Долгое Время Работал В Казино На Вип Ложе

В году сборная СССР играла в финале чемпионата Европы, а через четыре года оказалась вынуждена менять название, состав — и судьбу. Под флагом России оказались грузин Тетрадзе и украинец Канчельскис, а ее первый гол забил эстонец Карпин; но сумма этих частей уже не равнялась былому целому. Во время первых больших турниров футболисты конфликтовали с тренерами и начальством подчеркнуто открыто, будто отыгрываясь за советский дисциплинарный период, — и, пожалуй, упустили шансов больше, чем им было предоставлено. В любом случае это было рождение по-настоящему новой сборной.

«Переход от сборной СССР к сборной России лишний раз показал, что футбол является отображением того, что происходит в стране. Естественно, что тот коллапс, который произошел в государстве, коснулся и нашей команды, повлиял на отношения внутри сборной, отношения с руководством. Все мы находились в подвешенном состоянии, и это не объединяло игроков.

В году меня, тренера сборной, зачислили чуть ли не в политические борцы, о которых говорили все — от Гавриила Попова, первого мэра Москвы, и до всех других демократов. В день путча наша команда улетала в Испанию. Мы выехали на взлетную полосу в Шереметьево за тридцать-сорок минут до того, как в Москву вошли танки, — это был ранний рейс в Мадрид. Сборная летела на товарищеский матч в Валенсию с одноименным клубом — рядовая игра, которая не привлекала никакого внимания. Поэтому когда мы вышли в аэропорту Мадрида, я не поверил своим глазам — нашу команду встречало огромнейшее количество журналистов, которые наперебой кричали: «Как вы оцениваете то, что произошло?» Я стоял в недоумении. Мы летели четыре часа, и я и представить не мог, что стряслось за такое короткое время. Когда мне объяснили, о чем идет речь, разумеется, я сказал, что случившееся — противозаконно, выразил какое-то возмущение. Потом это интервью пошло на Европу.

Почти сразу нам предложили в Испании политическое убежище, и несколько дней мы провели в Валенсии. Помню, только-только заселившись в гостиницу, позвонил жене. И первое, что она мне сказала: «Ты такой молодец, в Испании так горячо выступаешь». И тут все прервалось. Никакой связи с родиной в течение тех трех дней больше не было. Уже потом, вернувшись Москву, мы часто вспоминали эту историю: как я возмущался на камеру и совершенно забыл о семье.

Со сборной СНГ в году мы неожиданно для всех вышли в финальную часть чемпионата Европы в Швеции — из группы, в которой с нами боролись Италия, бронзовый призер чемпионата мира, сильные команды Венгрии и Норвегии. Средний возраст сборной был 23–24 года, а мы не только вышли на чемпионат, но сделали это с первого места, не проиграв ни одного матча. Для общества это был шок.

В финальной части мы заняли последнее место в группе, хотя и проиграли лишь один матч из трех — уже ничего не решавшую игру с Шотландией. Там была околофутбольная интрига, игроки были не виноваты. Рассказать, что именно там было, я не могу. Я не хочу говорить плохо о людях, даже о врагах. Скажу только, что это был единственный вариант, который спасал сборную Германии, не проходящую дальше. И это был единственный случай, после которого я сам ушел из сборной. На совещании после финала, когда главные тренеры сборных докладывали о своих успехах, я рассказал, в какой ситуации мы находились. У нас не было ни флага, ни гимна — по сути, у нас не было родины. Все эти вещи оправдали бы даже самое плохое выступление сборной».

Интервью: Виталий Суворов

«В году сборная Союза выиграла отборочный турнир и получила право участвовать в чемпионате Европы года. Но после того как СССР распался, возникла необходимость каким-то образом нашу команду легализовать. Мне удалось договориться с руководством ФИФА и УЕФА, чтобы в Швецию поехала команда Содружества Независимых Государств. Сложно было и привлечь в команду футболистов: грузинская федерация, скажем, к тому времени совсем развалилась, многие другие — тоже. В итоге команду мы все-таки собрали, но сам турнир провели неубедительно, сыграли два матча вничью, проиграли Шотландии и не вышли из группы. На этом бесславная история сборной СНГ закончилась. Бышовец говорил что-то о нечестном матче с Шотландией? Я об этом ничего не знаю. Мы плохо играли, шотландцы нас просто смяли. Я думаю, что мы просто психологически были не готовы.

Разумеется, в то время у нас были колоссальные проблемы с финансами, как и во всей стране. Все развалилось, полностью. Раньше у нас было бюджетное финансирование, которое позволяло проводить сборы, содержать команду. Потом все это закончилось. В бюджете не было ни копейки, спонсоров не было. Мы тогда и не знали, что это такое. Но за счет того, что у нас были хорошие отношения с Олимпийским комитетом, нам удалось выйти на компанию Reebok и подписать хороший контракт на экипировку всех сборных команд России. Плюс мы получали неплохие деньги за рекламу компании. Если бы этого контракта не было, у нас не было бы вообще ничего. Хотя и тех денег, что мы получали от Reebok, не хватало даже на содержание первой сборной. Так что мы начали активный поиск спонсоров — и благодаря хорошим отношениям и связям подписали контракт с «Газпромом», «Старым мельником», что дало нам возможность финансировать подготовку команды к следующему чемпионату. Финансовой помощи у правительства я никогда не просил, никаких встреч у меня не было. Я всегда был категорически против того, чтобы нами кто-то командовал, это было моим кредо. Со всем мы справлялись ­сами. Тяжелые времена, что сказать».

Интервью: Виталий Суворов

«За ту сборную России мы играли на автомате, не особо еще понимая, какую именно команду мы представляем. Но играть за сборную необходимо в любом случае, и нет особой разницы, какое название она носит. Единственное серьезное изменение — появление гимна. Когда мы играли за СНГ, играла не совсем понятная музыка. А так — обстановка была нормальной, даже дружелюбной. После Евро, в котором мы вполне могли выйти даже в полуфинал, хотели продолжить в том же духе, надеялись, что главным тренером останется Анатолий Бышовец. Но получилось иначе, и возникло недовольство решением руководства. Было непонятно, за что уволили тренера. Через год эта непонятная ситуация усугубилась, возник настоящий конфликт, и куча игроков не поехала на чемпионат мира. Садырин, тренировавший нас в м, ни в чем не виноват. Он замечательный человек и просто попал под раздачу. Оказался в неприятной ситуации, когда ­игроки перестали понимать руководство».

Интервью: Владислав Воронин

«В году было еще не очень понятно, за какую страну мы играли. Были довольно простые вопросы: кто мы? для кого играем? Ситуация осложнялась еще и тем, что ФИФА сказала, что все ребята из бывшей сборной СССР могут выбирать из нескольких вариантов: кому-то предлагали играть за Литву, кому-то — за Украину, кому-то — за Белоруссию. В такой непонятной атмосфере мы провели примерно год, потом все встало на свои места.

Каких-то радикальных перемен я не заметил. Политические изменения — это важно, но в футбол как играли, так и будут играть. А все проблемы остались еще со времен Валерия Лобановского, который работал в команде до года. Самый хрестоматийный пример — это организация рабочего процесса. Ни для кого не секрет, что мы сами чистили бутсы и стирали форму, сами покупали билеты на самолет, потом нас не встречали в аэропортах… Выплат премиальных приходилось добиваться разными путями, пару раз даже устраивались маленькие забастовки. Игроки просто отказывались разъезжаться по домам и требовали моментального погашения долгов. Это ­работало. Мелкие конфликты в те времена были нормой, но руководство РФС не делало ничего, чтобы сгладить обстановку. Даже со стороны главы союза Вячеслава Колоскова мы никогда не чувствовали желания сесть за стол переговоров. Все работало по какой-то непонятной схеме: Колосков просто приезжал в расположение команды, быстро что-то говорил, но по всему было видно, что он говорил неправду. У нас все-таки не дураки были в команде, все прекрасно различали искреннюю речь и откровенную фальшь. Чувствовали, что на нас было наплевать. Доходило до того, что мы жили на базе в Новогорске без воды и каких бы то ни было человеческих условий. Именно из-за такого психологического пресса мы и не достигли серьезных успехов. А ведь могли».

Интервью: Владислав Воронин

«История российского футбола» — совместный проект «Афиши» и goalma.org

Энигматический человек с вечно растерянным выражением лица, Романцев был главным российским футбольным руководителем в х. Он почти никогда не общался с игроками, лично принимал все ключевые решения и нажил за несколько лет огромный авторитет — такой, что его хватило на восемь с половиной чемпионств «Спартака» и несколько неудачных попыток сделать что-то со сборной России. Его тренерская карьера прервалась так же загадочно, как и протекала, — и до сих пор мало кому понятно, в чем был секрет человека, который провел полжизни с сигаретой, а другие полжизни с удочкой, но до сих пор остается самым успешным тренером России. Как сказал сам Романцев на легендарной пресс-конференции в январе года: «Только я один знаю, что я с ними делал».

«Я познакомился с Олегом Ивановичем в году в Лыткарино. Мэр города проводил турнир, на который пригласили меня и Романцева. В тот момент он уже был известным тренером, и для меня это знакомство было большой честью. У нас с Юрием Заварзиным тогда был ресторан «Разгуляй», и после матча я его туда пригласил. Поужинав, он предложил мне прийти в «Спартак» и помогать ему в организационных вопросах.

Романцев всегда был готов к работе. Он работал днем и ночью, потому что страшно не любил проигрывать. Для него это был удар. Романцев любил отстаивать свою точку зрения, доказывать свою правоту — и делал это каждый год, выигрывая со «Спартаком» титул за титулом. Кто-то, наверное, мог назвать это сложностью характера, но я так не думаю. Сложность — это когда человек полсезона работает в команде, ничего не добивается, бросает и уходит.

Даже в самые звездные времена Романцев оставался самим собой: уважительно относился к футболистам, всегда прислушивался к чужому мнению. Единственное, чего он не терпел, — это безразличие. Когда он видел это у футболистов, он останавливал тренировки, раздражался: «Не хотите тренироваться сейчас, будем больше работать вечером». Романцев твердо знал, что нужно делать, и держал все под контролем. Никто не мог прийти к нему и сказать: «Олег Иванович, давайте 12 португальцев купим». Все кандида­туры мы обсуждали коллективно, но решения принимал всегда он. Никакой совет директоров не мог заставить его взять футболиста, которого он не хочет видеть в команде. Зато он мог приобрести игрока, который никому не был известен, — Попова, Карпина. Он что-то в них замечал, брал и делал звездами.

В м мы пригласили в «Спартак» Толю Канищева из «Алании». Нам нужен был футболист, который занял бы позицию травмированного Александра Ширко. Толя пришел и в первых семи матчах забил пять голов, это был успех. Но потом Ширко поправился, и Романцев просто перестал ставить Канищева в основной состав. Я подошел к нему и сказал: «Ты можешь мне объяснить, почему Толя не играет? Он забивал. В чем причина?» Романцев ответил: «Давай мы с тобой поменяемся местами: я буду управлять клубом, а ты иди тренируй команду». Он был невероятно уверен в себе. Именно поэтому «Спартак» побеждал. А спад Романцева случился, когда в клуб пришли люди с деньгами и стали говорить ему, что делать. Неудивительно, что у него пропало желание работать в нашем футболе.

Он любил вспоминать свою молодость в Красноярске, когда он еще был игроком. Рассказывал: поехали они в Сочи на сборы, выходят на тренировку, и тренер говорит: «Сегодня все бежим в гору». Футболисты стартуют, пыхтят, а тренер сзади на грузовике едет и из окна так говорит: «Что-то у нас сегодня темп слабый, ребята».

Интервью: Виталий Суворов

«Моя первая встреча с Романцевым случилась в году в Сокольниках, в манеже, где тренировался «Спартак». Ехал поговорить — контрактов тогда не было: тебя просто или брали на ставку инструктора, или нет. Олег Иванович сказал, что они собираются 15 декабря и посмотрят, что я могу. Собрались человек шестьдесят. В течение двух недель нас отсеивали, перед Новым годом осталось трое. Двоих других уже не помню.

C го по й мне доставалось от Романцева каждый день. Он постоянно отмечал мои ошибки, причем самые разные. Нас таких трое было — Карпин, Попов и Перепаденко. Фраза, которую он чаще всего повторял для всей команды: «Быстро думать».

Когда я уезжал в «Реал Сосьедад», Романцев отпускать меня не хотел. Но мы к тому времени в России уже все выиграли, три раза подряд стали чемпионами, я хотел попробовать себя на другом уровне. Романцев принял мои доводы и не настаивал на том, чтобы я остался. Часто слышу, что люди считают его закрытым человеком. Но я его таким не знал. Мы знакомы с ним с конца х, и в общении он как был открытым, так и остался».

Интервью: Юрий Дудь

• 

  В году единственный раз в истории проводился Кубок СНГ — и его тоже, как и примерно все остальное тогда в стране, выиграл «Спартак». На фотографии: футболисты качают главного тренера «Спартака» Олега Романцева после победы в финале Кубка над ЦСКА со счетом

  Фотография: РИА «Новости»

  1/4

• 

  Олег Романцев и Федор Черенков, одна из последних легенд советского «Спартака», на прощальном матче Черенкова в году

  Фотография: ИТАР-ТАСС

  2/4

• 

  Кубок России «Спартак» выигрывал в х гораздо реже, чем чемпионат, — всего дважды. На этой фотографии команда после победы в турнире в году. Олег Романцев — с букетом

  Фотография: РИА «Новости»

  3/4

• 

  В неблагополучной России х даже «народной команде», которой всегда считался «Спартак», зачастую приходилось играть при пустых трибунах

  Фотография: РИА «Новости»

  4/4

«Это единственный тренер на моей памяти, который не общался с игроками. Романцев не любил персонифицировать претензии, он был по большей части человеком в себе. В играх, в перерывах, после — он всегда был в себе. И только в тренировочном процессе — за день, за два до матча — его прорывало. Он начинал шевелить желваками. Это был первый признак его озлобленности. Потом срывался на крик. Вроде все в порядке, ничто не предвещает грозы, и тут он ни с того ни с сего начинает кричать. В этом чувствовалась какая-то искусственность. Видимо, он ощущал, что команда теряет в мотивационном градусе и ей не хватает стресса. Как правило, Олег Иванович был грозным перед какими-то не слишком сильными соперниками и таким способом умышленно создавал напряжение. Взбадривал: «Соберитесь!» Мы переглядывались. Да вроде собранны. Через мгновение опять крик, опять что-то не так. Орал от души. Правда, без мата. Теперь, будучи тренером, я его понимаю все лучше. Он тем еще мотиватором был. Не за Родину мотивировал. Думать сначала заставит, в игру впишет капитально. И только потом резко срывался на всех. Чтоб никому много не показалось, а не наоборот, как у обычных тренеров.

год. Конец славного времени, начало перепутья. Пока об этом никто не знал, но в команде уже что-то происходило. Первый сбор. Январский. Он по традиции неизменно начинался четвертого числа — в день рождения Романцева — вылетом в Израиль, культовым походом к Стене Плача и далее по истрепанному годами списку. Потом квадраты (вид тренировки. — Прим. ред.), и тысячи перепасовок на средиземноморском воздухе. Таков был устой. Но потом — сюрприз. Объявляют, что первый сбор восстановительный — играть мы из-за еврокубков закончили меньше месяца назад. Дальше — больше: возьмите жен, детей… Ну-ну, когда дело дошло до оформления виз, никаких жен уже не предусматривалось. Никто даже не заговаривал на эту тему. Проехали. А когда приехали в Израиль, то забыли и о восстановительном сборе. Да ладно бы с ним, с восстановлением, из тренировок исчезли квадраты. Пошли такие гонки, которых «Спартак», наверное, не знал никогда. Сначала ты прыгаешь через все поле, потом бежишь, потом опять прыгаешь, опять бежишь — и так до бесконечности. Таких упражнений у Романцева никогда не было. Две такие тренировки завершили карьеру Мирослава Ромащенко, который едва восстановился и сразу попал в общую группу. На следующий год на основе новых методов «Спартак» готовился к «Баварии» и получил в Мюнхене пять мячей. Романцев всегда был собой — и лишь на этот раз оказался кем-то другим.

На одном майском турнире в Анталье, где одних участников было человек пятьсот, собрались спартаковцы. Комплектовал команду Ананко, а тренировать ее должны были Романцев и Ярцев. Многие прилетели с семьями, основная группа приземлялась на турецкий берег ночью. Перебитый сон, желание доковылять до матраса. И вот компания прибывает в отель — а ее там не ждут. Накладка. Все бы ничего, обычное дело для пляжной провинции, но там был Романцев. Он, съежившись, проявлял терпение. Первый номер освободился ближе к обеду, и, естественно, ни у кого не возникло сомнений, кому вручать ключи. Олег Иванович ушел, затворил дверь, и все успокоились. Тренер отдыхает. Перед ужином кто-то осторожно постучал в номер Романцева. Тишина. Спит, наверное, чего будить… Наутро в его дверь вновь постучали. Уже погромче. И тишина. Позвонили — длинные гудки. Позвали работников отеля, открыли дверь — пустота. И лишь затушенный в пепельнице окурок выдавал гостившего здесь Олега Ивановича. К вечеру до него дозвонились. В Москву. Оказывается, он зашел в номер, прикурил и отправился в аэропорт. Он никогда ничего не объяснял».

Интервью: Анатолий Самохвалов

«История российского футбола» — совместный проект «Афиши» и goalma.org

В начале х канонический вид на Белый дом с Новоарбатского моста мог навести на разные мысли, включая следующую: где-то там на задворках играет первый частный футбольный клуб в России, названный иракским бизнесменом в честь своих детей. Краснопресненский «Асмарал» (Асиль, Мариам, Алан) тренировали Бесков и Романцев, за него играли Гаврилов и Семак, и исчез он так же неожиданно, как и появился, подарив российскому футболу первую полноценную легенду: деньги с Ближнего Востока появились здесь на 20 с лишним лет раньше, чем «Манчестер Сити» выиграл чемпионат Англии.

«Асмарал» появился в конце х. Был такой клуб «Красная Пресня», который принадлежал шестому таксомоторному парку и входил в общество «Спартак» — то есть, по сути, был фарм-клубом московского «Спартака». В нем обкатывались молодые игроки, на каких-то ставках работали ветераны. Тот же Олег Иванович Романцев, только-только завершивший игровую карьеру, поругался в «Спартаке» с Бесковым, и Старостин быстро пристроил его тренером в «Красную Пресню» — там он работал в – годах. Но в конце х таксомоторный парк перестал поддерживать клуб, и он стал практически бесхозным. В этот момент появился некто Хусам Аль-Халиди — иракский бизнесмен, который его и подобрал. Откуда он взялся, сказать сложно. Он очень хорошо знал русский язык, его жена Светлана Бекоева была осетинкой, и они вдвоем начали этой командой заниматься — переименовав команду в «Асмарал». Клуб моментально стал самым модным в стране. Моднее не было ничего. Платили не меньше, чем в «Спартаке» и ЦСКА, поэтому футболисты туда шли, понимая, что заработок будет хорошим. За счет этого «Асмарал» быстро вышел из второй лиги и самый первый сезон чемпионата России начал в высшей.

Фанаты у клуба были всегда, хотя и очень немного. Был еще и такой момент: «Асмарал» играл на стадионе «Красная Пресня» у метро «Краснопресненская» — это было малопригодное для спорта место, так как стадион никто не ремонтировал аж с года. Даже сейчас, когда рядом красивая набережная, Белый дом, большой зоопарк, стадион находится ровно в том же виде, с теми же покосившимися трибунами. Поэтому «Асмаралу» не разрешали на нем играть, в частности — осенью го отменили кубковый матч «Асмарал» — «Спартак», потому что испугались, что придет больше пяти тысяч спартаковских болельщиков и начнутся беспорядки. Получалось так: залатают несколько дыр, клуб проведет пять-шесть матчей, а потом выясняется, что на стадионе нет горячей воды, нет пропускной системы — и все по новой. Команда очень часто проводила домашние матчи в «Лужниках», в Люберцах, и фанатская аудитория — эти люди из дворов «Краснопресненской» — распадалась.

