"

Куда более подколодным становится для неудачника казалось бы поначалу неядовитый ломберный стол.

"Когито — эрго суй!" (Из латыни Казановы).

Как воин, ультраортодокс вполне Коэн к нестроевой.

Кредо адепта восточных концептов:  "Пока ушу — надеюсь!"

Капитал безумца — его драгментал.

Коли ты раб по призванию — помрежем и помреж!

Лечебное горлодрание.

Лайнер: "Вызываю угон на себя!"

Лозунг  над  швейной  фабрикой:  "Верной  дерюгой идёте, товарищи!"

Лучший розыгрыш ярого активиста Белого движения: "У вас вся спина красная!"

Ленин — сапог, которым Россия наступила на ГОЭЛРО собственной песни.

Любимый кошачий закусон: "Вискас" с содовой.

Любимое блюдо космонавта: ЦУП с фрикадельками.

"Любимый город может пасть спокойно"

Лица необщее вырождение.

Ледовый рыцарь: конькистадор.

Ложе во спасение.

"Ленинским интеркурсом"(стенгазета    Эскорт-Сервиса).

Места компактного пережёвывания.

Медаль настырному: "За взятие на горло!"

Мемуары Квадрата: "Круг моих интересов".

Мемуары мясника: "Крюк моих интересов".

Мемуары хряка: "Хрюк друзей".

Мемуары банщика: "Пары, мой друг, пары"

Мемуары Дуба: "Несут меня корни".

Мемуары Кладовщика: "Время запирать камни".

Мемуары разбойника: "И даль свободного урмана"

Мемуары мага: "История моей жизни и чародеятельности".

Мемуары Мухобойки: "Хождение по мухам".

"Марал, а — чистый!" (Загадка об Олене).

Мера пресечения головы.


МЕНЮ ЦЕЛЕВОГО НАЗНАЧЕНИЯ

Для Сказочников: "Стойкий оловянный салатик".

Для заядлых курильщиков: "Плодово-ягодный кисет".

Для неженатых принцев: "Лапки Царевны Лягушки".

Для ненавидящих молочное: "Царевна-Несметана".

************

Мирный autumn.

Молочно-войсковая смелость новобранца..

Может ли Кашпировский дать установку (буровую) для добычи нефти?

Мир стабилен и постоянен — особенно в стремлении к переделу уже поделённого.

Момент истины в вине.

Морда просит ДСП.

Мустанг подумал с горечью: "Уздец!.."

"Мы говорим по-русски, что вовсе не говорим на нём"

Мачетерос — соль земли сахарного тростника.

"Мальков рыб ценных пород отдам в хорошие реки".

Мучительная стадия наслаждений.

Монетоприёмник — платояден.

Мейерзавец.

Мозговой штурмбанфюрер.

"Масть честная!"

Малюта-с-Курантов.

Money величия.

Младопатриарх.

Мацачусетс.

Млечный путь доярки.

Могила Неизвестного Уцелевшего.

Махи нации.

Мухи творчества.


"Мымр дому твоему!"

Микки-Маузер.

"Мать-Геморроиня".


МАЛЬЧИШНИК:

Мальчиш-Блохиш (Левша)

Мальчиш-Плакиш (Пьеро, Рыжков)

Мальчиш-Плахиш (Емеля Пугачёв, Робеспьер)

Мальчиш-Пахиш (Казанова)

Мальчиш-Бухиш (Кола Брюньон)

************

Народная забава: Стенька на Стеньку.

Новый русский: "Париж стоит "Мерса".

На смерть металлурга: "И на устах его   — лещадь!"

Нашла касса на взломщика.

Неподъёмная пустота.

Ненавистник курения: тугодым.

"Нет, весь я не ум" (мемуары Дуремара)

На широких просторах Думы начался очередной сбор голосовых.

"Накинь же, лётчик, мёртвую петлю на шею привередливого неба!.."

Нота протеза.

Не так странен печальный результат, как его по-прежнему дееспособные причины.

Новый турмаршрут по усыпальницам города: "Кости нашей столицы".

"Не судьба, а прямо какая-то кармарилья!.."

"Никакой поддержки временному улучшению состояния здоровья и материального положения!"

Накал здрасьтей (о безудержной приветливости).

"Наше транспортное агентство доставит вам любое удовольствие — куда прикажете".

Начальник кланового отдела.

Нептун основал рыбовладельческий строй.

Не смотрите на будущее своей страны через гоэлрозовые очки.

"Наше дело правое: мы — левачим!"

Назарет туманной юности.

Наука о личности: эгономика.

На банкете проктологов: "От нашего стула — вашему!"

"Наш офис охотно принимает медикейд — за насмешку над институтом страхования".

"Новые пейсы придумала жизнь"

Новый штамм тонкого мира: Кондомовой.

Наказание: выговор с занесением в крематорий.

"Не квакала бы ты, грудная жаба!.."

На Западном фронте — без востоковедов.

"Наше соперничество —  вне конкуренции!"

Набедренная повозка.

Непарламентское выражение лица.

Несолоно хлебавши сгущёнки.

Новые Руцкие.

Ностальструировать.

"Не вешайте мне лапшу на спагетти!.."

Наёмный бессребреник.

Нефертити Эры "Гринписа": Нефтетити.

Обращение к взяточникам: "Дорогие наварищи!"

О низкорослом китайчонке: "Мао каши ел".

"Отчего ты, Мяч, такой здоровый?" — "Качаюсь"