В «Асмарале» работала первая женщина-президент в российском футболе — та самая Светлана Бекоева. Надо сказать, что женщина была очень толковой. У нее было много друзей среди известных тренеров, она этой дружбой очень дорожила. Скажем, в – годах главным тренером «Асмарала» был Константин Бесков. На тот момент он сидел без работы почти десять лет, и Бекоева с Аль-Халиди нашли к нему подход — убедили, что это серьезный проект, дали ему машину, хорошую зарплату. Тогда Бекоева сделала клуб элитным — она умела разговаривать красивым языком, делать хорошие подарки, ходить в гости. После Бескова так же успешно был приглашен Валентин Козьмич Иванов, которого обидели в «Торпедо». Поэтому «Асмарал» ассоциировался с театром, с шиком — – годы были звездным временем клуба, в нем ра­ботали очень состоятельные люди. Кроме того, в команде было много молодых игроков, которые впоследствии стали звездами в масштабах страны, — тот же Сергей Семак, Александр Точилин и другие. Семака вообще нашли школьником — он закончил одиннадцатый класс то ли с золотой, то ли с серебряной медалью и сразу же после экзаменов поехал из Луганска в Москву. Он сам рассказывал, что в первые годы в столице денег у него было совсем мало, и единственным развлечением, на которые хватало после тренировок, был поход в кинотеатр. На «Краснопресненской» он уже тогда был хорошим.

В начале х все действительно было супер. Как выяснится позже, еще и по той причине, что Аль-Халиди был связан с оружейным бизнесом. Я не могу это утверждать, но, насколько я знаю, существовал какой-то российско-ближневосточный контракт по поставке оружия, и он этим занимался. А поскольку бизнес был мегауспешным, Аль-Халиди спокойно выделял условные пять процентов на содержание клуба. Впоследствии у него возникли проблемы, случился конфликт с людьми, приближенными к первым лицам правительства, и тогда «Асмарал» вытурили со всех баз и начали активно притеснять. Примерно в тот же момент прикрыли его супердоходный бизнес, и денег на команду оставалось все меньше. По инерции «Асмарал» просуществовал до года, все время бултыхаясь в низших дивизионах. В м, когда «Асмарал» боролся за выживание в первой лиге, игроки выступали в обносках. В м команда уже свалилась на последние места во второй лиге, ездила на каких-то раздолбанных автобусах, стали появляться люди из дворового футбола, то есть непрофессионалы. Зарабатывать там уже было нельзя, платили буквально по сто долларов. А когда началось совсем полное безденежье, «Асмарал» начал сдавать матчи. Я прекрасно помню, каким кошмаром были последние годы клуба. Это была умирающая нищая команда, которая никому не нужна.

«Асмарал» был нужен российскому футболу и, несомненно, на него повлиял. Это был первый в истории СССР и России стопроцентно частный клуб. До этого не было ничего подобного, не было никаких опытов и никаких предпосылок. Только после появления «Асмарала» дело сдвинулось с мертвой точки, и в России начали появляться частично или полностью частные клубы».

Интервью: Виталий Суворов

«История российского футбола» — совместный проект «Афиши» и goalma.org

• 

  Пресс-конференция футболистов-«отказников» зимой года. Слева направо: Василий Кульков, Андрей Иванов, Игорь Добровольский, Сергей Кирьяков

  Фотография: Александр Федоров/«Спорт-Экспресс»

  1/2

• 

  Пресс-конференция футболистов-«отказников» зимой года

  Фотография: Александр Федоров/«Спорт-Экспресс»

  2/2

Бумага со словами «Должны быть изменены условия материального вознаграждения…» — важнейший документ в истории российского футбола, первая попытка уехавших на Запад игроков установить европейские порядки по эту сторону не так давно поднятого занавеса. Шум поднялся потому, что анекдот «Сборная России собрала 10 крышечек и поехала на чемпионат мира» был не так уж далек от правды с точки зрения материального обеспечения команды. Попытка, правда, обернулась провалом — что на Чемпионате мира (не вышли из группы), что в долгосрочной перспективе (см. Евро).

«Ясно, почему появилось это письмо. Во-первых, ту команду создавал именно я, и ребята хотели продолжать работать со мной. Во-вторых, не было отношений между игроками и тогдашними тренерами сборной — Павлом Садыриным, Борисом Игнатьевым. В моей карьере не было случаев, чтобы я не защитил игроков. Предал их. Со мной интересы игроков всегда были соблюдены — по контрактам, по каким-то другим вопросам. С другими тренерами такого не было.

Потом пошли отказы от подписей. Отказались те, кто играл в ЦСКА, потому что главным тренером армейцев был тот же Садырин. Даже среди ближайших учеников и друзей Иисуса Христа был Иуда. Игроков пытались уговорить поехать на чемпионат мира, и для этого в ход шли любые средства. Я считаю, что такие игроки, как Шалимов, Добровольский, Кульков, Иванов, — те, кто не отказался от подписей, — настоящие мужчины. Подписав это письмо, они показали, что речь шла не о деньгах, речь шла о принципах. С теми, кто впоследствии поменял свое решение, у меня сейчас нормальные отношения. Я жалею совсем о другом: это письмо могло оказать огромнейшее влияние на развитие всего нашего фут­бола. Изменилось бы отношение к футболистам. Но этого не произошло».

Интервью: Виталий Суворов

«Во времена, когда Колосков руководил РФС, были моменты, по которым наши взгляды расходились. Например, выплата денег. Игрокам сборной России либо заплатили меньше, либо вообще не заплатили. Или выдача формы. На сборах нам выдавали по одной футболке, а тренировок в день было две. Причем эти футболки мы же сами и стирали. Как они могли высохнуть до вечера? В каждой мелочи были такие ­ситуации. А потом Колосков говорил, что приехали рвачи, которые требуют себе лишние носки. Хотя на самом деле тебя заставляют тренироваться в мокрой футболке, и ты требуешь еще одну. И тебе гово­рят, что ты думаешь только о деньгах. Да там денег никто и не просил… Я еще играл в «Спартаке», и там выдавали все, что нужно. В сборной-то тогда вообще никаких проблем не должно было быть.

Письмо я подписал потому, что хотел смены тренера. У меня лично были претензии к Садырину. Я был не согласен с некоторыми моментами, вот и все. C какими? Неважно. И я не считаю, что допустил ошибку. Поэтому я и отказался играть за сборную тогда. Так же, как отказался и в м. Потому что считал, что по отношению ко мне поступали несправедливо».

Интервью: Юрий Дудь

«Письмо четырнадцати» появилось не просто так. В году атмосфера уже была напряженная, конфликт начинал искрить. Многие ребята из нашей сборной играли в Европе и понимали, что футболист должен только играть. Стирать и гладить форму, мыть бутсы и готовить еду должны другие люди. Сейчас это кажется очевидным, а тогда все футболисты сами занимались бытовыми вещами.

РФС подписал соглашение с Reebok, но на финансовом положении игроков это никак не отразилось. Премиальные были просто смешными — две тысячи долларов. Мы просили повышения до трех тысяч. И нас за это обозвали зажравшимися рвачами. Было еще такое замечательное слово — «легионер». Я тогда уехал в Португалию, в «Бенфику», и в прессе таких, как я, называли легионерами. К нам относились как-то пренебрежительно, предлагали вообще не приезжать на родину.

Чиновники встречались с игроками только для галочки. Смотрели на нас свысока, о футболистах не заботились. Проиграли — ничего страшного, главное — заработать побольше денег. Это, конечно, дико печально».

Интервью: Владислав Воронин

«История российского футбола» — совместный проект «Афиши» и goalma.org

Союзная футбольная телешкола, как и все советское, в начале х медленно приходила в упадок — впрочем, на смену рассудительным ветеранам вроде Владимира Перетурина быстро пришли новые лица. С того момента, как на канале НТВ появился «Футбольный клуб», профессия комментатора постепенно начала ассоциироваться с новым поколением, разговаривавшим со зрителем быстрее, хлеще, наглее и интереснее.

«Мы не придумывали никакой революции. Мы просто говорили тем же самым языком, каким говорили в обиходе. Ну, наверное, не были лишены какого-то определенного таланта… Тогда главной частью телевидения стал журналист. До этого ведь спортивное телевидение было довольно консервативным жанром. Допустим, программу «Время» раньше вели дикторы, а потом стали вести журналисты. Подобные перемены происходили и в спорте. Комментатор сам по себе и комментатор классической советской школы — это же, в общем, человек, который реально комментировал только спорт. Потом он еще вел спортивные новости. Но все это не потому, что нет таланта, просто это не подразумевало того, что человек имеет хорошую современную репортерскую школу.

Попробую перечислить наиболее знаковые события в российском футболе за время существования «Футбольного клуба». Думаю, что это уход с поста президента Российского футбольного союза Вячеслава Колоскова, потому что это было просто трудно себе представить, он казался вечным человеком. Впоследствии, правда, выяснилось, что он оказался с отрывом наиболее интеллигентным и, пожалуй, наиболее профессиональным руководителем в футбольной области, но тогда казалось, что это действительно был чистейшей воды застой. Конечно, таким событием будет и появление иностранных тренеров в российском футболе, в том числе и в сборной. Выделю чемпионство «Спартака» года. Когда команду оставили в силу финансово-хозяйственных причин практически все ведущие футболисты, и «Спартак» начал сезон составом, который в прошлом являлся дублирующим, по сути.

Победы ЦСКА и «Зенита» в Кубке УЕФА — безусловно знаковое событие. Я бы их объединил, потому что нельзя выделять какую-то особенную из этих двух побед. Покупка Романом Абрамовичем «Челси» — событие, которое, конечно, невероятно катализировало развитие российского футбола. Ну и аналогичное, на мой взгляд, очень важное событие — это уход в году Абрамовича из российского футбола, который он опекал четыре года, и появление на его месте «Газпрома». Это, в общем, тоже событие очень неоднозначное, потому что я иногда, например, думаю: а ведь могло такое случиться, что российским футболом сейчас бы руководил Сергей Капков…

Спортивному телевидению сегодня не хватает признания со стороны коллег того факта, что оно телевидение. Для меня это болезненный вопрос. Сам я этим никоим образом не обойден, я двукратный лауреат ТЭФИ. Но у нас в стране работают совершенно потрясающие комментаторы, и это профессия, которая сейчас ежегодно выдает три-четыре совершенно выдающихся образца. А сейчас в финале ТЭФИ оказываются, с одной стороны, спортивные новости телеканала «Дождь» в жанре «сделай сам» (я уважаю коллег, но, простите, это не имеет никакого отношения к спортивному телевидению), а с другой, обратите внимание, озвучка программы «Большие гонки» или там какие-то «Жестокие игры». Озвучка! У меня нет для этого цензурных слов».

Интервью: Алексей Пономарев/goalma.org

«В году на чемпионат Европы в Швеции я ездил еще в качестве пишущего журналиста, но уже начал сотрудничать с телевидением, поэтому даже делал там какие-то сюжеты. Туристическое агентство разместило меня в одной гостинице с женами футболистов. И я сделал с ними мой первый хороший сюжет на телевидении, запланированный к выходу в четвертьфинал. Там был последний матч в группе с шотландцами, которым уже ничего не было нужно. И вот они с перегаром, пьяные после встречи с Родом Стюартом накануне, вышли на поле и обыграли наших — Игорь Добровольский, полузащитник нашей сборной, говорил, что он чувствовал перегар, когда рядом пробегал шотландец. И этой команде мы тогда проиграли. Сюжет был готов, но он никуда не пошел, потому что наша сборная благополучно вернулась домой. В финале чемпионата мира года комментарий шел по принципу, который сейчас невозможен, потому что весь турнир, как и сейчас, мы делили пополам со вторым каналом. Но сейчас мы делим по матчам, а тогда мы некоторые игры делили по таймам. В итоге первый тайм финала Бразилия — Италия комментировали в паре Геннадий Орлов и Олег Жолобов, а потом надо было переключить на Первый канал, и «мы передаем слово Виктору Гусеву». Я сидел рядом, ниже их, поблагодарил их жестом и продолжил комментировать. Сидели в трусах под открытым небом — была градусная жара, солнце пекло нещадно. Были защитные коробки, но коробки закрывали мониторы, а не комментаторов, то есть организаторы подумали о технике, но не позаботились о журналистах. И поэтому все просто надевали эти коробки на головы. Когда я начал комментировать, помню, первая реакция моего редактора: «Виктор, Виктор, ты где-то в туннеле, где-то в туннеле!» Пришлось коробку снять.

Еще одна ситуация, которую я все время вспоминаю: я еще даже не в штате Первого канала, год, чемпионат мира и мы играем со шведами. Это был решающий матч… Нам нужно было у шведов выиграть, а мы им проиграли. Я тогда не комментировал, но у меня была задача взять интервью после матча. Это должно было идти впрямую на Первом канале. Я стою, и никто из наших не хочет говорить. Я жду, и уже все ушли из раздевалки, у меня последняя надежда на голкипера Дмитрия Харина, потому что он проходит допинг-контроль. И он выходит, а камера ждет, это прямой эфир. Нет, не прямой, но это запись, которая тут же пойдет, это очень важно, люди ждут это интервью. И я говорю: «Дима, вы просто должны меня выручить. Мне нужно просто в трех словах — итог того, что произошло». И Харин говорит так лукаво: «А можно в четырех?» Я говорю: «Конечно». Он говорит: «Опять мы в жопе».

Мне кажется, что иногда шутки, которые многие готовы простить моим коллегам и даже их оценить, не оценивают и не прощают в моем случае. Как получилось с фразой про нетрадиционную ориентацию Фредди Юнгберга, например. Во-первых, Юнгберг сам сказал открыто, что он гомосексуалист. В этом смысле я человек очень демократичный и, несмотря на свое советское прошлое, нормально отношусь к этим движени­ям. И я продолжил логическую цепочку, сказав, что если он об этом объявил, не страшно ему будет стать арбитром в будущем. Когда ему будут кричать «судья — пидорас», это не будет его обижать. По-моему, это такая нормальная, очень беззлобная шутка, не обижающая никого. Но когда людям просто не нравится человек — в данном случае Юнгберг или комментатор Гусев, — они хотят за что-то уцепиться и цепляются за это. Финальная фраза «Берегите себя!» в моих репортажах появилась с самого начала. Это пошло от пишущей журналистики, потому что когда пишешь заметку или статью, хочется поставить какую-то точку. В репортаже непонятно, чем все закончится, непонятно, какая это будет точка, поэтому хотелось эту точку зафиксировать для себя раз и навсегда. Я решил, что это будет «берегите себя». Как переводчик по профессии, я знаю, что американцы говорят «take care». Но у них это потеряло буквальный смысл, они это используют вместо «пока», а я перевел дословно. Мне показалось, что это очень хорошо ляжет на условия нашей жизни. Тем более все это начиналось в начале бешеных х годов, и пожелать людям ­«берегите себя» было нелишним».

Интервью: Алексей Пономарев/goalma.org

«Я занимался футболом на юношеском уровне достаточно серьезно, но без перспектив стать профессиональным футболистом, потому что это было в советское время и эта профессия никаких благ не сулила. Тогда в большей степени, чем сейчас, был востребован талант, нежели желание стать футболистом. Рабочих мест было меньше. Потому что это был чемпионат СССР, и в Российской Федерации было меньше команд.

На телевидение я попал абсолютно случайно, это как раз из серии «оказаться в нужное время в нужном месте». В году, оставшись без работы, я случайно услышал где-то о том, что открывается спутниковый спортивный канал. Просто позвонил по телефону, который давался в программе «Футбольный клуб», даже не позвонил, а факс отправил с просьбой взять меня на просмотр.

Даже классическая история с матчем Россия — Голландия — это работа, это не боление. Поэтому репортаж получился такой замечательный — каждый воспринимает его как что-то такое, особенное для себя. Комментатор должен стараться быть на одной волне со зрителем. Если зрителю в целом скучно, нельзя обмануть игру. Если игра скучная, тем более если она не статусная, странно было бы слышать какой-то бодрый комментарий просто для того, чтобы взбодрить людей, потому что люди все равно засыпают. А поскольку во время матча с голландцами все были на волне, я просто удачно эту волну поймал, и мы оказались связаны с людьми, которых я даже не видел. Я даже сам себя заводил, как будто бы я в этой толпе болельщиков нахожусь и вместе с ними переживаю. Это была большая игра в хорошем смысле: и со стороны команд, и с моей тоже. Но я этого репортажа даже немного боюсь. Когда слышу свои отдельные фразы или выкрики, затыкаю уши, потому что по ощущению это, конечно, психически неуравновешенный человек.

Если говорить о плеяде комментаторов, телевизионных людей, которые выросли из «Футбольного клуба», то, я думаю, людей такого уровня на телевидении вообще мало. Не на спортивном, а вообще. Я говорю не про себя, это неприлично. Я думаю, что любой, кто имеет опыт работы в «Футбольном клубе», — это человек, который даст сто очков вперед огромному количеству своих коллег на всех других каналах, включая федеральные. Потому что у нас не было никакой специализации, мы делали все. На это смотрели с большим удивлением, когда я ездил делать репортажи за границей… Они не понимали, как так можно, потому что у них есть четкое разделение труда: есть репортер, есть монтажер, есть человек, отвечающий за звук, — у каждого своя специальность. А мы делали все под ключ.

Любой из нас уже прокомментировал больше, чем Озеров, раза в два. Я думаю, что я прокомментировал точно больше матчей. В среднем получается 50–70 трансляций в год. На десять лет — больше И подавляющее большинство из них — в прямом эфире.

Бывает, конечно, так, что человек идет озвучивать матч, а ему заводят в аппарат картинку другой игры — у нас же одновременно идет много матчей. Он садится, начинает комментировать, причем это какие-то сборные, которые мало кто знает. Условно говоря, Фарерские острова и Шотландия, а ему завели Андорру и Мальту. И он минут десять не замечает, комментирует, как будто это Шотландия».

Интервью: Алексей Пономарев/goalma.org

Я никогда в жизни специального внимания на комментаторов не обращал. Понятно, что кто-то мне нравится больше или меньше, но меня всегда поражали люди, которые утверждают, что комментатор помогает или, наоборот, зверски мешает смотреть футбол. На мой взгляд, первична картинка, то есть собственно футбол, а комментатор — это дополнение. Кардинально менять качество футбольной трансляции, сам футбол, комментатор не в состоянии. У меня сейчас ребенку три года. Когда ей был годик, она довольно плохо спала, и мне пришлось целый год смотреть футбол без звука. Так вот я
не очень страдал — сам футбол от этого никуда не исчезает.

Объективных критериев для оценки комментаторов нет — они либо нравятся, либо не нравятся, и все. Когда я стал комментировать, я изначально поставил задачу никому не подражать — главное быть естественным, как в жизни. Мне кажется, у меня получилось. Хотя глупо было бы отрицать, что поскольку наиболее бурный болельщицкий период в жизни, лет, пришелся на появление на НТВ Василия Уткина с его «Футбольным клубом», безусловно, какие-то вкусовые ориентиры, направление развития, были заданы им.

Я попал на НТВ+ из-за моего брата, который попросил посмотреть на меня Юру Черданцева. И Юра достаточно много со мной занимался озаучкой и написанием текстов, хотя я никогда не комментировал на НТВ+. Мне кажется, что сейчас путь от стажера к комментатору попроще, чем когда я приходил на канал. Раньше НТВ+ показывал меньше футбола, было меньше возможностей.

Моя основная школа — это телеканал 7ТВ. На нем я получил наиболее серьезное образование благодаря Диме Федорову, Андрею Голованову, Илье Казакову — и с ним у меня связаны самые приятные воспоминания. Мы там делали отличную футбольную программу, а к комментарию нас подводили постепенно. На 7ТВ был очень сильный футбольный отдел, сейчас многие из него добились серьезных успехов — кто-то потом ушел на НТВ+, кто-то на Россию-2, кто-то в журналы, кто-то на сайты.

Сейчас, после 12 финалов крупных турниров, меня учить чему-то достаточно сложно, но, например, мама -- она заслуженный учитель России, русский язык и литература — после игры всегда укажет на ошибки, если они были. Равно как и папа, и брат. Когда я только начинал работать на ВГТРК,  у нас был специальный человек для занятий по русскому языку. Канал нанял также серьезного актерского педагога, который умеет разгружать голос так, чтобы на связки ничего не давило. Мы с ним занимались несколько месяцев.

Перед комментарием я стараюсь не есть. Потому что если поесть, то потом засыпаешь. Если я веду трансляцию с Шаболовки, то я пью очень много мате. Я могу выпить за матч два литра — в отличие от черного чая, мате не сушит связки.

Мне только 31 год, так что я никогда публично коллег не критикую. Но если молодые коллеги обращаются ко мне за советом (что изредка бывает), я говорю честно, например, если мне что-то не нравится. Вообще если ляпнул в прямом эфире какую-то чепуху, то лучше честно в этом признаться и не переживать весь матч. Я считаю, что в русском языке не надо нарушать естественный ход вещей. Вот, например, сейчас появилось модное слово — андердоги. Это вообще что? Ну какие андердоги в русском языке, это же смешно! Я стараюсь придерживаться более простого, но привычного языка.  Хотя если иногда есть возможность похулиганить  в хорошем смысле этого слова, это нормально.

Минус интернета в том, что огромное количество людей получило возможность безнаказанно что-то говорить. Люди перестали понимать (особенно это касается мужчин), что должны отвечать за свои слова. А плюс в том, что в силу гигантских объемов информации зритель до матча может быть информирован гораздо лучше, чем ты сам. Поэтому знание матчасти уже необязательно — ты должен знать матчасть в конкретном матче, но постоянно в голове ничего держать не надо. Раньше было нужно помнить, кто там на чемпионате какого-нибудь года вышел из каких групп, а сейчас нет.

Я никогда не увлекался ставками — к этому у меня нет вообще никакого интереса. Однажды я поставил на чемпионате мира года долларов, и ничего кроме сожаления об этих деньгах я не почувствовал. Мог бы привести домой две бутылки хорошего вина, а так просто проиграл.

Интервью: Александр Поливанов/goalma.org

«История российского футбола» — совместный проект «Афиши» и goalma.org

В начале х европейские клубы-середняки осваивают новый рынок — российский. Валерий Карпин уезжает в испанский «Реал Сосьедад», Александр Мостовой — в «Бенфику», лучший бомбардир ЧР Игорь Симутенков — и вовсе в итальянскую «Реджану»; современный российский футболист даже не посмотрел бы в сторону этих команд. Однако первые легионеры постсоветской эпохи прошли по-настоящему серьезную проверку — и некоторые из них добились успехов, которые вряд ли придут к игрокам, просидевшим пару лет на лавке в Англии.

«Я не стремился уехать в Европу, все получилось очень спонтанно. В начале года я еще играл в донецком «Шахтере», и однажды ко мне подошел тренер: «Андрей, не хочешь попробовать свои силы за границей?» Естественно, я хотел. О том, что меня хотят видеть в Манчестере, узнал только когда купили билеты на самолет и приехали в аэропорт. Причем в городе же два клуба — «Юнайтед» и «Сити», — и я, даже сидя в самолете, не знал, в каком именно я буду играть. Когда уже в Манчестере мы сели в машину и нас повезли в сторону «Олд Траффорда», я не поверил своим глазам, был в полном шоке.

Главной проблемой в Англии был язык. Всю жизнь до этого думал: «У нас такая огромная страна, миллионов, зачем мне этот английский?» Потом понял, каким был идиотом. Свободно я ­заговорил только через два года после приезда. Я мало общался с командой, со мной всегда был переводчик — из-за этого я очень медленно прогрессировал в плане языка. Когда потом я перешел в итальянскую «Фиорентину», то сознательно отказался от переводчика и через полгода уже владел языком на хорошем уровне.

В первое время в «Юнайтед», конечно, удивляло абсолютно все. Отношение к людям, инфраструктура, традиции. Помню, как удивился, когда узнал, что на каждый матч команда должна приезжать в костюме, в галстуке. У нас-то всегда все были в каких-то трениках. В чем хотели, в том и приезжали. Помню, когда я уже играл в «Рейнджерс», к нам однажды приехало московское «Динамо», и после матча все футболисты обменялись майками. И тут вылетает администратор «Динамо» и кричит: «Куда вы свою форму отдали? Быстро возвращайте обратно». Ребята из «Рейнджерс» смотрели на все это и просто не понимали, что происходит.

Клуб одновременно приобрел меня и легендарного Петера Шмейхеля, а на следующий день нас уже все узнавали на улицах. Болельщики — это вообще отдельная тема. Англия всегда славилась жесткими фанатами, футбольными драками. Я ведь тоже однажды чуть в драку не ввязался. Я тогда уже был в «Эвертоне», и вот, сыграв вничью с «Тоттенхемом», мы вышли со стадиона и пошли к машинам. В этот момент из паба выбегает фанат «Тоттенхема», достает бутылку пива и раз! — все содержимое прямо мне в лицо. А свои болельщики всегда помогали. И за пределами ­поля — полиция не штрафовала, и в ресторанах скидки делали. В Италии я как-то перед игрой с «Ювентусом» зашел в магазин, ко мне продавец подбегает и говорит: «Видишь этот огромный телевизор наверху? Забьешь гол — он твой. Только выиграйте, прошу вас».

В Манчестере я работал с одним из лучших тренеров в мире — Алексом Фергюсоном. Самый запомнившийся разговор с ним случился уже перед уходом из клуба. Я переходил в «Эвертон», и некоторые думали, будто я начал филонить, стал играть более расслабленно. Хотя у меня тогда была грыжа, делали операцию. И Фергюсон под конец подошел ко мне и сказал перед всей командой: «Андрей, возможно, я был не прав, хочу извиниться перед тобой». Для меня это было очень важно, потому что я знал, что никогда не уклонялся от работы. Было приятно, что такой большой ­тренер признал свою ошибку.

В том же «Юнайтед», наверное, я был самым экзотичным легионером, поэтому меня постоянно спрашивали об СССР, о России. Самый глупый вопрос: «Правда ли, что по Москве ходят белые медведи?» Я говорил: «Конечно, ходят. Мы с ними обнимаемся. Приезжайте, увидите».

После Англии, Италии и Шотландии я в году оказался в Саудовской Аравии. Это уже была экзотика, но я не жалею. После Англии там, конечно, было сложновато. Организация еще хуже, чем в России. Если у какого-нибудь футболиста папа был шейхом, он мог спокойно пропускать тренировки. Тренировки начинались в семь-восемь вечера, чтобы местные могли спокойно молиться. Однажды я вообще оказался на казни. На площади отрубали головы филиппинцам, которые торговали наркотиками.

Я уехал из Саудовской Аравии, когда на Востоке началась война. Однажды утром проснулся, вышел на балкон, а там человек 30 расстрелянных лежат. Я собрал вещи, пошел к принцу и сказал: «Знаешь, хочу еще пожить». С принцем, который был президентом клуба, у нас, кстати, были отличные отношения. Мы раза три в неделю играли с ним в шахматы, нарды. Однажды до шести утра сидели. Принц получил образование в Америке, прекрасно говорил на английском. И вообще был интересным человеком. Когда я уезжал, он подарил мне часы. Сколько они стоили? Наверное, тысяч 20 долларов».

Интервью: Виталий Суворов

«Я прилетел в римский аэропорт Фьюмичино 25 июля года и долго сидел там с огромной спортивной сумкой. Звонил в Москву, стараясь выяснить, почему меня никто не встречает, пытался купить еду, но не мог из-за незнания иностранных языков. На меня уже посматривали полицейские, один из них даже принял меня за советского футболиста Сергея Алейникова. В России были серьезные проблемы с организацией рабочего процесса, и представителям «Фоджи» просто забыли сообщить время моего прилета. Когда я только приехал на базу новой команды, первым делом бросился к телефону. Такой стресс может снять только родная речь. Я очень долго считал Италию каким-то чужим миром и буквально боялся выйти из своего номера. Что бы я говорил окружающим, если не понимаю итальянский? Одно время я старался избегать любых интервью, боясь нарваться на неприятности из-за слабого знания языка. Такое случилось в один из первых дней после перехода в «Фоджу». Один журналист задавал мне вопросы, суть которых, насколько я понял, сводилась к тому, что я знаю об итальянском футболе. Я не мог сказать ничего связного, так что кивал в ответ на знакомые названия и имена. Он сказал: «Ювентус». И я ответил: «Си, си». Он сказал: «Баджо» — я отреагировал точно так же. А на следующий день появилась огромная статья под заголовком: «Я хочу играть в «Ювентусе» рядом с Баджо».

Помню, как в одном из домашних матчей болельщики «Фоджи» исполнили целую песню в мою честь. Это был драматичный матч с «Фиорентиной», который закончился со счетом И когда я забил третий гол, трибуны затянули гимн, который в переводе на русский звучит так: «Он приехал из России, /Его прислал Горбачев, /Он высокий и могучий, /И зовут его Шалимов». Ударение в моей фамилии было сделано на последний слог — этого требовала рифма. Но меня это нисколько не смутило: когда двадцать тысяч человек поют только про тебя, испытываешь какие-то невероятные ощущения».

Интервью: Владислав Воронин

• 

  Во время пребывания в «Реал Сосьедаде» Валерий Карпин, в частности, отметился тем, что спел в прямом эфире местного телевидения песню на баскском языке

  Фотография: Getty Images/Fotobank

  1/2

• 

  Валерий Карпин обзавелся в Испании и большим количеством болельщиков, и бизнесом — но в конце нулевых вернулся в Россию выводить из кризиса родной клуб «Спартак». Получилось или нет — пока до конца не ясно

  Фотография: Алексей Кузьмичев

  2/2

«Весной го на нашу базу в Тарасовку приехал вице-президент «Спартака» Григорий Есауленко, сказал, что ко мне есть интерес из Испании. Клуб он не назвал, сказал, что собирается ехать с ним на переговоры, после которых обо всем мне расскажет. Я спокойно отреагировал. До этого много слухов об интересе из Европы ходило, только без конкретики. Мы за год до того «Ливерпуль» обыграли, и после этого говорили, что английские клубы хотят купить чуть ли не половину «Спартака», в том числе и меня.

После перехода в «Реал Сосьедад» моя зарплата выросла в четыре-пять раз. В «Спартаке» я в год получал около $ В «Сосьедад» — $– К Испании привыкал примерно полгода. Во-первых, к языку. Те, кто меня знает, понимают, что долго не разговаривать мне тяжело. На первое время клуб выделил переводчика, с которым мы три раза в неделю занимались. Я делал домашние задания, она проверяла. Халтурить мог, конечно, но не хотел — для себя же учил. Через три месяца худо-бедно начал раз­говаривать, а понимать — практически все.

Поражала свобода, которая давалась футболистам на Западе, — на контрасте с Россией, которая в этом плане оставалась еще Советским Союзом. Заезды на базу за два дня до игры остались в прошлом. Здесь собирались в гостинице или в день игры, или накануне вечером. Тренировочные сборы были вдвое короче. Причем во время этих сборов можно было спокойно пойти погулять, зайти в ресторан выпить кружечку пива или бокал вина. Я на все это смотрел круглыми глазами. В России гостиница, где останавливалась команда, по большому счету превращалась в тюрьму.

В Испании я полюбил красное вино и мясо с кровью. Не сразу, правда. Помню, когда первый раз мне принесли это мясо, я взглянул на кровь и попросил официанта его еще поджарить. Но потом распробовал. Та же история была с хамоном. Сначала видеть его не хотел. А сейчас меня от него не оторвать».

Интервью: Юрий Дудь

«Я расстался со «Спартаком» не очень красиво. Когда позвонили из португальской «Бенфики», не стал никому ничего объяснять — поставил руководство перед фактом и уехал прямо со сбора. Мы никому толком не принадлежали: у нас были только трудовые книжки, никакие условия трансфера нигде прописаны не были. Ехал без особых надежд: получится — здорово, нет — вернусь домой. И почти сразу столкнулся с не самым хорошим отношением к выходцам из СССР. Нас поголовно воспринимали как коммунистов, относились к нам не очень серьезно — и платили на порядок меньше, чем другим иностранцам. Хотя для меня любая зарплата в долларах тогда была чем-то фантастическим. В «Спартаке» я получал рублей в месяц, а тут мне за год предложили сразу тысяч долларов. Но ощущения все равно были неприят­ными, кто-то даже говорил: «А, так ты русский. Играть тебе все равно не дадут». И за два с половиной года в Португалии я так и не заиграл.

Первые впечатления от Испании были кошмарными. Привезли меня на тренировочное поле «Сельты», а я говорю: «Вы издеваетесь? Здесь кто тренируется вообще?» Там был ужасный газон, о футболе не могло быть и речи — в таких местах нужно пасти коз и коров. А когда меня завели в раздевалку, я решил, что лучше переодеваться дома. Какая-то хибара с крючками и плавками. Бежишь и думаешь: елки, надо бы побыстрее, а то скоро и горячая вода может кончиться. Я не преувеличиваю. В общем, конфликтовал я со всеми. Но после первого года, когда я со всеми переругался, мне все целовали руки и ноги, потому что признали мою правоту и перестроили базу. Люди в деревне живут и никуда не выезжают, ничего не видят — конечно, надо меняться. Так что не надо думать, что испанский футбол — это рай.

Но в остальном, конечно, иностранный футбол был на космическом уровне по сравнению с тем, что творилось у нас. Никогда не забуду, как мы сами замачивали, стирали и сушили игровую форму. Как все-таки хорошо, что эти времена закончились».

Интервью: Владислав Воронин

«История российского футбола» — совместный проект «Афиши» и goalma.org

Первым легионером в чемпионате России был сириец Ассаф Аль-Халифа — но настоящая история импорта футболистов началась, естественно, с Бразилии. В м в Нижний Новгород приехали игроки Жуниор и да Силва. В конце сезона тренер Овчинников отправил их обратно, извиняясь перед болельщиками, но начало было положено: через два года Луис Робсон по прозвищу Максимка пробился в основу «Спартака», через три в тульском «Арсенале» играли сразу восемь бразильцев.

«В году мы столкнулись с проблемой комплектации команды, у нас не получалось найти подходящих игроков в России. И на нас вышел один человек, который работал в Бразилии, переводчик. Созвонился с нами и предложил посмотреть в сторону Бразилии. Нам-то какая разница: Бразилия, не Бразилия. Летят они за свой счет, поэтому мы сказали: давайте. К нам приехали три футболиста, а следом за ними их представители, которые сразу стали устраиваться к нам на работу. Один, как сейчас помню, все хотел стать тренером по функциональной подготовке — сейчас это очень модно. Но мы их быстро отжали. А на футболистов глянули — один совсем слабенький, а двое более-менее в мяч попадают. И тут начались проблемы. У них есть Федерации, Конфедерации, и всем нужно отчислять какие-то деньги. Как нам объяснили эти бразильские трудящиеся, у них там любят наличные деньги. Нужно было делать перевод. А вы же помните, какие в то время банки были. Если в московских все было еще нормально, то когда мы приходили в нижегородский и говорили, что нам нужно заплатить за человека, на нас смотрели безумными глазами. Для них это как работорговля была. Вообще не доезжали, за что мы хотим заплатить.

В итоге, мы помучились, покрутились и решили их оставить. Заплатили долларов Федерации, потом еще Конфедерации. Промурыжили нас немного и вручили международный сертификат, после чего бразильцы стали нашими. Самым веселым было то, как мы их регистрировали. Оба бразильца черные. А фотографии — черно-белые. На белом фоне два черных пятна. Полчаса разбирались, кто есть кто. Их хорошо было потом на игру выпускать: судья сам не понимал, кому из них желтую карточку показывает.

Проблем с бразильцами было очень много. Помню, первый их матч был против «Торпедо». Один из них забил гол, но мы проиграли. И на следующий день они стали говорящими попугаями. Научили их ненормативной лексике за сутки. Я их к себе в кабинет потом позвал, позвонил их переводчику, включил громкую связь. И начал говорить сплошным матом, а переводчику сказал: «Как хочешь, так и переводи». Когда бразильцы поняли, что они говорили, у них надолго рты закрылись.

• 

  Апофеозом бразильского бума стало присутствие целых восьми (!) соотечественников Пеле и Роналдо в тульском «Арсенале». Впрочем, выйти в высшую лигу они команде не помогли

  Фотография: Александр Федоров/«Спорт-Экспресс»

  1/4

• 

  Вокруг возможной натурализации спартаковского бразильца Веллитона (на фотографии с телеведущей Викторией Боней) для привлечения его в сборную несколько лет велись жаркие дебаты, которые так ничем и не закончились

  Фотография: ИТАР-ТАСС

  2/4

• 

  Лучший бразильский легионер чемпионата России Вагнер Лав, Кубок УЕФА, который он помог выиграть ЦСКА, и Владимир Путин

  Фотография: ИТАР-ТАСС

  3/4

• 

  Бразилец Робсон провел в «Спартаке» пять лет и каждый год становился чемпионом России, хотя и играл с каждым сезоном все реже. Спартаковские болельщики прозвали футболиста Максимкой

  Фотография: РИА «Новости»

  4/4

Народ на них, конечно, с удовольствием ходил. Они же пластичные ребята, эффектные. Поэтому на каком-то этапе нам с посещаемостью очень помогли. Было интересно. Но по характеру… Честно, я бы не хотел с ними снова работать. Очень капризные, ленивые. Многие из них не выдерживают психологического давления. Крыши натурально едут. Ну и проблема языка, конечно. У нас ведь не было никакого штатного переводчика — только тот, что сидел в Бразилии. А они же, кроме своего португальского, ничего не знали. Ни английского, ни французского. Так бы, может быть, и нашли им кого-нибудь. А тут язык племени умба-юмба. Но потом как-то обжились, стали нас понимать. Да и в команде к ним нормально относились, не травили. А в поселке, в котором они жили на базе, так вообще с ума по ним сходили. Особенно женская половина. Принимали, так сказать, их сексуальную агрессию. Я думаю, они успели осчастливить большую часть населения. Мужики есть мужики. Уже когда они уехали, к нам подтянулись на базу все эти тети-моти — спрашивать, куда пропали их друзья. Они же везде вдвоем ходили. Мы им объясняли, что город у нас специфический — могут и по башке дать. Так что они лишний раз не разделялись.

Я уже извинялся за то, что показал России бразильцев, да и сейчас готов повторить. Мы стали первыми в этом деле, а потом их кучами сюда завезли. Почему это плохо? Дело в том, что я не очень толерантен… Если человек играет на уровне Премьер-лиги, выкладывается в каждом матче, я ничего не имею против. Но везти сюда всех подряд — это неправильно. Даже по телевизору видно, что некоторым просто без разницы все, что происходит на поле. У них же тоже есть расизм, и когда зрители видят, что черный лупит по ногам белого, всем все ясно. И тут появляются бананы. Давно уже надо их, кстати, яблоками заменить. Тогда, может, никто обижаться не будет».

Интервью: Виталий Суворов

«История российского футбола» — совместный проект «Афиши» и goalma.org

Лишившись исторических соперников из Киева, Тбилиси, Минска и Ташкента, футбольная Москва довольно быстро обзавелась новой оппозицией — и возглавлял ее владикавказский «Спартак-Алания» под руководством Валерия Газзаева. На футбол в Северной Осетии ходили десятки тысяч, местные бизнесмены поддерживали футбол деньгами от водочной контрабанды, а команда играла весело и зло, с особым цинизмом побивая столичных гостей. Первые провинциальные чемпионы России — вопреки могуществу «Спартака».

— Что творилось во Владикавказе, когда ваша «Алания» в году выиграла чемпионат?

— Тот год вообще особенным получился. Игроки, руководство, болельщики — мы все жили мечтой о чемпионстве. На стадионе всегда феноменальная поддержка была, ни одного свободного места. Настоящий футбольный праздник. «Алания» в тот год стала первым в российской истории региональным клубом, которому удалось стать чемпионом.

— Анатолий Канищев, нападающий «Алании», вспоминал о тех временах, что ему в магазинах все отдавали бесплатно, просили только хорошо играть. С вами такое бывало?

— Я в магазины, честно говоря, не ходил. А насчет дикой популярности игроков в городе — это правда: Владикавказ своей командой гордился. У нас играли шесть воспитанников местного футбола, по сути, весь костяк составляли игроки, которые выросли во Владикавказе. А вообще, в то время в «Алании» играли футболисты одиннадцати разных национальностей. И никогда каких-то серьезных конфликтов не было: жили как одна семья, дружно и весело.

— Вам как в таком многонациональном коллективе работалось?

— Все в порядке было. Ребята все ведь еще пять лет назад в Советском Союзе жили, поэтому никакого деления по национальному признаку не было. Наоборот, все в едином порыве работали. В высшей степени профессионалы своего дела. И чтобы кто-нибудь когда-нибудь сказал что-то о другой национальности или вероисповедании… Нет, не было такого. У нас был очень хороший коллектив, команду поддерживали на высшем уровне. Бюджет был в районе 3,5 миллиона долларов; по тем меркам — бюджет среднего российского клуба. Одним из лидеров команды был Мирджалол Касымов — фантастический игрок. А как он штрафные исполнял — просто фантастика! Один раз, помню, судья штрафной назначил, а соперники ему жаловались: мол, Касымов постоянно мяч не на то место ставит. Ну Мирджалолу это надоело, он подошел к судье и говорит: ставь мяч туда, куда считаешь нужным. Судья поставил. Касымов разбежался, пробил — и мяч в сетке. У него от природы дар был. Он непосредственно перед ударом умудрялся на вратаря посмотреть: если тот двигаться вдруг начинал, то тут же получал удар в противоход.

— Еще про «Аланию» часто вспоминают, что там были большие штрафы и жесткая дисциплина.

— Футбольный клуб — это семья. Если не будет порядка, то он развалится. Если, допустим, жена не будет знать своего места, дети не будут знать, как себя вести, а глава семьи будет непонятно чем заниматься, то ничего путного не выйдет. То же самое и в футболе — если не будет дисциплины, люди не будут соблюдать правила, произойдет развал. При этом хочу отметить, что в личную жизнь футболистов я никогда не лез, но то, что было необходимо для работы, люди должны были честно делать. Кто-то лучше мог свои функции исполнять, кто-то хуже, но стремление было у всех. В своей футбольной семье я всегда создавал такую обстановку.

— Вы кого-то отчисляли из команды из-за дисциплины?

— Разные были моменты. С кем-то из-за дисциплины прощались, кто-то просто не выдерживал конкуренции и уходил. Конечно, принимать такие решения было неприятно, потому что всегда решалась судьба человека. Но в интересах клуба, чтобы двигаться вперед, тренеру иногда приходится резать по живому. Принципы моей работы никогда не менялись. Я жестко строил свою стратегическую линию и требовал победы. Что для этого нужно? Работать, сплотиться и делать то, чего требует тренер. Сейчас могу сказать, что я не поменялся с того чемпионского года — ни как человек, ни по принципам работы. C учетом тенденций развития футбола происходят изменения в тактике, подборе игроков на конкретную позицию, но базовые принципы управления командой — они никогда не менялись.

— В другой вашей яркой победе — Кубке УЕФА в составе ЦСКА — огромную роль сыграли бразильцы, традиционно считающиеся людьми с самой плохой дисциплиной. Как вы с ними справлялись?

— Зря вы так говорите. У них нормальная дисциплина, просто люди они по сути своей очень романтичные. В их родной Бразилии много солнца, всегда тепло, из-за этого они более жизнерадостные, но при этом весьма ранимые люди, могу вам сказать. К тому же я не встречал людей более преданных своей стране, таких патриотов, как бразильцы. Чтобы внедрить их в команду, нужно довольно долго изучать психологию, разбираться в отдельных нюансах. Конечно, были свои трудности. Но мудрость руководителя заключается в том, чтобы, как и в семье, решать проблемы внутри команды. Вы же не ­выбегаете на улицу и не рассказываете всем подряд, что поругались с женой или дали подзатыльник ребенку. В футболе тоже нужно себя так вести.

— Вы стали первым российским тренером, кому удалось выиграть Кубок УЕФА. Как эта победа изменила лично вас?

— Никак. Я считаю, что человек, чего бы он ни достиг, должен оставаться живым и доступным. Потому что через несколько дней после победы начинаются будни, нужно работать в прежнем режиме. А гордыня — это и вовсе самое плохое, что может с человеком случиться. В то же время победа в Кубке УЕФА действительно стала для нашей страны огромным достижением — впервые за лет российского футбола нам удалось выиграть такой престижный турнир. Помню, люди плакали от счастья на трибунах, а я ощутил прилив такой радости, какой не испытывал никогда. Все-таки чувство победы — это самое сильное ­чувство. Ничего сильнее этого люди не испытывают.

— После той победы вы стали постоянным участником на форуме элитных тренеров. Кому из них вы можете позвонить прямо сейчас?

— У меня много хороших знакомых в тренерской среде. Я общаюсь с Арсеном Венгером из «Арсенала», с Фабио Капелло, который тренировал сборную Англии. С ним у нас, кстати, очень теплые и дружеские отношения: он даже прилетал на свадьбу к моему сыну.

— На каком языке вы общались?

— В основном через переводчика.

— Но вы же знаете итальянский язык, учили его в начале х, когда у вас было предложение тренировать итальянский клуб?

— Да, в году меня приглашал клуб «Фоджа», выступавший тогда в серии А. Приезжал президент, я с ним встречался, мы обсудили детали и даже подписали предварительный контракт. Но потом президент ушел, и контракт в итоге замяли. Я тогда серьезно готовился к переезду и полгода учил язык. Поэтому какая-то база, конечно, у меня до сих пор осталась. Но говорить я буду только на русском. Это мой родной язык.

— Вы не жалеете, что так и не тренировали в Европе?

— Знаете, сначала желание такое было. Тогда, в е, в стране была разруха, непонятно было, как жить и что делать. Сейчас люди стали жить гораздо лучше, в стране сложилась стабильная экономическая и политическая ситуация. А тогда был полный хаос. И вот тогда я действительно готов был уехать. А сегодня такого желания уже нет. К нам приезжают иностранные специалисты, которые считают нашу лигу одной из сильнейших в Европе. Зачем же мне в таком случае что-то менять? Я так считаю: нужно работать в своей стране и своей работой приносить ей пользу.

Интервью: Александр Беляев

• 

  Лучший нападающий «Спартака-Алании» Михаил Кавелашвили (в белой форме), после того как выиграл с командой Газзаева чемпионство, перешел в английский «Манчестер Сити», где играл три года

  Фотография: Александр Федоров/«Спорт-Экспресс»

  1/2

• 

  21 октября года. «Спартак-Алания» за тур до финиша чемпионата стал чемпионом России по футболу, выиграв со счетом у ЦСКА

  Фотография: Александр Федоров/«Спорт-Экспресс»

  2/2

«После развала Союза очень многие регионы бредили мечтой о создании сильной команды, которая могла бы бодаться с московскими клубами. Кто-то сумел заручиться поддержкой либо властей, либо каких-то местных коммерсантов и бандитов, а вот во Владикавказе за командой стояли водочные деньги. Я сам не знаю подробностей этого бизнеса, но в раздевалку могли зайти какие-то важные люди, потрясти руку, похлопать по плечу, подбодрить — при этом никто никогда не давил, не угрожал, ничего не требовал. Обстановка в городе и республике была прекрасная, на футболе были полные трибуны, а вне поля люди часто отказывались брать деньги за какие-то товары и продукты — и даже обижались, когда ты все-таки пытался заплатить.

Но даже с этими деньгами никакой команды не было бы, если не Валерий Газзаев. Знаете, как он меня нашел? Просматривал игры арзамасского «Торпедо», соперника «Спартака-Алании» по Кубку России. Обратил внимание на нападающего (то есть на меня), а в игре еще раз пригляделся, кому-то позвонил — и сразу после матча меня забрали тепленьким во Владикавказ за сто тысяч долларов. До сих пор этой историей восхищаюсь — Газзаев лично просматривал какой-то непонятный клуб хрен знает откуда! Разглядел усиление! Сейчас бы ни один тренер Премьер-лиги не стал на такое время тратить.

Платили в «Алании» очень щедро. При этом все знали, что за московские команды платят больше, и выкладывались на %. Без этой системы, может быть, мы и не выиграли бы чемпионат. Хотя, конечно, матчи со «Спартаком» Романцева и так были принципиальнее некуда, а «Динамо» мы выходили рвать лично за Газзаева — он же там в свое время не очень удачно тренировал, расстался не по-хорошему и затаил обиду. Георгич вообще сложный человек, но умеет заразить своей страстью — поэтому мы, накачанные его эмоциями, с динамовцами всегда играли на пределе. А вот на «Локо» и «Торпедо» настраивались из-за лишней денежки, уж не буду врать.

Отдельное воспоминание — матчи в еврокубках. Я ведь с «Ливерпулем» играл! Сам не верю сейчас, особенно когда вспоминаю, как в концовке матча на «Энфилде» не реализовал верный момент. Был у нас шанс их пройти… С другой стороны, именно с еврокубков и пошла эта трещина в отношениях команды и Газзаева, когда мы проиграли «Рейнджерс» во Владикавказе со счетом Играли неплохо, но у них все ­залетало. Ужасно было стыдно — на нас ведь почти 40 тысяч пришли смотреть, стадион трещал. А Георгич ведь уходил из «Динамо» как раз после поражения в Кубке УЕФА от «Айнтрахта» (), и от такого повторения судьбы ему конкретно поплохело. Мы были готовы все опровергнуть своей игрой, но это было уже сложнее, чем прежде. Тем не менее могу точно сказать — в те годы и Романцев, и сами московские футболисты считали своими основными соперниками именно Газзаева и «Аланию».

Интервью: Борис Соловьев

«История российского футбола» — совместный проект «Афиши» и goalma.org

В середине х в высшей лиге чемпионата России стабильно играли пять московских клубов, с которыми конкурировали «Алания», «Ротор» и «Зенит». Но иногда в эту компанию врывается какая-нибудь уж совсем нежданная команда из провинции — то внезапно заполучившая богатого благодетеля в областной администрации, то просто ненадолго научившаяся играть в футбол. Камышин и Новороссийск, Нижний Новгород и Элиста — все эти города в свое время светились на футбольной карте России: ярко, но недолго.

«Вся наша команда тогда зависела от одного человека. «Локомотив» х — это в первую очередь Омари Хасанович Шарадзе, тогдашний начальник Горьковской железной дороги. Если бы не было его, не было бы «Локомотива». Это была целиком и полностью его инициатива, он пригласил хороших игроков, пригласил меня, начал раскручивать команду. Шарадзе контролировал все: если у команды не было базы, он ее делал; если у нас была проблема с транспортом, он пригонял транспорт. В сам футбол Шарадзе никогда не лез. Не пытался влиять на тренера, на футболистов, и в этом был его огромный плюс. На уровне провинции у нас все было очень отлажено, вокруг команды никогда не крутились какие-то непонятные люди, бандиты и малиновые пиджаки, как это было у других. Само собой, они приходили на матчи, болели. Но никакого давления не было.

У Москвы и сейчас, и тогда было более мощное финансирование, лучшие возможности в плане приобретения игроков. Футбол в России начинался от Главпочтамта. Любой футболист мечтал попасть в московский клуб, поэтому нам приходилось выкручиваться: искать футболистов, которых не устраивала жизнь в столице, у которых возникали проблемы, и перетягивать их в Нижний. Год-два они играли у нас, а потом опять стартовали в Москву.

Самым важным было как следует узнать человека, прежде чем подписать контракт. Я всегда боялся того, что у нас появятся клептоманы. Они были в каждом клубе, поэтому на предсезонных сборах, когда к нам приезжали новые люди, ­нужно было хорошенько к ним присмотреться. Но прецедентов в итоге не было. Правда, когда мы выезжали на сборы за границу — в Финляндию, еще куда-то — и игроки приходили в набитые битком капиталистические магазины, у некоторых проскакивала мысль: это можно взять. Но мы им быстро все объясняли.

Однажды мы подписали контракт с футболистом в суде одного из австрийских городов. У него были какие-то небольшие проблемы с полицией, и его вызвали в суд. Мы заплатили за него штраф, а он прямо в суде с перепугу подписал четырехлетний контракт.

Тогда почти все футболисты пили. Это проклятое наследие прошлого. Но я скажу в их защиту: может, они и пили, но боролись на поле так, как не борются сегодняшние молодые и трезвые. У них была максимальная самоотдача в каждом матче. Футболист мог пить за несколько дней до игры, но на поле он рвал и метал. В пьяном виде, конечно, никто не мог выйти на поле. Для этого нужно было быть совсем уж идиотом. А у нас игроков с интеллектом, как у ночного горшка, никогда не было.

За нарушение режима я, кстати, никогда не штрафовал. Это была моя принципиальная позиция. Можно штрафовать, когда человек получает сотни тысяч долларов. Когда мы смотрели в нашу зарплатную ведомость, то понимали, что отбирать деньги нельзя, потому что ты отбираешь деньги у семьи, у жены, у детей, которые и так не особо богато живут.

Это было веселое время. Конечно, чувствовалось, что в Москве нас не любят. Но мы давали отпор. Мы, «Текстильщик» из Камышина, который вообще был районным центром, владикавказская «Алания», уничтожавшая столичные клубы, — мы вместе делали все для того, чтобы люди знали: футбол в провинции жив».

Интервью: Виталий Суворов

• 

  Футбольный клуб «Текстильщик» в середине х играл в Европе, забивал «Нанту», выходил в 1/16 Кубка УЕФА и сдулся в году — когда закончились деньги

  Фотография: goalma.org

  1/3

• 
  Фотография: goalma.org

  2/3

• 
  Фотография: goalma.org

  3/3

«Впервые я оказался в «Текстильщике» в году. Клуб тогда играл в первенстве области, я приехал из небольшого городка на другой стороне Волги. Мы все числились на каких-то работах, и мы просто встречались, для того чтобы хорошо провести время. Только в м вышли во вторую лигу. Затем я ушел, а когда вернулся, команда сделала огромный скачок. Между первой и второй лигами тогда существовала буферная зона. И получилось так, что мы с «Уралмашем» заняли в этой зоне первые места и вышли в первую советскую лигу. А когда в году Союз развалился, автоматом оказались в высшей лиге России.

Конечно, в городе тогда была радость. «Текстильщик» ведь всегда был тесно связан с Камышинским хлопчатобумажным комбинатом, одним из крупнейших в Европе. Они финансировали клуб вплоть до своего банкротства в середине х. На нем в то время работало что-то около 14 тысяч человек, и за счет них посещаемость увеличивалась. И известности у игроков стало больше. Хотя мне она никогда особо не помогала. Кого-то в ресторанах бесплатно обслуживали, кого-то за превышение скорости не штрафовали. А меня, наоборот, два раза прав лишали. Зато в злачных местах никто не трогал. Все жулики были знакомыми, поэтому ни в каких разборках я не участвовал.

Думаю, в «Текстильщике» у нас были одни из самых маленьких зарплат в высшей лиге. Что-то около двух-трех тысяч долларов, когда в Москве платили уже У некоторых ребят тогда был какой-то бизнес. У меня ничего не было. Деньги уходили на дом, на машину. Кому-то занимал — до сих пор ничего не вернули. Но за пределы футбола я старался не лезть. Это была не моя тема. Так что лично мне на жизнь хватало. Хотя бывали, конечно, и неприятные моменты. Например, за выступление в Кубке УЕФА в м, когда мы вышли в 1/16 финала, нам так и не выплатили обещанных премиальных. Такое часто случалось. Из-за этого, кстати, чуть ли не половина игроков и разбежалась.

Вообще, мы после каждой игры позволяли себя выпить. Мне кажется, и сейчас многие так делают, хотя, может быть, кому-то контракты и не позволяют. Мы выпивали. Умеренно, хотя были и те, кто срывался. Помню, один футболист вообще пропал на полторы недели. Уже жена места себе не находит, милицию подняла. В команде никто ничего не знает. А потом выяснилось, что он с какой-то барышней познакомился и укатил с ней в гостиницу на полмесяца в шампанском купаться. Наверное, хорошая барышня была.

Люди в Камышине до сих пор живут ностальгией. Тот «Текстильщик», что существует сейчас, это совсем другой клуб. Старый «Текстильщик» умер в году, когда денег совсем не осталось. Но отголоски той славы существуют до сих пор. Это можно понять. Я сам иногда себя спраши­вал: «Блин, как же мы так высоко забрались?» В – годах мы ведь четыре раза подряд входили в десятку самых сильных клубов страны. Огромная заслуга в этом нашего тренера Сергея Павлова, на котором у нас держалось все. Но я, например, до сих пор думаю, что в футбол особо играть не умею. Черт знает, как у нас все получилось. Этого и соперники не понимали. Оттого и бесились».

Интервью: Виталий Суворов

«Мне достаточно было однажды встретить Кирсана Илюмжинова, чтобы понять: тут все серьезно. Нет, конечно, лично он меня не уговаривал перейти в «Уралан», но было ясно, что командой будут заниматься. Элиста — небольшой город, и на одной из главных улиц стояли такие большие плакаты, где Кирсан был изображен в ком­пании далай-ламы, патриарха России, Ельцина и еще кого-то. На самом последнем плакате он стоял в желто-синей форме «Уралана» и с футбольным мячом — и дорога упиралась в стадион. То есть все понимали, что это один из его приоритетов.

Сначала местные болельщики почему-то относились к своей команде скептически. Но когда «Уралан» вышел в высшую лигу и в город стали приезжать «Спартак», ЦСКА и «Динамо», народ стал подтягиваться. Помню, многие пытались смотреть футбол из-за пределов стадиона — поле располагалось в низине, и если забраться на один из окрестных холмов, можно было кое-что увидеть. Потом и трибуны потихоньку стали заполняться. А потом — переполняться: в м, говорят, цифры посещаемости в Элисте занижали, чтобы избежать штрафа за неправильную техническую эксплуатацию стадиона.

Я немало поиграл в провинции и могу сказать: это особенное чувство, когда футбольная команда становится одной из достопримечательностей города. Когда мы обыгрывали на своем поле «Ротор» и «Локомотив», играли вничью с «Аланией» и «Зенитом», то нас готовы были на руках нести со стадиона в Сити-Чесс, шахматный город, где тогда жили футболисты. А когда обыграли «Спартак», то Илюмжинов кому-то лично вручил орден Героя Калмыкии. Кажется, вратарю, отбившему пенальти. А потом что-то случилось — то ли в клубе разворовали деньги Кирсана, то ли ему самому наскучил футбол, — но нам перестали платить зарплату, и за осень команда скатилась с четвертого места куда-то вниз, оставшись без еврокубков. Опять-таки, как опытный футбольный провинциал скажу: это меня не слишком удивило. Время было такое — сегодня ты на коне, завтра в говне».

Интервью: Иван Калашников

«История российского футбола» — совместный проект «Афиши» и goalma.org

На чемпионат Европы в Англию Россия привозит свой, возможно, сильнейший состав — со звездами домашнего первенства, добившимися признания в Европе легионерами и, самое главное, отказавшимся от совмещения тренером Романцевым. Однако Романцев сразу же ссорится с нападающим Кирьяковым, а группа с двумя будущими финалистами турнира оказывается России не по зубам — кризис в сборной усугубляется настолько, что она не попадает сразу на два следующих крупных турнира.

«Считаю, что перед тем чемпионатом у нас была прекрасная команда: Канчельскис, Шалимов, Мостовой, Карпин, Цымбаларь… Все в самом соку, 26–27 лет, играй — не хочу! И атмосфера в той команде была хорошая, но как только мы приехали в Англию, все закончилось. Уж не знаю почему, но Романцев как будто перестал доверять игрокам прямо перед турниром. Он все время держался в стороне, ни с кем не разговаривал, никому ничего не объяснял.

Помню, был показательный случай. Мы играли в Ливерпуле и в Манчестере, а тренировались где-то между этими двумя городами — по-моему, в Уигане. Это сейчас даже на тренировки приходят толпы болельщиков, а тогда было так: хмурое утро, мы выходим на разминку в чистом поле, пытаемся друг друга подбадривать, а в двадцати метрах стоит Романцев и смотрит на нас, как будто мы ему враги. И за всю тренировку он не сказал ни слова! Это же сборная страны, ее надо готовить! Для чего он тогда уходил с поста тренера «Спартака»? Я так и не понял.

Дальше было то же самое. Кто-то хромал во время двусторонки, так Романцев его в стартовый состав поставил. Я знал все о сборной Германии, так как неплохо играл в бундеслиге за «Карлсруэ», мог поделиться информацией, но меня, само собой, никто и спрашивать не стал. В матче с Италией я вышел на замену, а против немцев мечтал сыграть с первых минут. Просто рвался в бой! Романцев меня не поставил.

А за пять минут до конца матча он мне так сквозь зубы бросил: «Иди разминайся». Я не выдержал и в сердцах ответил «Сам разминайся». Мы, между прочим, уже проигрывали и были вдесятером. Ну зачем меня выпускать-то? Я ждал этой игры полгода, а тут такое унижение. Причем Романцев пытался помириться, присылал ко мне своего помощника Игнатьева, но смысла идти ­перед ним извиняться я не видел — и был отчислен. Но я вам вот что скажу: тренер должен уметь управлять командой. Вон Роберто Манчини справился с Тевесом, когда тот не хотел выходить на замену, — и в итоге «Манчестер Сити» выиграл чемпионство. Я не сравниваю себя с Тевесом. Просто в любой ситуации надо уметь давать результат, а Романцев его не дал».

Интервью: Иван Калашников

«Впервые я увидел вашу сборную в году на чемпионате мира в Англии. Тридцать лет спустя она приехала сюда снова — и разница была огромной. Советская команда была предельно дисциплинированна, держалась вместе и игра­ла за свою страну с желанием и самоотдачей. На чемпионате Европы я увидел сборную легионеров, которые больше всего хотели вернуться в свои клубы, где их знали и о них заботились.

Я тогда работал переводчиком у Андрея Канчельскиса, а он был прекрасным игроком! Вы, русские, должны понимать, что лучше футболиста у вас не было. В той команде была еще пара выдающихся мастеров, но вместе русские просто не выглядели командой. Андрей рассказывал мне, что у многих были проблемы с вечно недовольным тренером, который только на моих глазах выкурил столько сигарет, что я боялся за его здоровье.

Конфликты с тренером были у всех ведущих игроков — Канчельскиса, Шалимова, Харина… Одного парня даже отчислили. Из-за такого отношения футболисты сплотились только для того, чтобы доказать, что даже с прескверным менеджментом они на что-то способны, и выдали очень красивый матч с чехами. К сожалению, было уже поздно, да и группа у вас была сложнейшая. У нас в Англии принято очень скептически относиться к собственной сборной, но то, что творилось тогда в вашей, — за гранью моего понимания. По-моему, все были рады, что едут домой досрочно».

Интервью: Иван Калашников

«История российского футбола» — совместный проект «Афиши» и goalma.org

• 

  После путешествия по второстепенным российским и казахским клубам Андрей Тихонов вернулся в «Спартак» тренером — сначала играющим, а потом и просто

  Фотография: Игорь Мухин

  1/3

• 

  16 ноября года. Андрей Тихонов в составе «Спартака» забивает «Алании» в золотом матче чемпионата России

  Фотография: Александр Федоров/«Спорт-Экспресс»

  2/3

• 

  11 сентября года. Один из главных подвигов Тихонова: после удаления вратаря команды нападающий встает в ворота в матче с датским «Силькеборгом» — и отбивает опасный штрафной

  Фотография: Александр Федоров/«Спорт-Экспресс»

  3/3

31 октября года за взрослый «Спартак» впервые сыграл коренастый, бритый, совершенно невзрачный на первый взгляд атакующий полузащитник — и сразу забил гол в ворота «Динамо». В прошлом у него была работа грузчиком, служба в армии и должность начальника караула в красноярской тюрьме, в будущем — золотой гол в ворота «Алании» с любимого острого угла, героическое стояние в воротах в матче с «Силькеборгом», капитанство, не самый красивый уход из родной команды, Самара, Химки, Астана и снова «Спартак». У Андрея Тихонова не было каких-то сверхвыдающихся футбольных талантов, зато была сила воли, крепкий мужицкий характер, врожденное джентльменство и убежденность в том, что футбол — не только для себя, но и для других; по сути, Тихонов стал олицетворением всего лучшего, что было в российском футболе х. Самый уважаемый русский футболист последних 20 лет — заслуженно.

— Как вы пришли в футбол?

— А раньше ничего другого и не было. Теннисные столы для пинг-понга стояли, городки, футбол и хоккей — вот и все, в принципе. Летом на поле, зимой на катке — так и жили. Я, кстати, в русский хоккей играл, неплохо катался на коньках, за школу играл, в общем, на приличном уровне все это было. В футбол пошел в девять лет и ничего другого потом, кроме этой игры, не видел. Нравилось мне. Утром или днем на тренировке, потом вечером с ребятами во дворе.

— Когда вы поняли, что этим можно зарабатывать?

— Сначала я вообще об этом не думал. Это просто увлечение было, которое превратилось из привычки в смысл всей жизни. А первые свои деньги я заработал еще перед армией, когда играл за команду «Вымпел» из Калининграда (нынешний Королев. — Прим. ред.). Мы получали там кое-какую зарплату небольшую, плюс еще и премиальные. Но тогда все эти копеечки по умолчанию отдавались родителям.

— Вы один из немногих футболистов, кто служил в армии. Понимаете тех, кто туда, скажем так, не стремится?

— Конечно. Я когда в м уходил, то и мне предлагали билет сделать, проблемы решить. Но тогда еще стыдно было в армию не ходить. Это потом, когда я вернулся, мои друзья уже косить не стеснялись. И, кстати, я их понимаю. Армия должна быть профессиональной. Если человек выбирает службу в армии, это подразумевает участие в войне. И делать это должны профессионалы, а не летние ребята, которые вообще не знают, что такое война.

— Каким был самый памятный день службы?

— Полевой выход: определенная точка, через которую мы не должны были пропустить предполагаемого противника. Ночевали в тайге. Вьюга, метель, градусов 25 мороза, сосны большие кругом стоят. Мы наломали веток, разожгли из них костер. Грели потом консервы и ели их полухолодные. Потом бегали минут 10–15 вокруг сосен, чтобы согреться, ложились на ветки и заснуть пытались. Через 20–25 минут просыпались, а сверху уже 5 сантиметров снега. Вставали и опять вокруг сосен бегать начинали — и так всю ночь, чтоб не замело. Никакого противника, конечно, мы там так и не встретили. Но запомнился этот выход на всю жизнь.

— Еще вы охраняли заключенных.

— Зона у нас в тайге небольшая была, там лесовозы ремонтировали. Ну, мы все друг друга знали, все же люди. Вот и помогали заключенным: пропускали через машины еду, еще что-то.

— А еще ели собаку.

— Было такое. Но мы и не знали, что это собака. Так, обычное мясо. У нас в части армяне были, в том числе повар. И вот однажды они вместе собрались, нас пригласили. Посидели, поели, поговорили. А повар этот потом — знаете, что вы сейчас ели? Собаку. Ну, у меня никакого отвращения или тошноты не было. Поели и поели, нормально, что такого? У нас ребята, помню, как-то раз молодого теленка угнали, и мы потом месяц мясо это ели. Выживали в армии как-то, а что делать? Нам тогда жареная картошка и маринованные кабачки за счастье были. А луковицы — размером с кулак, мы их чистили и ели — звались сибирскими яблоками. Нормально. Зато я за два года службы ни разу не болел. Потом пошел обратно играть в «Вымпел», восстановил футбольные навыки, а физическая форма после армии у меня такая была, что позволила очень быстро втянуться.

— Вы начали играть в е, о которых сейчас много всяких баек ходит. Какими тогда были российские футбольные законы?

— Допустим, если кто-то кого-то ударил во время игры, пострадавшая команда могла подождать где-нибудь при выходе со стадиона и побить. Или когда мы с Люберцами играли, то сразу после матча бежали на электричку по-быстрому, чтобы не догнали. А вообще беспредела не было. И воспоминания у меня в основном хорошие остались. Когда в реутовском «Титане» играл, там была очень хорошая и дружная команда, ребята отзывчивые. Не мучились на поле, а именно что играли. Правда, выше Первой лиги только я поднялся. Футбол все-таки дело случая.

— А как свободное время проводили?

— Никак. Ребята все приезжие, времени вообще не было. Мне, например, чтобы добраться от Королева до базы, нужно было сначала на электричке до Москвы доехать, потом на метро, потом еще на автобусе. Выходило в среднем около двух с половиной часов в одну сторону. Так что ходил я куда-то рядом с домом. У нас в Королеве дискотеки были, бильярдные, там и отдыхали. Раньше такого не было, чтобы пойти в какой-нибудь бар, напиться и сидеть там. Были дискотеки, танцевали, отдыхали, но такого чего-то запредельного, как сейчас, не было.

— А в низших лигах много пьют?

— Футболисты пьют везде, просто разные объемы и напитки. Думаю, что выпивают вообще все футболисты. Это нормально. Я всегда после матча выпивал пива. Потому что сложно было заснуть и психологически, и физически. А пивка выпьешь — и хоть заснуть нормально сможешь. Я же не пил водку или что-то такое. Так, чтобы мышечный тонус слегка снять, расслабиться немножко. Мы же обычные люди: просто надо всегда знать, что ты пьешь, когда и где.

— Правда, что при переходе из «Титана» в «Спартак» Олег Романцев попросил вас поговорить с руководством, чтобы те снизили цену?

— Да, Олег Иванович позвал и говорит: поговори со своими, что-то они большую сумму просят. Я подошел к тренеру: мол, такой шанс раз в жизни бывает, а вы так поступаете. Не знаю, какую они сумму в итоге от «Спартака» получили, я не интересовался. Но, думаю, они в накладе не остались.

— У вас осталась ностальгия по м?

— Ностальгия осталась по игре в футбол. Ты вспоминаешь, как играл когда-то на поле, а теперь не можешь выйти и сыграть так же. Желание играть осталось, а сил уже не чувствуешь. Ностальгия по тем годам осталась, когда мы со «Спартаком» чемпионами становились. По еврокубкам, победам, той игре, которую мы показывали, полным трибунам, болельщикам. Скучаешь по этому, конечно.

— Кто был самым необычным из легионеров «Спартака»?

— Робсон, конечно. Когда приехал, мячик теннисный чеканил хорошо. А потом и большой разучился чеканить. Короче, на адаптацию у него год ушел — потом своим стал. Мы над ним подшучивать стали, он не обижался. Мы смеялись, когда он рассказывал, как по Сокольникам от скинхедов бегал. Они его пару раз тут встречали и гоняли, то от метро, то где-то в парке. Ему, конечно, не очень смешно было, когда толпа лысых ребят за ним бегала. Но рассказывал он весело. Кстати, скорость у него очень хорошая была. Один из самых быстрых футболистов в команде. Если других иностранцев вспоминать, то в Самаре еще один бразилец играл, Соуза. У этого человека одна проблема была: он критику вообще не воспринимал. Ему тренер говорит одно, а он решает, что все надо наоборот делать. Сразу все в штыки, реакция неадекватная, иногда вообще клинило. Однажды на поле, помню, кто-то под него жестко подкатился, так он разбежался и с двух ног обидчику в спину прыгнул.

— Вы в жизни такой же спокойный, как и на поле?

— Да. Выводят из себя только несправедливость, ложь, наглость человеческая. Сложно в московских пробках. Много идиотов бывает, людей, которые недовольны, что ты едешь на нормальной машине, а они не пойми на какой. Таких, обиженных жизнью… И вот когда они тебя с наглой мордой подрезают или не пускают, то это раздражает. Раньше я реагировал очень бурно, но сейчас стал относиться спокойнее: все равно таких больше половины, смысл нервничать?

— Разборки бывали?

— Случай был. Едем по шоссе с женой и детьми. И тут «газель» какая-то начинает подрезать. Я сигналю, а ему все равно. Ну, я остановился, вышел, дал ему прямо туда, где он сидел, и все. Там два урода малолетних сидели, которым по барабану, видно, как по дорогам ездить. Дали им большую машину — они думают, что все можно. Я им говорю: мол, с детьми еду, что себе позволяете. Ну и пришлось так вот поступить.

— Кого вы можете назвать главным тренером в вашей жизни?

— Романцева, конечно. Олег Иванович очень специфический человек, мы его все уважали и боялись, поэтому даже одного его взгляда было достаточно, чтобы понять, что он недоволен. А если он начинал кричать, то все просто опускали глаза и вели себя по-другому. Мы прекрасно понимали, что футболистов из нас сделал он, поэтому плохого или неправильного никогда не скажет. Мы знали, что он является тренером, а мы футболистами. И каких-то близких отношений у нас не было.

— Какие эпизоды в вашей карьере вы сами считаете самыми яркими?

— Во-первых, когда в матче с «Силькеборгом» в году пришлось в ворота встать. Это был мой день: я два гола забил, третью атаку начал, когда с аута бросил, — в общем, чувствовал в себе силы. К тому же у меня был легкий навык, потому что в детстве, мальчишкой еще, и на воротах, и в поле играл. Думал — ну пропущу я гол, никто и слова не скажет. А получилось так, что я взял и удар тот со штрафного отбил. Еще один эпизод — это победный гол в ворота «Алании» в Петербурге в году, когда мы золотой матч играли. Ну, и мяч в году в ворота «Локомотива» в финале Кубка России, наверное.

— А что вы не любите вспоминать?

— Сезон года, у меня практически ничего не получалось. Не из-за того, что из команды выгнали, а именно что многое не получалось.

— Выгнали?

— Попросили, выгнали, убрали из команды — можно сказать, что так. Просто мне сказали: спасибо, до свидания, дальше без тебя. В подсознании у меня, может, и сидело, что могут из команды попросить, но такого, чтобы ожидал, — нет, не было.

— Сильно переживали?

— Да никак особо не переживал. Я остался без работы, но знал, что в футбол еще играть и играть. Попросил друзей помочь, потому что надо было форму поддерживать. Поехал в Израиль на два месяца, там отлично время с семьей провел, поиграл в местном чемпионате, появились друзья новые, отлично все было.

— Вернулись вы в Самару. Тяжело было из Москвы на Волгу уезжать?

— Когда человек всю жизнь играет в футбол в Москве рядом с домом, то такие переезды — это, конечно, необычно. Но в Самаре я провел пять замечательных лет, мы выиграли бронзу, доставляли удовольствие людям… Да и сам город. Та же набережная. Людям, которые в Самаре живут, летом не надо никаких Турций: у них настолько красивые места, настолько ярко все, что уезжать никуда не хочется. Еще одна достопримечательность — Жигулевский завод и местное пиво. Хозяин завода — мой хороший друг, и он до сих пор раз в месяц присылает мне из Самары посылки с пивом. Плюс болельщики, конечно. В Самаре, когда мы играли, всегда был полный стадион, люди охотно на футбол шли, им все нравилось.

— Как на фоне Самары смотрелась Астана, где вы потом оказались?

— Нам там с Егором Титовым очень понравилось. Астана, правда, несколько искусственный город, новый, необжитый. А в плане футбола непривычно было. Когда у тебя игра чемпионата вот-вот начнется, а на поле перед твоим матчем Первая лига играет. Это было странно. В любом случае, мы посмотрели, как люди там живут, какой-то опыт получили, новые друзья, опять-таки.

— Сейчас футболисты — это люди, как правило, небедные. Когда играли вы, было так же?

— Скажу так: мы зарабатывали хорошо, а сейчас футболисты получают сумасшедшие деньги. Во времена Черенкова и Гаврилова люди получали по – рублей за победу, когда зарплата обычного служащего была в районе рублей. Да, футболисты всегда зарабатывали хорошо. У меня, например, в году появилась черная «девятка», тонированная, — и это было круто. Потом появилась иномарка — тоже было круто. Это тенденция. Чем люди больше денег зарабатывают, тем лучше они хотят жить.

Интервью: Александр Беляев

«История российского футбола» — совместный проект «Афиши» и goalma.org

15 июня года недалеко от города Петушки застрелена Лариса Нечаева, генеральный директор футбольного клуба «Спартак». Тремя годами ранее убили бизнесмена Отари Квантришвили, тесно общавшегося с президентом РФС Вячеславом Колосковым. До года президентом футбольного ЦСКА был Шамруди Дадаханов, про которого куда чаще писали в газете «Версия», чем в «Спорт-Экспрессе». В е российский футбол не всегда стремился вырваться из-под опеки криминальных структур: существовать по-другому иногда было просто невозможно. С каждым годом об этом смутном времени помнят все хуже.

«Я работал журналистом и в какой-то момент понял, что начинаю повторяться и постоянно пишу о том, что Колосков плохой. Решил, что нужно работать поинтересней, иметь какие-то документы. Я стал ходить на пресс-конференции представителей правопорядка, прежде всего налоговиков; люди обратили внимание, что у меня не праздный интерес, а желание разобраться. Сначала меня снабжали устной информацией, потом поняли, что я не болтун и умею хранить секреты, и начали предоставлять документы. Появились публикации о тотальном воровстве чиновников РФС, в частности, его экс-главы Вячеслава Колоскова, о неуплате налогов игроками сборной России. Для чиновников это стало если не шоком, то откровением.

Ко мне в году после пресс-конференции Павла Садырина подошел Отари Квантришвили. Мне говорили, что под ним вся столичная милиция, что с ним лучше не связываться, что меня раздавят. Я все о нем прекрасно знал. И вот он меня тогда начал воспитывать при всех, в открытую спросил: «Зачем пишешь о договорных матчах? Зачем ругаешь Колоскова?» Я ему ответил, что если ругаю, значит, есть за что. После этого я опубликовал о нем материал, в котором рассказывал, что он мафиози, участвовал в групповом изнасиловании в свое время, что он просто вор. И через месяц с небольшим меня средь бела дня по дороге на работу порезали. Никакого страха я внутри себя в тот момент не обнаружил. Понятно, что так не каждый сможет. Я не осуждаю тех, кто до сих пор не пишет об этом так откровенно, как я. Но если занимаешься этой темой, то надо заниматься ею глубоко. Я подробно изучал махинации в «Спартаке», моем любимом клубе детства. Там в свое время убили гендиректора Ларису Нечаеву, разворовали клубные деньги. Нечаеву, конечно, не стоит идеализировать. Она в свое время была пациенткой психушки — достаточно экзальтированная дама, в общем. Но получилось так, что она встала на пути.

В советское время было много заявлений о сдаче матчей. Тот же Олег Блохин говорил, что договорняки они катали неоднократно. И сейчас то же самое. На словах у них честная борьба, а когда приходит время делить очки, места в таблице и медали, то о чести никто и не вспоминает. Это всем очень выгодно и удобно, я в первую очередь имею в виду игроков и тренеров. Экспертный совет (Экспертный комитет при президенте в РФС по выявлению договорных матчей, существует последний год. — Прим. ред.) во главе с Кавазашвили просто смешон, болельщики вовсю издеваются над ними и правильно делают. Это самые настоящие клоуны. А я ведь уже размышлял, как это можно сделать и как с проблемой бороться. Есть же простые спортивные методы: не начисляйте им очки — и все! Скандальный матч в году был, во втором круге, «Терек» — «Крылья Советов». Ну совершенно безобразная штука, противная. И что? Все эти Кавазашвили, которые мне говорили: «Я приду, я на телевидении возмущусь, я подниму проблему», приходили на телевидение и молчали. А можно же просто обратить внимание на чисто футбольные моменты: как защитник в одном эпизоде сыграл, как вратарь махнул рукой и мяч себе за спину пустил, а там нападающий подправил его в пустые ворота. Мне говорят: «Как можно очки отобрать? Они же пойдут в суд». Да никуда они не пойдут! ФИФА и УЕФА не рекоменду­ют и даже запрещают клубам судиться со своими национальными федерациями. «А доказательств нет». А какие нужны доказательства? Они все налицо! Надо просто создать прецедент такой, и все! Сажать никого не надо. Сгоняли договорняк — очки не начислять. А если установили факт сговора позже, то очки снять задним числом, как в Италии делают.

До меня доходит информация от футбольных людей, что на черном тотализаторе перед каждым туром делаются ставки и счастливчик за один тур может выиграть до тысяч долларов. Этих тотализаторов множество, особенно в городах Премьер-лиги. Околофутбольные жучки, которые крутятся рядом с клубами и рядом с игроками в клубе обрабатывают своих знакомых на предмет сдачи матча. Часть из них — это агенты футболистов. Тот же Бышовец, когда тренировал «Локомотив», в приватной беседе мне сказал, что эти агенты его игроков просто затерзали. Он их буквально прогонял с базы, но они, естественно, находили возможность встретиться. И так получилось, что футболисты не в футбол играли, а занимались этими делами. «Локомотив» претендовал на тройку, а оказался в заднице, на шестом месте.

Турецкая полиция, когда обвинила «Фенербахче» в покупке матчей, на чиновников не оглядывалась. Премьер-министр Турции Эрдоган вообще входил в попечительский совет клуба, и никого это не испугало. Там люди свободны, полиция в таких случаях вольна делать то, что ей предписано. А в этой стране у гребаных чиновников такой менталитет, что они без указки сверху ничего сделать не могут. Я больше хочу сказать: коррумпированная власть покрывает футбольных преступников. Она покрывает их своим равнодушием и безучастием к тем проблемам, которые есть в нашем футболе. В какие-то ключевые моменты, конечно, они приходят в ВИП-ложи, показывают свой интерес. А на то, что чемпионат страны разлагается, им наплевать. Наверное, до них какая-то информация доходит, не в розовых очках они все время ходят. Вы поймите, там страшный криминал. Человек, который туда сунется, — его могут просто убить, могут покалечить, могут наехать как угодно».

Интервью: Никита Коротеев

«История российского футбола» — совместный проект «Афиши» и goalma.org

Лена Торшина — один из лучших специалистов в стране по коммерческому трафику Рунета, основательница рекламного агентства «Торшинский Трест» и автор сайта goalma.org Поговорили с Леной об эволюции интернет-маркетинга, отсутствии денег в медиа, о том, как расти компании, что изменилось в Рунете за последние 10 лет, а также обсудили, где закупать рекламу и почему тяжело работать с блогерами.

Это интервью было записано около года назад, но по техническим причинам выходит только сегодня.

Сверхновые русские — понятие, которое пришло на смену новым русским. Это люди, которые стали предпринимателями и бизнесменами не в х, а в х. Идея подкаста — разговаривать с такими предпринимателями и раскрывать интересных людей которыми можно вдохновляться.

– В гостях у нас Елена Торшина — легендарный маркетолог. Лена продвигает бизнесы в социальных медиа и, возможно, не только.

Лена, нашел с тобой только одно интервью на French TV — январь года. И все, больше никаких видеоинтервью у тебя нет. Придется для потомков создать смысловой фонд: кто такая Лена Торшина, зачем нужна? Расскажи про свой бэкграунд.

У меня была такая эволюция: Елена Торшина — человек-работник, потом Торшина — женщина-матершинник, а затем Лена Торшина — медиамагнат. Я поработала в найме в диджитал компаниях, потом люди потянулись, стало много обращений. Я работала на работе, немного левачила — было золотое время: хорошая зарплата, дополнительные проекты. А потом решила, что неправильно сидеть на двух стульях, и нужно уходить в свой бизнес. Так появился «Торшинский Трест» в апреле С тех пор я медиамагнат.

— С какого года ты в Рунете?

Торшинский сайт появился в году.

В найме я начала работать в году. Это заря автоматизации и SEO продвижения. SEO тексты мы писали с года.

— В ты окончательно ушла в свободное плавание?

— В чем специализация «Торшинского Треста»? Не только же инфлюенсеры?

Сейчас моя команда — специалисты по коммерческому трафику Рунета и мира. А когда мы начинали, у меня было непонимание, чем мы занимаемся: было очень много блогеров, СМИ, телека, комментариев для рекламы. Тогда еще не было слово «нативная реклама», но это была она. А потом я просто ушла в коммерческий трафик.

— На кого была самая продолжительная работа?

Я везде работала по два года. Любовь у меня живет два года.

— В какой момент начала цитироваться Торшина? Что произошло?

Торшинский сайт начался в году.

К там было уже дохрена трафика. и даже немного шлейфом — было много халявного трафика из Фейсбука.

Не было дурацкого правила Фейсбука — если пост со ссылкой, то он не получает никакой видимости, если пост с меткой бренда, то он тоже ничего не получает. Поэтому читаемость у постов была тысяч. Это все бесплатно.

— Для тех, кто не знает: на торшинском сайте, который лена завела в , она с матом смачно ругалась на всё.

Да. На какую-то ерунду, далекую от бизнеса, медиа, диджитал. Но почему-то всем понравилось. И я развернула это в бизнес историю: начала писать про пиар, продвижение, блогеров, печатную прессу.

— Сотни тысяч прочтений на каждый пост?

Десятки тысяч точно, а так до тысяч, да.

— И эти прочтения конвертировались в клиентов на пиар, интернет-маркетинг, коммерческий трафик?

Да. У людей логика проста: если Торшина матом ругается на блогеров, значит, она круто делает блогеров.

— Твой сайт начали цитировать в ?

Еще в всё и полетело.

Первый пост: «Почему журналист не хочет вас размещать бесплатно в прессе?» И там график: «ему не нравится инфоповод / ему не нравитесь вы / он хочет денег». И с этого всё полетело, потому что всех заколебали бартерные размещения, неинтересные инфоповоды. Все хотят, чтобы просто платили денег и делали свою рекламу.

— Поначалу был неструктурированный поток? То, что ты называешь «разного рода клиенты», и вы брались за всех, кто приходил, потому что — почему бы и нет?

Да. Мы брались за всё. Люди пошли, а у меня на момент выхода из найма команды было — полторы калеки. У меня была пара менеджеров, сеошник, пара контекстников. А поток шёл достаточно серьезный, и мне нужна была бухгалтерия, ООО и т.д.

— Сколько было обращений в месяц в тот момент?

— Они все становились клиентами?

— Ты говорила, что хотела поработать с «Азино». Пришли они?

Нет, но пришли выходцы из 1xbet.

— И у них правда очень много денег? Этот клиент входит в твои топ-3 любимых?

— Тут еще этический вопрос. Какое у тебя к этому отношение? Ко многому можно придираться — продвижение алкогольной, табачной продукции, казино и игорных заведений. Какой у тебя внутренний ответ на то, что можно и что нельзя рекламировать?

Ну, казино и бухло вполне себе можно рекламировать. У меня нет моральных принципов по этому поводу.

— Я сейчас процитирую Торшину года: «Если кто-то другой человек прорекламирует казино, а человек — лудоман, то он в любом случае проиграет деньги в каком-либо месте. Такая природная натура людей».

Мы обеспечиваем техническую сторону, трафик, настройки, скрипты, клоакинг. Пока ты этими техническими вещами занимаешься, ты не думаешь, что рекламируешь — доставку алкоголя, казино и т.д.

— Прошло пять лет. Ты много жаловалась на предпринимательскую жизнь, что какие-то года были не очень: , по-моему, был хороший, не очень, а — как и вместе.

Да. Предприниматель же в конце года смотрит, что происходит, сколько осталось на себя свободных денег. был плохим годом.

— Это был первый полноценный предпринимательский год, ты же не весь работала.

Да. был хорошим, но в я поняла, что в вообще не умела считать.

— У тебя нет финансового менеджера?

Коммерческого директора в Тресте нет. Мы считаем сами.

Надеюсь, научились. Может, окажется к , что опять косякнули. было сложным и тяжелым, плоховат по деньгам, но тоже в какой-то плюс вышли, был хорошим.

— На какие вы обороты вышли? Это сотни миллионов рублей?

— В чем проблема расти? Ты выбрала себе нишу, она позволяет тебе кратно расти год к году?

Нет проблемы расти. Рост оборотов и маржинальности — это не всегда пересекающиеся прямые, они могут идти параллельно. У тебя могут расти обороты, больше клиентов, еще больше денег принимаешь на расчетный счет, еще больше платишь налогов, нанимаешь людей.

Один менеджер коммерческого трафика в Тресте может вести клиентов — это либо контекстник-таргетолог, либо на блогерах. 5 — это уже много, лучше Иногда кажется, что ты просто бежишь по кругу.

У меня оборот , , — плюс-минус млн, но одинаковый. А маржинальность разная.

В году все жили в тревоге, что сейчас все закончится, мне казалось, что год плохой. А в конце я посмотрела на денежки, и год очень хорошим оказался, хотя оборотка даже меньше, чем в

Когда делаешь рекламную кампанию у блогера, это дает много оборотки. Тебе раз и 3 млн на расчетный счет вносят — компании крупные, чеки высокие.

— Стандартная комиссия — 20%?

% в зависимости от стоимости рекламы у блогера. Если блогер стоит тысяч, ты не накинешь много своих — его не купят.

Несомненно, надо уметь продавать. Я не умею продавать дорогих блогеров с такой же высокой своей наценкой.

— Расскажи про эволюцию компании и команды. С кем ты начинала, кто твои партнеры?

У меня нет партнеров, единолично. Никаких партнеров у меня больше не будет.

— Это потому что тебе не повезло один раз, ты больше не веришь в партнерство?

Нет, я просто поняла, что король может быть только один.

— Но при этом он должен тогда сам всё делать.

Да, нести ответственность, тревожиться, не спать, рассчитывать на несколько месяцев вперед, чтобы зарплатка была всем, чтобы команда могла болеть или отдыхать.

— Как же тогда растить бизнес, если не делегировать?

Я делегирую, конечно. Все менеджеры самостоятельные и полноценные.

— Сколько у вас сейчас человек в команде?

Торшинский трест обслуживает костяк из 10 человек, и еще иногда нужен продакшн — привлекаются ребята дополнительно, еще 10 человек, которые нужны периодически, но они вне штата.

— Какие у тебя планы относительно Треста? Ты в некоторых интервью говорила, что тебе нравится американский рынок. Куда ты смотришь: чтобы географию клиентов поменять или кратно увеличить команду с 10 до человек, например? Куда хочешь развивать компанию?

По поводу клиентов международных, которым нужны продажи в США, Канаде, Австралии, Европе, Азии — да, это интересные клиенты, хотелось бы, чтобы их было больше.

В общей массе их сейчас в разные времена от 10 до 30%.

Это либо иммигранты русские, которые там живут в первом или втором поколении, чаще всего они в Европе или в штатах.

Мы делаем им проекты, трафик. Для этих клиентов Торшинский Трест чем хорош: это будет в любом случае дешевле, чем если бы они нашли себе агентство в штатах; у нас повыше компетенции и технологические скиллы получше, потому что русские мозги думают, как хакнуть, пропихнуть то, что не пихается, а американцы очень правильные, законопослушные.

Я не говорю, что мы лезем напролом против правил Гугла и Фейсбука, но всякое умеем делать. Мне кажется, это клиентам интересно — им хочется русские мозги и руки. Так что хотелось бы, чтобы этих клиентов было все больше и больше.

Надо делать рекламу, покупать трафик, но у меня немного по-другому продажи устроены.

— Если со стороны послушать — у тебя больше бутиковое агентство, ориентированное на уровень сервиса больше, чем на количественный рост. Это так? С учетом, что выручка за последние годы особо не менялось, значит, у тебя не было цели на это работать.

У меня была цель в — выжить. Сейчас я занялась командой, взяла пару новых человек — нужно ими позаниматься.

С года клиентский поток значительно усилился. Мне кажется, это связано с тем, что люди не хотят после пандемии помирать, пытаются что-то предпринять: либо запускают новые бизнесы, либо ассортимент.

Меня раздирали все болезни роста, которые существуют на старте. Нужно было просто не сдохнуть.

— У тебя был суд неприятный с клиенткой?

— Сколько у тебя всего их было, десяток?

Нет, меньше. Больно было в первый раз, в году. Потом это как бизнес-процесс: ты останавливаешься на каком-то адвокате, понимаешь, как устроена система, как взаимодействовать с судами, когда нужно туда идти, когда нет. Потом стало полегче.

— За ты поняла, что вы выживаете, сейчас уже более-менее?

Да, сейчас надо начинать стратегию, сотрудников — вот это все.

— Про себя могу сказать, что мы выживали с по год. Я грезил экспансией и ростом, но реально и цифры не оправдывали моих ожиданий. Мы почти 6 лет вращались около нуля, вы вышли в плюс быстрее.

У тебя — товарка, у меня — услуги, я не вращаюсь около нуля. У меня просто нет такой подушки безопасности, таких жиров, чтобы я могла работать около нуля или в минус. Зарплаты надо платить.

— Основным источников лидов для тебя был торшинский сайт, а со временем что-то изменилось? Ты упомянула бесплатный трафик до года, а что изменилось теперь?

Трафика было много, эти цифры радовали. Но продает не объем трафика, а ядровая аудитория. Когда схлынул поток халявного трафика, стало понятно, какова основная аудитория сайта: когда пишешь пост, анонсируешь в Фейсбуке и Телеге. Было тысяч, стало тысячи — это ядро аудитории, люди, которые читают посты и коммерчески заинтересованы.

— Это те, кто с года читает сайт, на протяжении 8 лет? Остались те, кто реально в теме?

Кто занимается чем-то, что-то продает. Маркетологи, собственники.

— Эти тысячи по объему заказов продолжают генерировать не меньше, чем в те годы?

Да. Рекламу я пока не закупаю.

— Ты пробовала другие платформы — goalma.org, Т-Ж, Пикабу?

Иногда я писала колонки на goalma.org, иногда что-то на Cossa, RB. Но основное место присутствия — торшинский сайт, потому что я там могу написать, как считаю правильным, в моей стилистике. В принципе, околобизнесовых ресурсов в интернете — начать и кончить, их полторы калеки. goalma.org и все. Если я хочу, чтобы меня посрали в комментах, я иду на goalma.org На Т-Ж надо считать каждую копейку: сколько я потратила на туалетную бумагу и т.д. — надо кучу времени на это иметь.

— Торшинский сайт так и остался основным источником лидов твоей компании?

Да. Фейсбук, Телега тоже — что-то читают, пишут. Еще на Дзене писала — но это была просто экспансия, чтобы занять позицию в выдаче, он как-то гуглится.

— Твой стиль «ТексТерра» назвала «треш-райтинг». Ты согласна с этим? Про тебя даже интервью есть — про то, как ты к этому пришла.

— Можешь рассказать, на чем раньше зарабатывали, на каких социальных сетях, на чем сейчас?

Раньше — это печатка, потом ЖЖ блогеры, потом ВКонтакте, Ютуб, теперь — Инстаграм, и всегда вне времени контекст — Яндекс и Гугл.

Несопоставимы бюджеты, которые компании — что B2B, что интернет-магазины — отдают поиску, и сколько они готовы платить блогерам.

— Поиска сильно больше? Почему?

Потому что там горячий спрос. Там люди, которым нужно купить прямо сейчас, там marketing qualified leads — они сформированы уже, надо просто забирать. Как забирать — это уже другой вопрос.

— Давай рассмотрим твою эволюцию: эволюцию тебя как маркетолога и при этом инструментов маркетинга. Ты работала SEO в SeoPult. Когда сейчас ты пишешь тексты, ты до сих пор держишь в голове, что тебе необходимо несколько раз упомянуть какую-то фразу, чтобы она проиндексировалась? Как твое отношение к SEO изменилось? SEO вообще работает в сегодняшнем мире как раньше?

Как раньше ничего не работает. Органический трафик существует, но это все больше становится химерой. Зайди в выдачу, забей запрос: у тебя четыре позиции выдачи сверху — это контекст, потом начинаются сервисы Яндекса — будет какой-нибудь Кью, Дзен и т.д., и снизу будет четыре позиции контекста и какое-то видео, допустим.

Для коммерческого сайта, которому хотелось бы забирать органический трафик и таким образом продавать, будет позиции, а желающих — миллионы. Поэтому нужно покупать трафик. Если хочешь трафик из поисковиков — покупай его: плати деньги, чтобы показываться в контекстных выдачах снизу-сверху, в РСЯ, Дзенах — вот и все.

— Эти ставки высокие? Помнишь эти истории про пластиковые окна, рублей за клик?

Да, поднимаются. С контекстом такая фигня: если раньше, например, в году, ты хотел вырасти в 2 раза в контексте, тебе нужно было в 4 раза поднять бюджет на ставки. Это негласное правило, абсолютно эмпирическая истина. Сегодня, чтобы продержаться в контексте хоть как-нибудь, нужно поднять ставки и бюджет в 4 раза. Это дьявольская машина, которая пожирает бабки. Клики рублей, звонки по рублей, да.

— О какой окупаемости можно говорить, если там такие ставки?

А что лучше, какие альтернативы? Блогеры — это не альтернатива контексту. Нужно аккуратно подстраиваться под систему, оптимизировать. В этом и сложность трафик-менеджеров, за это нас тюкают 24/7 — это ежедневная подстройка: снизить ставку, повысить ставку, убрать слово, добавить слово. Этим мы и занимаемся. Лучшего ничего нет и не будет в Рунете в ближайшее время. Ни у кого не будет больше трафика, чем у Яндекса и у Гугла.

— Можно заглянуть чуть-чуть вперед — появится у Озона и Вайлдбериз.

Да, маркетплейсы. Я тоже ставлю на них. Не знаю, хорошо это будет или плохо. Всем одинаково хорошо быть не может. Там тоже будут драконовские цены. Есть goalma.org, например, но там тоже оговорок много: когда я не была погружена, мне казалось, что продает самая низкая цена на Маркете.

Потом я начала погружаться в историю, и оказалось, что люди боятся покупать самое дешевое — они опускаются ближе к середине. Потом оказалось, если люди гуглят на Маркете, они могут и не купить, и купить с го касания, и положить в корзину и морозиться по полгода. При этом Маркет кушает денежки так же прекрасно, как контекст.

— Маркет — это первое отражение того, как поисковый трафик может перетекать на платформу какую-то. На примере эволюции Маркета мы видим, что появится в дальнейшем у Озона и Вайлдбериз.

Да. Думаю, что так будет.

— Лучше же не придумаешь, обычно все копируют.

О чем я и говорю — не придумаешь механизм продаж лучше, чем продавать тому, кто сам хочет купить. Другое дело, что платформ становится больше, люди там дольше гуляют прежде, чем купить. Казалось бы, Маркет — ты приходишь туда, чтобы купить: нашел подходящий товар, цена подходящая, но нет, человек будет еще морозиться. Мне давно рассказали тему, как покупает человек: он набирает все, что ему понравилось, в корзину, и потом в корзине это может лежать месяцами — он ждет, пока у него деньги появятся. А маркетологи будут наседать: скидка от корзины, ретаргетинг, маркетинг-хренаркетинг. А человек просто ждет, у него денег нет.

— Что у вас по пропорциям в доходах? Твоя компания в какой-то степени — отражение того, как сегодня работает интернет-маркетинг, поэтому интересно, как у вас пропорциями выстроены каналы.

Картина примерно такая: на перфоманс-маркетинг приходится 30% выручки, но при этом маржинальность выше, потому что абсолютно прозрачное ценообразование — есть бюджет на рекламную систему, и есть наш гонорар. Блогеры дают большую оборотку, но там маржинальность ниже — могут давать до 50% выручки. И еще 20% — это всевозможные девиации: то ролик кому-то нужно снять, то с выдачей подшаманить, то спецпроекты. Это совершенно непредсказуемые 20% по пожеланиям клиентов.

— Коммерческий трафик ты выбрала осознанно? Это же узкая ниша?

Мне кажется, это не узкая ниша. Что может быть универсальнее, чем продажи в интернете — они же всем нужны так или иначе.

– Самые большие рекламные агентства — которые продают имидж. Dentsu, например. Или WildJam — одни из крупнейших на рынке инфлюенсеров. Я лично никогда не покупал, не понимаю, как это работает. Не могу понять, как продажи чипсов или другой категории подрастут, если их прорекламирует Дудь или Даня Милохин. Академически я понимаю, что это какие-то ассоциации — Павел Воля и сухарики — но физически не понимаю, где связь, есть ли она.

Коль, мы с тобой из других миров. Вы шесть лет выживали, я — последние три года. А там — стратегия, работа на подрастающее поколение, работа с NPS, цитируемостью. Такие метрики, которые для меня какая-то халтура. Я бы не смогла это продавать, рисовать отчеты и презентации.

И те, и другие правы по-своему, а истина традиционно где-то посередине. Ты считаешь, что ты поделаешь рекламу, и твой паровоз куда-то поедет, всё начнет продаваться, а другие считают, что нужно купить трафика, и вообще ⅞ успеха лежит в аналитике трафика.

Эти крупняки — несомненно про второе. Ты спрашиваешь, есть ли моральные барьеры рекламировать бухло и казино — нет, а вот моральный барьер продавать то, что не обсчитывается, или результат будет не очевиден или будет очевиден через сто миллионов лет — вот это мне моральные установки не позволяют делать.

— Оставим этот вопрос риторическим. Мне кажется, не хватает ответа от человека, который этим занимается. Остается поговорить с тем, кто продает медийку. Я в корпорации же сидел, при мне заключались контракты: Такеши Китано становится лицом телевизоров. Я то о нём знал, но 95% людей, которые смотрели рекламу, не знали, кто это, хотя он довольно известен. Потом я задним умом думал, как его выбирали, он же у нас неизвестен.

Мне интереснее, как они это продают. Наверное, участвуют в тендерах, бьются презентациями и прочее делают. Как-то это до сих пор продается: вирусные ролики, социальная реклама — все это имеет место быть, только в каких-то других мирах.

— В какой момент у тебя появился проект «РабДно»? В году?

Да, хреновый год, еще и «РабДно» запустили.

— Это вы с Таней Масленниковой?

— Есть подробная история о том, как вы потратили на «РабДно» 1,3 млн рублей на тот момент. Зачем ты пошла на рынок медиа? Там нет больших денег, ты знала?

Да, знала. Я помню еще стародавнее интервью на Хабре разных медиамагнатов, которые держали разные ресурсы. Там был Лурк или d3, Барышников с БигПикчей и кто-то еще. Там им вопрос задают: «Скажите самое главное про медиа в России». Барышников сказал: «Денег в медиа нет». Когда «РабДно» начиналось, я понимала, что надо будет вложить сколько-то в разработку, хотя бы один миллион. Вложили — расходы на этом закончились. Разработка — это, конечно, геморрой, самые большие расходы.

— У вас красивые вставки с лапками годзиллы.

Да, это все надо было рисовать, натягивать, программировать. Крупные расходы там закончились, чтобы сотни тысяч каждый месяц улетали. Мои расходы: дизайнер, контент, иногда рекламу покупаем, крутимся где-то на телеграм-каналах.

тысяч в месяц «РабДно», наверное, кушает сейчас. Приносит ли денег — ну, что-то приносит. У нас же километровые лонгриды, их любят Яндекс и Гугл ставить в выдачу. Мы нащупали клиентов, которым надо встать в выдачу: их кто-нибудь засрал, им нужно это оттеснить.

«РабДно» с этим хорошо справляется. Кто богат полтинником — это роскошь занять позицию в выдаче — те приходят и покупают на «РабДно». Мы тоже смотрим, чтобы это было интересно более-менее.

— Ты его для души ведешь?

Денег «РабДно» мне не приносит. Пока это минус.

— Как вы выбираете, с кем делать интервью? У вас там с дояркой, патологоанатомом.

Там же толпа людей, которые приносят разных. Доярки не было, кстати, — клевая идея. Интересно, они сейчас доят руками или аппаратом.

— Авторы сами приходят с идеей? По сути, у вас UGC-медиа, где сами авторы создают для вас контент. Вы сколько им платите?

рублей за рекламный текст платим и за обычный. Независимо от того, сколько знаков. Я рекомендую авторам беседовать час-полтора.

— У тебя есть любимые материалы, которые ты можешь отметить?

Да, мне очень понравился материал с моряком — супер мужская профессия, какой-то боевик — прямо готовый сценарий для Стивена Сигала. Понравился машинист РЖД поезда. РЖД — это работодатель контрастов: у него можно бесплатно ходить в бассейн, ездить в санаторий всей семьей, при этом нужно какать между вагонов — у них нет туалетов, холодильников, нельзя брать с собой все, что может стухнуть.

Мне понравилось всё , что связано с веб-камщицами — абсолютно оторванные, безбашенные, новое поколение летних — интересно просто понять, что у них в голове. Это такой формат реальной жизни.

— Думали о формате не только текстовом, но и подкаст, например?

Было бы классно подкаст или видео, но это еще больше расходов.

— У вас, получается, медиа в лучшем случае отрабатывает в ноль?

В у меня было минус тысяч по «РабДно», в этом году в ноль, может, будет.

— Вы готовы продать проект?

Нет, я не готова его продавать. Может быть, когда-нибудь я его кому-нибудь продам, но пока нет.

— Ты же знаешь, что я в свое время продал goalma.org? И сделал, и продал вместе с Сашей Блохиным.

Мы обожглись по полной, но поработали с классными ребятами — Златой Николаевой, Настей Черниковой, Антоном Баевым. Это опыт скорее для саморазвития. Мы тоже были немного наивны, но мы хотели сделать медиа и сделали. Много было бесплатного трафика тогда, а потом уже не помню, что было, потому что мы как страшный сон вспоминали, продав и зафиксировав убытки. Я считаю, все, кто делает медиа в России — герои. Единственный шанс — идти в IT, делать IT-продукт, например, редактор текстов и продавать его. Когда медиа поняли, что там нет денег, начали делать пивоты в смежных бизнесах, используя свою медийную экспертизу.

Там тоже расходы на разработку. Медиа могут делать крупные бизнесы, например, Т-Ж — классное медиа.

— Для меня это феномен. Я посмотрел по Similar Web — у них миллионы посетителей. На чем они создали такую аудиторию?

Секрет прост — деньги, большая редакция, поисковики, интересный контент. Максим Ильяхов, издатель тоже был талантливый — Александр Рай, который остался за кадром, это светлый ум.

Это же его была идея — делать больше контента про инвестирование. На чем — я уверена, что они тоже где-то закупают трафик, бесплатного трафика в таком количестве нигде нет.

— Откуда «РабДно», например, берет трафик?

Если на «РабДно» некоммерческий материал, мы трафик не закупаем. Зайди, посмотри на счетчик: вот столько есть бесплатного трафика в Рунете. Это тысячи, не десятки.

— Мне кажется, если я часто начну выкладывать материал, редакция не будет анонсировать материалы. Без анонса материал собрал всего просмотров текстовых, на видео особо никто не перешел, оно собрало несколько сотен просмотров. Хотел с тобой посоветоваться. Я запустил подкаст: надо ли стремиться к тому, чтобы сделать его популярным? Это риторический вопрос?

Это не риторический вопрос. Если ты готов закупать трафик, надо стремиться, если не готов — не надо рвать жопу. Трафик платный, популярность платная, она стоит вполне себе конкретных, ежемесячных, системных денег.

— просмотров — это популярность?

Что такое популярность — это вопрос к тебе. Сколько ты хочешь: 10 , ?

— Я хочу сделать хороший информационный продукт, чтобы беседа была полезна мне, моему собеседнику, тому, кто смотрит или слушает. Вопрос в том, что этот тип контента — не развлекательный. Поэтому шанса собирать органические десятки и сотни тысяч просмотров у него ноль. А сколько стоят неорганические просмотры целевой аудитории? Наш разговор было бы, наверное, интересно послушать интернет-маркетологам или владельцам бизнесов.

Сколько стоит просмотр — от рубля до бесконечности. Зависит от того, насколько взрослую и платежеспособную аудиторию ты собираешься привлекать.

— У Ютуба есть инструмент: задал аудиторию, запустил таргетинг, и он дает тебе условно просмотры по рублю. Но что это за просмотры, стоит ли за такое платить?

Нет. Ты выбрал аудиторию довольно сложную: это аудитория, которой интересен бизнес в том или ином виде — либо продвижение, либо создание продукта, либо поиск инвестиций. Это узкая нишевая аудитория, поэтому у тебя просмотр будет дорогой. И их будет не очень много, у тебя не будет даже близко цифр как на детском Ютубе. Я бы не покупала трафик, все равно еще есть места, есть тусовка, где можно это расшаривать, писать колонки на тот же goalma.org, анонсировать свои выпуски бесплатно — я бы так делала. Это непопулярная история, ее мало. Если ты продолжишь ее делать, думаю, люди придут, потому что некуда особо больше идти.

— Я пришел к пониманию, что итерируя, мы пробуем сделать хороший продукт. Мы проделали какую-то работу уже, понимаем, что он неидеальный. Я планировал потратить денег на продвижение, потом посчитал план-бюджет на год и понял, что только на съемку и подготовку подкаста уйдет около тысяч рублей, а маркетинг каждого выпуска будет стоить, если вкладывать каждый четвертый выпуск по тысяч, еще тысяч. Это делает подкаст золотым. Я подумал, что пока смысла нет. Я все-таки не Дима Портнягин, у меня другие цели, я хотел научиться разговаривать на камеру, например.

Согласна, очень сложно жить блогерам и инфобизнесменам.

— Пробуй делать качественный контент и старайся распространять его там, где это можно делать бесплатно.

— Я бы сказал, что ты стояла у истоков того, что называют партизанским маркетингом. Потом он эволюционировал в SEO. Получается, в Рунете ты больше 10 лет. Что изменилось за это время на твой взгляд? Можешь набросать крупными мазками?

Изменилось все раз. Начнем с нативной рекламы — такого слова тогда не было: я помню те времена, когда мы занимались интернет-маркетингом и не ставили ссылок.

Мы писали текст, рекламировали смартфон или гарнитуру и ссылку не оставляли, потому что трафик и не мерили. Покупаешь пост и просто говоришь названия гаджетов. Как на телике. Печатку не трогаем, хотя ее еще совсем недавно было много: мы застали рассвет и смерть глянца. — Maxim, Cosmo — это же предел мечтаний.

Сейчас кто-то покупает, конечно, но для продаж, для моего мира — это уже давно неактуально. Потом мы переключились, что везде надо оставлять ссылочки, потом — что надо оставлять ссылочки помеченные и давать промокоды, скидку.

Я чувствую, как продавец-рекламодатель все больше ущемляется в правах — ему уже чуть ли не кусок мяса надо с ноги срезать: «Купите, пожалуйста, со скидкой, с кэшбеком и моим личным мысом,» — у меня такое ощущение. Трафик активно перетек во ВКонтакте — здорово было работать с этими пабликами. А потом это все быстро закончилось, ВКонтакте перетек на Ютуб, оттуда девочки перетекли в Инстаграм, сейчас молодежь развлекается в ТикТоке.

Фейсбук начался и закончился на наших глазах, окончательно закончился ЖЖ, хотя я прекрасно помню, как мы покупали Долю, Варламова, Лебедева, Проститутку Кэт. Сейчас у них единицы покупают. Очень быстро все меняется. Диджитал и интернет-маркетинг развивается быстрее бизнеса, быстрее покупателя. И эта пропасть растет год от года.

Мы все в технологии, воронки продаж, сквозную аналитику, а покупатель без денежек сидит, не может фотографии выложить в Одноклассники, чтобы можно было смотреть по-нормальному.

Трафик перетек туда-обратно: кончился халявный трафик в Фейбсуке, начался в ТикТоке, но на малышей. Про поисковики вообще не рассказываю: они убили SEO, веб-мастеров. Сеошники стали goalma.orgтами или интернет-маркетологами комплексного продвижения. Жизнь пронеслась перед глазами за 10 лет.

— А что с СРА платформами случилось? Они тоже в один момент резко взлетели.

Схемы СРА платформ заключались в двух вещах: либо подмена куки — они выдавали трафик за свой, либо брали трафик в том же самом контексте.

Потом было введено правило (кем-то крупным, вроде Lamoda): если мы рекламируемся в контексте, то вы как наши партнеры, веб-мастера, не лезете, а идете в другие места. Но тут стало понятно, что других мест нет.

Потому что если существуют веб-мастера и много прекрасных сайтов Рунета, которые готовы работать за процент от продаж, то где они все? Почему они есть у Адмитада и других СРА сетей? Почему мы не знаем об этих сайтах, которые с баннеров хреначат продажи, и веб-мастера под процент готовы работать? Конечно, этого не существует.

— Эта бизнес-модель основана на обмане или преувеличении, на твой взгляд? Ведь взлет модели СРА совпал с купонным сайтом, когда Биглион, Группон трансформировались в эти промокодные сайты, которые генерировали эти заказы. То есть, людей приучили в какой-то момент пользоваться купонами и делать запросы типа «товар/услуга + промокод», и СРА компании начали стараться просеивать через себя такой высококонверсионный трафик и иметь его куки. Это было по времени вместе сопряжено?

Я не знаю, взаимосвязаны ли эти купоны с СРА.

— Многие из них — аффилиатные, скорее всего, это их собственные платформы.

Черная пятница — это история конкретно СРА сетки, когда нужно было отрезать цены пополам. Было ли это обманом? Я думаю, в чистом виде обман уже трудно реализовать. Конечно, там все было. Сначала контекст подмешивали, потом отказы от покупок практиковались.

Почему СРА сети не хотели работать, например, с московскими компаниями — они хотели работать со всероссийскими компаниями, чтобы продажи и на Дальний Восток уходили, и в Новосибирск — потому что была еще такая схема: человек заказывает, выбирает оплату наложенным платежом, ему это везут на какой-то адрес, человек отказывается, а веб-мастер свой процент получил.

— Это мы одну из частей истории интернет-маркетинга в Рунете определили как СРА сети. До этого ты упомянула, как зажигались и гасли звезды Фейсбука, Ютуба, ВКонтакте, и упомянула, что сейчас работают Инстаграм, ТикТок. Эра чего сейчас?

Инстаграма — девочки, Ютуба — мальчики, ТикТока — это дети и подростки. Эра Телеграма — но он как-то долго раскачивается.

— Я осенью открыл для себя Телеграм, посмотрел, как быстро набирается аудитория и подумал: «Вот сейчас — мой шанс заработать себе социальный капитал». И дудки. Оказалось, что большая часть людей, которые предлагали мне услуги продвижения, предлагали ботов. Я по своей глупости даже заказал себе несколько тысяч ботов. Они полностью убивают ощущение обратной связи, ты не понимаешь, сколько реально тебя читает. Вроде показывает, что тебя смотрит 15 , но никто не комментирует, и ты говоришь как будто со стеной. Я в декабре вернулся в Телеграм: попытался составить медиаплан, понял, что это рублей за подписчика, чтобы в принципе развивать канал, и понял, что это какая-то жопа. Каналов мало, часть из них замешивает к себе ботов, ER, даже если смотреть по аналитике Телеметра, не отражает релевантного состояния. Даже телеграм-каналы друзей: я один раз добился, чтобы несколько раз меня упомянул Егор Данилов, у него на канале 11 — в первый раз с него пришло подписчиков, во второй раз — Я уверен, что повод был хороший, но пришло сильно меньше людей, чем могло. Почему, что происходит с Телеграмом? Меньше людей переходит, очень дорогая подписка, нет реально работающих инструментов, как кабинет, в который можно загрузить денег.

Его очень сильно не хватает.

Нет стены: Телеграм — это попытка из мессенджера сделать ВКонтакте. Ты листаешь список, у тебя куча непрочитанных сообщений, нет ротации, что популярно, чтобы было вверху или внизу.

Мы привыкли, что везде есть какая-то выдача: на видеохостингах, в социальных сетях. Меня больше всего раздражают две вещи: когда ты пишешь пост, начинаются отписки — это противоречит законам всемирного тяготения, вы же хотели пост, зачем-то подписались — я этого вообще не понимаю; второй момент — дурацкая выдача, непонятно, как там продвигаться.

Продвижение — только расшары или покупка. И опять же — соцсеть новая, рожа старая: репосты идут по кругу от одних и тех же знакомых всем авторов.

Это какой-то черный вигвам: кто-то там живет и что-то там делает. Но он хорошо генерит трафик: если даешь ссылку на сайт или Инстаграм, оттуда хорошо люди идут.

В плане отдачи трафика Телеграм — полноценная платформа, в плане продвижения каналов — бесполезная. Емкость Телеграма можно смотреть по топовым каналам, по Mash, например. У них сейчас тысяч подписчиков? На него подписаны плюс-минус все. Это реальная емкость Телеграма, которая читает какие-то каналы.

— Ты считаешь, что не хватает инструментов управления, рекламного кабинета, инструментов поиска нового контента?

Да. Не хватает ленты, на которую ты можешь подписываться, и будет какая-то выдача.

— Мне кажется, Павел в какой-то момент увлекся чем-то типа Клабхауса и вместо реальных инструментов сделал голосовые чаты, например. Я не понял, зачем они. Такое ощущение, что нет стратегического развития. Они очень увлечены поиском денег.

Дайте рекламный кабинет — будем закупать рекламу больше. Пока все деньги оседают в кармане Mash, Лебедева и у всех тех, кому раньше носились деньги.

— Когда появится рекламный кабинет, будет ли смысл продвигать телеграм-канал?

— Появятся правила, по которым это будет работать, и будут более-менее вменяемые ставки?

Да. Я бы очень хотела. Я гораздо больше верю в Телеграм в плане комерческого трафика, нежели в ТикТок, в Телеграме поинтереснее аудитория.

— Возвращаясь к эрам. Ты упомянула, что сейчас эра Инстаграма, Ютуба и ТикТока. Что с Ютубом происходит?

Профессиональный продакшн. Дорогой контент. Те, кто его делают, тратят много денег, у них профессиональные команды. Что мы получаем как рекламодатели — дорогую рекламу.

Либо дешевую, но это просто прокрутки пре-роллов, мид-роллов и т.д. Еще мы получаем то, что на Ютуб уверенно ушли мальчики — гаджеты и машины на Ютубе рекламировать хорошо.

Всё, что девочковое — это только Инстаграм.

У меня уже четко по клиентам несколько лет так.

Меня в последние годы только расстраивают топовые каналы, которые стоят по + тысяч, потому что дают очень мало трафика, а цена ошибки очень большая.

Например, размещаешься у примы Ютуба — свежие цифры приведу в пример — суперзвезда стародавняя, не буду называть по имени, дает тысяч просмотров и полторы тысячи переходов.

Это смешно. В то же время, размещаешься, например, у Инстаграм-блогера: у нее тысяч подписчиков, охват сторис тысяч, и 11 трафика. По продажам такая же пропасть. Это не разовый провал.

Топовые блогеры Ютуба — из-за своей высокой стоимости, из-за того, что они несут высокие расходы, из-за того, что их стало много, они терпят жесткую конкуренцию, Ютуб пушит детские ролики — это все становится не очень рентабельно рекламодателю.

— Ютуб пушит детские ролики?

Да, всякие мультики, развивашки, которые выскакивают, все это дешевое и кликбейтное — наверху, а контент, в который ты вложился, задействовал 50 человек, чтобы его снять — он будет в заднице, и Ютуб плохо дает просмотры такому контенту.

— Ты упомянула, что стоимость дорогих ютуберов не оправдывается — это частая история?

Да. Я тебе просто привела пример.

— Это глобальная проблема?

Разрыв — это глобальная проблема: они тратят больше денег, просят больше денег с рекламодателей. Не из-за того, что их больше смотрят, а из-за расходов просто.

— Шихман упоминала, что ей в тысяч обходится один выпуск «А поговорить».

Дудь тоже упоминал, что один выпуск у него делает 50 человек. У них у всех есть гонорары.

— Я вполне себе представляю, это может быть больше 1 млн рублей. Другая проблема — окей, огромные телевизионные гонорары, это значит, что и бренды должны рекламироваться телевизионные? Ты говорила, это приводит к тому, что блогеры начинают запрашивать гонорары миллионные, что абсолютно отрезает их от малого и среднего бизнеса. И что дальше происходит?

Искать других блогеров. Работать с другими.

— Крупные блогеры отрываются от земли?

Они становятся вне нашего рынка. С ними работают контрактами, эксклюзивами всевозможные банки, автопредприятия, крупные застройщики — но застройщики они не очень любят контракты подписывать, больше разово покупают. Для товарки, интернет-магазинов, для земного бизнеса, который думает о продажах, а не стратегии, и не транслирует что-либо подрастающему поколению — как Альфа-банк, который уже обрабатывает детей — это поляна для них. Рынок взрослеет.

— Попробую с позиции зрителя. Я смотрю Дудя, мне нравится. Как небольшой компании, мне бы хотелось разместиться у него, ведь он такой классный. Но при этом стоимость за выпуск у него была 2 млн рублей, сейчас уже больше, наверное. При этом они предпочитают долгосрочные контракты. Для меня это будет нерентабельно в любом случае, потому что это не даст того объема заказов, на который я рассчитываю, чтобы окупить эти расходы?

Это самое плохое, да. Их очень хочется купить. Интернет-магазины смотрят на Дудя, Шихман, Собчак, им кажется: «Сейчас я напрягусь, поднакоплю, и тогда просто деньги с неба посыпятся, бомбанет».

А оно не бомбанет, потому что не получается так, что два удара — восемь дырок. Работает система. Нужно вкладываться на протяжении долгого времени, строить воронку и учиться мультиканальности, а не купить один выпуск у Дудя, что-то не так сделать — цена ошибки будет большой. Никак не сойдется математика. Он даст тебе охваты, но не додаст трафика, лидов.

У меня много людей, которые дают инсайты по поводу размещения у Дудя — клининговые компании, интернет-магазинчики — охваты большие, а дальше оно не запускается.

— Это касается, наверное, всех крупных блогеров, у кого от миллиона подписчиков? Шихман, Вилсакома.

Всех или не всех — мы не знаем.

— Это переход блогеров в высшую лигу.

Не бывает так, что в одном месте очень плохо, а в другом совсем по-другому. Это некий тренд. Ютуб превращается в телик одним словом.

— И дальше происходит неожиданная смена: у них начинают размещаться такие компании, которым не так важны конверсионные результаты. Они рассчитывают на охваты — это уже академический маркетинг. Это глобальная проблема в целом. А что происходит с теми, кто блогер старой школы — Доля, Лебедев? Как они чувствуют себя на новых платформах? Они мигрируют?

Во-первых, блогеры из нашего рабочего пула стараются делать себе хотя бы две платформы. У них свои жизненные трудности, и блогеру с одной платформой выживать уже посложнее — сложнее забирать трафик на одну платформу.

Блогеров старой школы мы можем встретить там-сям и еще вот там. Два-три места присутствия у них обязательно есть. У того же Лебедева — он закрыл ЖЖ, не получилось с Фейсбуком, он в Телеграме, на Ютубе, даже в Инстаграме — там у него есть рекламодатели.

— По его присутствию можно следить, какие платформы дают вирусный потенциал, мне кажется.

Не только по его. Они все друг на друга смотрят и повторяют. Варламов, Лена Миро есть в Телеграме, сайты ЖЖ у них остались, Варламов еще на Ютубе есть, Инстаграм. Аудитория у них растет вместе с ними.

У всех цифры разные — у кого-то всего по тысяч в месяц, но с ними их ядровая аудитория остается, поэтому эти блогеры остаются высококонверсионными, продающими.

— Эти люди еще активно пользовались персональными сайтами. А эра таких сайтов вневременная, или что с ними происходит?

Есть свои минусы и свои плюсы. Если у тебя свой сайт, ты с ним приседаешь сам: как хочешь, так и добывай трафик. У тебя нет инструментов, ты не можешь пользоваться расшаром. Но они имеют место быть.

Айфонс есть — это не именной сайт, а издание.

— По-нашему опыту такие сайты перформят хуже, чем когда мы начинали в

— Это проблема конкретных сайтов, может, они не адаптировали контент под новые платформы, или изменился рынок медиа, что контент теперь потребляют теперь в другом месте?

Контент потребляют ленточно. Эта особенность потребления уже много лет. Социальные сети приучили нас к ней. Листаешь, и у тебя там разное.

Тебе кажется, что посмотрел одно место, и уже в курсе всех новостей. У goalma.org есть главная страница, можно подписаться. Но даже его я читаю через Фейсбук — вижу какой-то анонс, перехожу, либо из рассылки. Что происходит с сайтами — постепенно они теряют популярность.

— Ты же запустила «РабДно». Идешь против тренда?

Я не иду против тренда. Сделала и сделала — пришла Масленникова, предложила сделать. Мне нравятся герои, я считаю, что реальная жизнь — не такая, как в Москве, люди живут по-другому.

Мне это интересно, проект меня не раздражает, расходы на него меня не напрягают, поэтому я его делаю. В плане трафика все говорят цифры — бесплатного практически нет, мы забираем последний.

— Где остался бесплатный трафик?

— Ты довольно много наблюдала за тем, как развивались блогеры. Почему сама не решила зарабатывать на блогерстве? Сделать себе не просто имя человека-маркетолога, а Торшина — блогер?

Мне кажется, это очень стыдное. Был момент, когда чмырили блогеров и стартаперов, они все были клоунами. А сейчас, если анализировать, блогеров можно поделить: есть те, кто про глянец и лайфстайл, транслируют нам красивую картинку — Инстаграм; есть политические — у них новости, комментарии к выступлениям, в Телеграме такого много; блогеры нишевые, которые пишут про то, про что умеют — бизнес, гаджеты, мода и т.д. Я ни туда, ни туда. Анализирую тех, с кем мы работаем, какая у них точка роста может быть, кто — микро, кто — макро.

— Меня это волнует, как предпринимателя — можно ли стать популярным предпринимателем, не изменяя своего амплуа, не заигрывая с аудиторией, не снимая клипы как у Игоря Рыбакова, не давая советы о том, как жить? Обязательно ли менять свой подход под этот архетип?

Мне кажется, чтобы стать крупным предпринимателем с оборотом в сотни миллионов, нужно очень глубоко в задницу засунуть свою индивидуальность, эмоциональность, свой привычный образ жизни.

Нужно быть вообще другим. У по-настоящему успешных людей все еще нет сайтов, они непубличные, они не гуглятся, не отсвечивают.

— Кого ты называешь успешными людьми?

Ты знаешь, кто стоит за сетевыми клиниками, застройщиками, управляющими компаниями?

— Пожилые люди, я полагаю.

Необязательно, им может быть лет 40+.

— Это их дети уже скорее. Окей, про блогерство понятно. Мне еще понравился пассаж у тебя — ты упоминала в интервью для French TV про накрутки у блогеров, что ничего нового нет — все идет корнями из прессы, где было привычным завышать тиражи. Теперь блогеры надувают чеки, говорят, что у них охват выше, подписчики.

Подписчики уже в принципе ничего не означают. На Ютубе произошло развенчание мифа о подписчиках: это техническое число, которое не дает представления ни о чем ни рекламодателю, ни блогеру, это только сбивает с толку.

Имеет значение, сколько людей посмотрит конкретный ролик. Если минутный ролик посмотрело миллион человек — сколько посмотрело минуты? Эта статистика интересна.

Лайки, дизлайки на Ютубе, взаимодействие со ссылками в Инстаграме и на Ютубе. Есть аудитория, подписчики, охваты и какое-то равнодушие пользователя — он смотрит, и он безучастен. Не то, что покупку получить, от него лайк блогеры выпрашивают, добавление в закладке. Люди просто скроллят.

— Ты про тех, кто стал популярным по шаблону, но не смог создать эмпатии?

Мне кажется, миллиард причин. И технологических, и логистических. В том числе, как потребляется контент: ты видишь красивую фотку, видишь пять слов из поста, скроллишь дальше.

Лайки относятся только к визуальной части. Рекламодателю и мне как специалисту коммерческого трафика на них без разницы. Открывает человек дальше, будет читать или не будет? Недосматриваемость сторис, неоткрываемость постов, до ссылок никто не доходит — вот это равнодушие пользователя, потому что он уже заюзан во все уши и глаза.

— Мне рассказывали, что на человека приходится около рекламных сообщений в день. Мы перегружены рекламой. На твой взгляд, если говорить про историю с накрутками — насколько она большая в блогосфере, в том же Инстаграме? Какой процент блогеров, которые через вас проходили, были замешаны в накрутках?

По проценту сложно сказать. Продающих блогеров — сделаешь 10, дай бог, чтобы были конверсионными, у которых ты будешь закупать повторно и работать годами.

— Несмотря на все критерии, как вы проверяете их? Обратную связь изучаете и т.д.

Да, чаты в Телеграме, trendhero. Самое главное, когда закупаешь блогеры — инсайты. Ты общаешься с кем-то в рынке, кто в твоей весовой категории, делишься с ними полезным, они делятся с тобой.

Если есть инсайт, что блогер рабочий — это самое надежное вложение денег. Закупка новых блогеров — это всегда риски. Если ты просто почитал чатики, посмотрел про него на trendhero, подписался и почитал комментарии у него — все равно риски.

— Те блогеры, которые сознательно накручивают себе — Ботановна, например, Косенко — они имеют право быть на этом рынке и продолжать в будущем?

Кто я такая, чтобы Ботановну выгонять из Инстаграма? Мы размещали у нее рекламу. Плохо. Это было один раз в

— Это люди одноразовых контрактов? Благодаря их многомиллионной аудитории через них пройдут сотни рекламодателей, каждый обожжется и ничего не расскажет, и человек продолжит собирать бюджеты?

Нет, я думаю, кто-то кому-то все равно расскажет.

— Почему нет скандалов или топ перекрученных блогеров?

Ты же никогда не знаешь наверняка, может, дело в тебе. Как блогеры говорят: «У вас товар не подходящий/ Вы зря мне свое ТЗ дали, лучше бы по своему работал». Есть миллиард причин, почему блогер не сработал, половина из них на стороне блогера, а половина на стороне продукта. Конечно, когда у одного обломилась, у второго, третьего, они уходят в пену дней — продолжают что-то писать, крутить своих ботов.

— Люди, которые личное путают с публичным — это же за гранью? И блогер сам прочерчивает эту грань, а многие делятся буквально всем. На это есть запрос?

Люди рожают в прямом эфире, на две полоски писают, детей крестят в прямом эфире, погибают в прямом эфире.

— Это экономика внимания? Люди подсели на лайки и потеряли ориентиры. Интервью с маньяком — из той же серии, ведь никто не просил.

— Нет, не буду, просто это бесит. Я понимаю, что есть люди, которые поступаются принципами. Но кто я такой, чтобы говорить, что здоровое, а что нет, я не духовный наставник.

Я не берусь давать им оценок. Думаю, существует такое понятие как психология блогера. Нормальные или ненормальные они относительно непубличных людей — наверное, нет. То, что я бы не стала сама делать, я, наверное, отнесу к ненормальному. Но это не самое плохое, что делают люди.

— Ты упоминала, что реклама и продвижение продуктов сложнее, чем покупка рекламы у блогеров, даже у сверхконверсионных. Что ты имеешь в виду?

Не получится просто прийти к успеху, если знаешь всех конверсионных блогеров Рунета, и просто пойдешь и купишь у них рекламу, поведешь к себе на сайт. Все немного сложнее. Нужно выстраивать систему, чтобы у тебя была реклама у блогеров, потом тут же тебя подхватил контекст, чтобы люди увидели тебя у блогера, начали забивать, и там ты бы был.

Если они к тебе придут, но у них не будет денег, нужно их потом в соцсетях догнать — это все нужно выстраивать, включать мультиканальность, чтобы ты был и там, и там. И вообще блогер — это только праздники, сезон, инфоповод, момент выхода на рынок. Невозможно постоянно работать с блогерами, даже корпорации так не делают — у них есть какой-то контракт, инфоповод, они ведут блогеров на завод. Это не на каждый день. А будние дни — это контекст, таргет, ретаргетинг.

— Главное — быть мультиканальным?

Эффект быть везде. Чтобы ты не один раз мелькнул у блогера, пусть даже у супер крупного. Чтобы тебя можно было нормально нагуглить, чтобы ты догонял человека в каком-нибудь Фейсбуке, понимал, что делать с брошенными корзинами хотя бы частично. Ты должен быть везде и иметь запас денег на это. Раскачивать все это — очень долго, не за месяц и не за два. Хотя бы на полгода нужно иметь запас денег.

— Рекламный бюджет нужно планировать минимум на полгода активностей, не прекращать их, системно продолжать пробовать?

— Я поддержу это. Мы с другом шли параллельно — он добился успеха в том, чем мы занимались, а я нет, потому что не рассчитал свои силы, бюджет и совершил базовые ошибки. Важный вопрос про конкуренцию в Рунете. Чтобы ты сказала о том, что конкуренция растет, поджимают маркетплейсы, трафик дорожает, блогеры дорожают — что делать?

Если бы я сейчас уходила в создание продукта, я бы делала продукт под платформу. Я бы изучала, как и что работает на платформе — взяли бы Вайлдберриз и Озон, Инстаграм. И, опираясь на механизмы ранжирования, где рекламные кабинеты, какие конкуренты, я бы делала под них.

Делать продукт и делать вид, что не существует маркетплейсов — мне кажется, это самоубийство. Надо затачивать изначально продукт под маркетплейсы: смотреть, какая цена, иметь в виду, что они возьмут свой процент, что нужно будет продукт немного порекламировать, чтобы у него была узнаваемость в рамках маркетплейса.

— За прошлый год количество продавцов с 19 до 90 тысяч на Вайлберриз подросло. У меня ощущение, что 70 тысяч живут в парадигме «не делать рекламу»: они в парадигме, что есть спрос, их задача — попасть в топ-3 карточек, чтобы получить максимум сбыта.

Все циклично. По моим клиентам — они уже побыли на Вайлдберриз, столкнулись с тем, что таких умников там не , а 10, начинают валить друг друга отзывами «товар бракованный», «подделка» и т.д. И они приходят к тому, что им тяжеловато, спрашивают у меня: «Может контекст или таргетинг? Или реклама у блогеров? Сайт сделаем и будем туда вести?»

— Все возвращается к классическому маркетингу. Если у компании есть амбиции расти кратно, ей нужно заниматься классическими инструментами.

Да, бизнес — это расходы. Если у микробизнеса оборот тысяч в месяц — может быть, их тема — Вайлдберриз. Например, девочки-рукодельницы.

Если что-то большее, хотя бы амбиции на тысяч или миллион по оборотке — конечно, без вложений в рекламу и маркетинг не обойтись.

— Ты упомянула про микробизнесы. Есть же еще микроинфлюенсеры. Сейчас микроинфлюенсер — это новая профессия. Человек, у которого условно 10 тысяч подписчиков в какой-то из соцсетей — но с ним же работать нерентабельно, если это не автоматизировать?

Это не автоматизировать. Вообще работу с блогерами не автоматизировать, это человек — человек. Куча была бирж, где можно было выбирать, у них были рейтинги — это еще с года тянется. Во-первых, блогер, который востребован, у которого классная аудитория, не пойдет на биржу. К нему идет прямой поток рекламодателей.

Да. Есть такое искажение пространства — корпорации любят микроблогеров, работать с ними по бартеру. Даже микроблогер — он еще микро, но уже охреневший. Он уже трусы с лифчиками, жрачку, ресторанчики, салончики рекламирует. Хуже, если он не охреневший, а дикий — аудитория уже есть, а как себя продать он не понимает — с ним сложно, он косячный и непредсказуемый, как обезьяна с гранатой. У меня это все на руках менеджеров держится. Они пользуются чатами, все мониторят, но это все равно ручной контакт: отслеживают его, списываются, пересылают, согласовывают. А микроблогеров представляешь сколько, сколько их нужно, чтобы охват был хотя бы тысяч, и у тебя воронка пошла? Их нужно делать 3 в неделю, а лучше — каждый день.

— Мне казалось, что решение в автоматизации. Появляются платформы, которые стараются ответить на этот вопрос. Ты считаешь, у них нет шанса?

Они появляются уже 10 лет.

— LabelUp, GetBlogger, HypeAuditor.

— Мне нравится продвижение через блогеров, я бы хотел этот канал масштабировать: увеличить расходы на блогеров в разы, но не получается. С микроблогерами у нас пока тоже человек — человек, с макро — ну, нашли мы десяток конверсионных блогеров.

— В твоем случае не получается, потому что вы уже закупили, а их не бесконечно много. Блогеры создают это ощущение, что их бесконечно много, что контекст выгорает, что в Фейсбуке и Инстаграме слабая ротация в таргете. Но они конечные. Продающих блогеров мало, особенно тех, которые в состоянии в моменте у тебя что-то отбить.

— Получается, блогеров-звезд десятки или сотни, у которых миллион+, которые из старого арсенала типа Доли, Лебедева. Блогеры новой волны, миллионники — их уже тысячи. Со стороны выглядит, что идет локомотив, в который всасывается сотни тысяч молодых ребят и девчонок, которые это делают своей основной профессией. И они создают ощущение индустрии, к которой ты можешь прийти с деньгами, дать денег и получить результат. А твой тезис — это обманчиво, что их сотня, две, три?

Поставщиков интересного трафика в Рунете — ограниченное количество. Рынок растет, становится более профессиональным, продюсерским. Это одна история. А другая — спрос, потребительская способность, богатство населения. Блогеров-то много, но тех, которые могут своим авторитетом продать, которые имеют такую силу, что люди деньги им понесут — их не может быть много. Блогеров становится больше, а покупателей больше не становится. Поэтому история конечна. Мне кажется, вы в Мэрроботс и Picooc уже усекли эту фишку: много кого попробовали и для себя определили блогеров 30, у которых просто будете повторять рекламу.

— Феномен «Авторских медиа». Ты упоминала, что хочешь об этом поговорить. Я так понимаю, он заключается в том, что блогеры дорожают многократно?

Феномен заключается в том, что был блогер, с ним хорошо работали — он зарабатывал деньги, был в состоянии окупиться. Он переходит к «Авторским медиа» и становится, в лучшем случае, х2. Иногда он становится х8 — все, блогер ушел с рынка: он стал доступен Сберу, БМВ.

— Это то, что делают «Авторские медиа» с блогерами на твой взгляд? Мы обсужали, как блогеры попадают в высшую лигу — видимо, вот так.

Да. В один момент они начинают необоснованно стоить столько, сколько раньше не стоили.

— Многие из наших блогеров пошли по этому пути, и я не знаю, что с этим делать.

— Находишь хорошего блогера, бац — он стал недоступен.

Да. И стремиться больше не к чему. При всей своей недоступности он не вырос в 10 раз качественно, чтобы столько стоить.

— Аудитория приросла в два раза, а ценник увеличился в пять.

— Мы категориями пересекающихся прямых видим, что, с одной стороны есть тренд — стоимость блогеров дорожает, с другой стороны — хороших блогеров больше не становится. Если продлить тренд вперед, выглядит так, что инфлюенс-маркетинг замыкается на какой-то группе блогеров и не масштабируется.

Это социологический процесс. Новые блогеры рождаются.

— Если пофантазировать: должны появиться новые блогеры на ТикТоке, более голодные. Они заводят Телеграм-каналы, Инстаграм-аккаунты, гонят туда аудиторию, и превращаются в мультиплатформенных блогеров.

Да, переливка аудитории с платформы на платформу. Пример из прошлого: всегда стилистами и визажистами были девочки, они обозревали какую-то косметику на Ютубе и в Инстаграме, а потом появились геи-визажисты и выстрелили, это стало интересно. Это на стыке социологического явления — появилось новое явление. Ждать, пока подрастет ТикТокер — бесполезно, они появляются естественным образом.

— Нужно скаутингом заниматься?

Да, постоянно искать. Этим занимаются мои менеджеры.

— Что дальше будет, трансгендеры?

Они уже есть: стилисты, визажисты, публичные люди.

— У нас сейчас все еще ковидный период, третья волна. Кому время помирать?

Время помирать тем, кто вечно летает в волшебных мирах, иллюзиях, кто считает, что у бизнеса должны быть супер миссия, и за эту миссию люди должны покупать товары.

Люди, которые не понимают, что есть Вайлдберриз, что там можно нагуглить за две секунды, что товар стоит рублей, а они пытаются продавать это по Те, кто ищут лучших людей — мы будем продавать только веганам-фреганам, только тем, которые за эко, а другим не будем продавать — всё это взять и выкинуть. Сейчас они сами собой выпилились.

— Только реальные продукты, реальная польза без фантазий.

Да, без фантазий о себе, о мире, о стране, в которой ты продаешь.

— Ты говоришь, что надо делать разные вещи на разных этапах воронки продаж. Как эта воронка в твоем понимании выглядит?

Начать блогерами и с интернет СМИ, на которых хватит денег, продолжить контекстом и поиском РСЯ, продолжить ретаргетингом в Фейсбуке и Инстаграме. И повторить этот цикл много раз — так жить. И все считать.

— Академический термин AIDA тебе релевантен в этом плане?

Там 4 буквы, их уже Но в целом да. Нужно просто продержаться в поле гуглинга пользователя до того момента, пока у него в жизни будет «надо прямо сейчас». Ему, может быть, надо через месяц-два, через год.

— Вы оперируете CJM, про который писали McKinsey? Они академизировали этот подход.

Интересная штука. Все это мы так и делаем, считаем, анализируем. Денег только нужно иметь надолго — полгода и больше, это камень преткновения.

— Ты говорила, что хотела бы больше иметь международных клиентов. Как принципиально отличаются подходы в продвижении на международном рынке и в Рунете?

Ну, например, говоришь чуваку, который уже имеет опыт продвижения в штатах и Канаде: «У вас будет по $20, нормально?» А он спрашивает: «Это что, клик? Да, нормально». Конкуренция жестче, ставки выше — это принципиальное отличие. Но в штатах много штатов: от Техаса к Нью-Йорку и от Калифорнии к Нью-Джерси все тоже отличается.

Принципиальный подход еще в том, что там люди думают по-другому: наши русские мозги все еще верят, что удастся вскочить в рынок быстро, безболезненно, месяц покрутить контекст — и все классно, ты бизнесмен, или выпуск у блогера — и ты в масонской ложе. Те, кто выходит на рынок в штаты, не тешатся такими иллюзиями: они знают, что будет долгое рубилово, и это будет битва бюджетами.

— Среди твоих клиентов есть те, кто вышел туда и остался?

Да, айтишка. Это автоматизация, роботизация, SaaS-решения, CRM. Товарки вообще нет. Если услуги, мувинги какие-то. Только секс-шопы разве что.

— Что ты думаешь про перспективы — куда все движется? Что ты видишь трендами на рынке Рунета?

Я об этом мало думаю. Мне кажется, супер изменений не будет. Все плавно будет перетекать — вечное движение платформ, когда людям надоедает Фейсбук, они идут в Инстаграм. Мультиплатформенность. Оттекут в ТикТок.

— Я перестал заниматься операционной работой и начал думать, что нас ждет. Это попытка хакнуть систему — не предсказать будущее, а нащупать мега-тренд и понять, твой бизнес попадает в него или нет. Мой — не попадает.

Вы же работаете с маркетплейсами.

Наше слабое место в том, что мы дистрибьютор. Время дистрибьюторов со временем пройдет совсем. Я в этом убежден — лет через Эту роль, вероятно, заберут на себя маркетплейсы: если они будут генерить половину оборота по бренду, то какой смысл отдавать продукт кому-то вовне. Можно посмотреть, как Амазон копирует SKU, у них есть Амазон basics. Наши маркетплейсы до этого еще не добрались, но доберутся. Собственные бренды типа бивана приносят в пике около 8%, что несущественно. Поэтому мне важно смотреть в будущее, находясь здесь и сейчас.